Подлинная история носа Пиноккио - Лейф Перссон

«Курица по зернышку клюет», – подумал Бекстрём с довольным вздохом, и теперь темой его размышлений стал барон Ханс Ульрик фон Комер и его крайне вероятная причастность к убийству адвоката Томаса Эрикссона. Мотив ведь лежал на поверхности. Барон попытался обмануть адвоката, по крайней мере, на миллион в связи с продажей одной единственной иконы. И будущая жертва убийства разоблачила и в отместку поколотила его, а вдобавок забрала все иконы и малыша Пиноккио. Вполне возможно, он решил отомстить. Нанял кулаки и навестил адвоката с целью более справедливо поделить их совместную добычу. Но во время встречи, как часто случалось ранее, консенсуса не получилось. Адвокат принялся неистово палить вокруг себя, барон наложил в штаны, в то время как его крутые парни забили насмерть Эрикссона, когда тот попытался позвонить в центр экстренной помощи. Потом они забрали с собой добычу и покинули место преступления. В общем хаосе про музыкальную шкатулку забыли, и сам Бекстрём уж точно не собирался поднимать шум из-за данной детали. На всякий случай он также сделал пометку об этом в своем черном блокноте.

Осталась только пара мелких практических вопросов, решил Бекстрём. Во-первых, позаботиться о том, чтобы барон и его сообщники попали в кутузку, а затем позвонить своему знакомому журналисту и создать предпосылки для еще одного коричневого конверта от самой крупной из двух вечерних газет.

«Барон задержан за убийство известного гангстерского адвоката», и, по крайней мере, пятизначная сумма у меня в кармане», – подумал Бекстрём довольно и освежился большим глотком своего грога.

В то же время существовала надежда на значительно большее вознаграждение, поскольку фон Комер жил по соседству с королем в доме, который числился за дворцовой администрацией. И вполне возможно, барон также являлся другом его величества. Почему иначе тот позволил бы ему жить рядом с собой? Пожалуй, он даже был лучшим другом короля, если дать