Серебряный ублюдок (ЛП) - Уайлд Джоанна

— И что же это?

— Не превратиться в свою мать, — отвечаю я. — Тем не менее, я нахожусь в мотоклубе в одном нижнем белье. Для чего эта кровать?

Он осматривает комнату, явно озадаченный — все вокруг такое старое и потрепанное, а одеяло настолько тонкое, что его и одеялом сложно назвать.

— Это одна из тех комнат, которые старухи не будут убирать, не так ли? — спрашиваю я, подняв брови. — Я знаю, что это за место. Не здесь ли ты практикуешь все свои секс-навыки? Ты и все твои друзья? Какой глупой должны быть та бедная шлюха, которая будет здесь отсасывать? Я поклялась, что больше никогда не увижу ни одной из таких комнат, Пак. Потом мне позвонил Тини, и я вернулась туда, откуда начала. Я должна это исправить

Лицо Пака застывает.

— Ты плохо соображаешь, — холодно произносит он. — Мне жаль, что твоя мама умерла, но тебе лучше заткнуться.

— Иди на хрен, Пак.

Он идет мне навстречу, с мрачным выражением лица.

— Если тебе нужны были деньги, ты должна была прийти ко мне, — говорит он. — Я твой старик. Когда такое дерьмо случается, ты должна звонить мне.

Серьёзно, что ли?

— Парочка проблем в твоем сценарии, — срываюсь я. — Во-первых, ты не мой старик, но ты все равно продолжаешь говорить людям, что я твоя старуха. Я не согласилась, Пак. Нужно два человека, ты знал об этом?

— Бекка…

— Не перебивай меня, — продолжаю я.

Гнев сбивает онемение. Это приятно. Очень хорошо.

— Я взрослая и сама забочусь о себе уже много лет.

— И, бл*дь, ты отлично справляешься. Где твоя одежда, Бекка? Ох, подожди. Ты потеряла её во время рейда на стрип-клуб. Это было до или после того, как ты выбросила всё, что у тебя было, в окно?

— Тини убил мою мать!

Пак замирает.

— Что?

— Он убил её, — говорю я, хватаясь за свое горло.

Чёрт. Я собираюсь снова заплакать, а я не хочу плакать. Я хочу быть сильной и злой. Сосредоточенной.

— Она предупреждала меня. Она сказала, что он убьёт её, если я не отправлю ей деньги, чтобы она смогла уйти, но у меня их не было. Я даже ходила в этот клуб раньше на этой неделе, думая, что смогу заработать для неё денег. Но я не смогла пройти через это, потому что у меня было драгоценное достоинство, школа и ты, мудак. Да, это так. Я не хотела потерять тебя, поэтому не стала ей помогать! Теперь она мертва! Он убил её!

Пак подходит ко мне, но я поднимаю руку. Он игнорирует это, и я падаю ему на руки, слезы прорываются наружу. Затем он мягко гладит меня по спине. Боже, почему он так добр? Это значительно все усложняет.

Я хочу драться, а не плакать.

— Хорошо, давай разберёмся, — говорит он наконец. — Во-первых — и я должен спросить это — у тебя есть какое-нибудь реальное доказательство того, что она умерла? Он может лгать тебе.

— Мой мобильный телефон, — шепчу я. — Он прислал мне фотографии. Из морга. Также свидетельство о смерти. Это правда.

— Хорошо, — отвечает он. — А откуда ты знаешь, что именно он ее убил?

— Потому что она предупреждала меня. Она умоляла меня спасти её, а я не спасла. Это я во всем виновата.

— Нет, — отрезает он. Внезапно он смотрит мне прямо в глаза, держа меня за плечи обеими руками. — Ты не сделала ничего плохого. Это не твоя вина — она сделала свой собственный выбор, и они долгие годы причиняли тебе боль и использовали тебя. Если ты сказала ей «нет», то это потому, что ты была достаточно умна, чтобы спасти себя. Тоже самое могу сказать и о долбанном времени.

— Ты просто должен был добавить последнюю часть, не так ли?

Он не отвечает, хотя я вижу, как у него сжимается рот. Хорошо. Я задела его.

В комнате наступает тишина.

— Так зачем тебе нужны деньги? — наконец спрашивает он. — Ему не хватает на похороны?

Я горько качаю головой.

— Нет, но он сказал, что, если я хочу получить ее прах, то должна заплатить ему. Много.

— Этого не может быть.

— Три штуки. Если я не отправлю их, он выбросит ее прах.

Лицо Пака темнеет, и я вижу, как он двигает желваками.

— Поэтому он и позвонил, чтобы сказать, что твоя мама умерла, и вытащить из тебя бабки. Ты не смогла бы заработать такие деньги в этом клубе, Бекка. Не за один день — и ты должна была знать, что я приду к тебе, когда услышу, что случилось. Что на самом деле происходит?

Я думаю над его вопросом. Если я отклонюсь от правды, так или иначе смогу вернуть свою машину. Я всё ещё смогу поехать за Тини.

— Ответь на грёбаный вопрос, Бекка.

— Я хотела получить её прах.

— Ты знаешь, я могу помочь тебе.

— Можешь, но только с определенными условиями.

— Я понял, — внезапно говорит он. — Ты пытаешься сменить тему. Отвечай. Немедленно. Зачем тебе ехать в Калифорнию?

— Я собиралась убить его, — признаюсь я. — Я не чувствую, что когда-нибудь буду свободна, если он будет жить. Может, это звучит безумно, но он ужасный человек и не заслуживает жить на этом свете. Вот почему я ни с кем не говорила — я не хотела никого превращать в своего сообщника, особенно тебя.

Пак рычит, затем отталкивает меня, чтобы подойти к окну. Он наклоняется вперёд, кончики пальцев белеют, когда он сильно сжимает их. Мне стоит радоваться, что он не сжимает мне горло.

— Тебе не приходило в голову, что я могу позаботиться об этом? — цедит он через зубы.

Я смотрю на него безучастно.

— Что ты имеешь в виду?

— Однажды ты спросила, что я делаю для клуба. Я решаю проблемы. Тини — это проблема.

Я сглатываю.

— Ты не можешь так поступить.

— Да, могу, — отвечает он, повернувшись назад, чтобы посмотреть на меня.

Его взгляд темнеет, и я отворачиваюсь. Раньше я видела его таким только один раз, в то утро, когда он увез меня. Горячий гнев кипел под обманчиво холодной наружностью. Такой опасный.

— Если ты хочешь, чтобы он умер, я сделаю это. Но ты должна, бл*дь, поговорить со мной об этом.

— Ты говоришь как социопат, — расплываюсь я в улыбке. Чёрт. — Не могу поверить, что сказала это.

Пак подходит и, схватив меня за затылок, крепко прижимает к своему телу. Воздух между нами меняется — раньше в нем витал гнев. Теперь нечто большее.

— Ты принадлежишь мне, — рычит он, его дрожащая рука обводит контур моего лица. Я чувствую, как его пальцы хватают мою челюсть, так близко к моему горлу. — Это значит, что я забочусь о тебе. Я думал, что ты вне опасности от своего отчима. Но раз он всё ещё причиняет тебе боль, значит ты не в безопасности. Теперь я решу эту проблему, чтобы он больше никогда тебя не обижал. Это не делает меня социопатом, это делает меня твоим стариком.

Потом его рот набрасывается на мой, жестко толкаясь языком внутрь. Ужас дня, весь адреналин, все сразу настигает меня. Весь день я медленно умирала внутри, но теперь снова чувствую себя живой. Я протягиваю руку и ловлю его волосы, притягивая к себе с такой силой, которую раньше никогда не применяла. Пак стонет, потом толкает меня на кровать.

Мягкий матрас. Старые выцветшие одеяла. Только Бог знает, когда в последний раз менялись эти простыни.

Но мне абсолютно всё равно.

Все, что имеет значение, это ощущение того, как он раздвигает мои ноги. И его рука, которая, опустившись между нами, попадает в мои стринги. Его пальцы мгновенно находят мой центр, словно мишень, толкаясь глубоко внутрь.

Моя спина изгибается, и я дрожу напротив него. Это нельзя назвать мгновенным оргазмом, но что-то чертовски близкое. Как и всё напряжение, которое я несла в себе весь этот день, отчаянно пытаясь сбежать, но так ничего и не добившись без его помощи.

Пак отрывается от моего рта, затем опускает голову и хватает зубами лифчик. Моя грудь вываливается, и он всасывает её. Потребность возрастает между моих ног, напряжение бьет от моей груди до клитора, где его большой палец уже начал свою работу.

— Пак, — удается простонать мне.

Он отступает, резко рассмеявшись.

— Ничего подобного злому траху, да?

Его слова поражают меня.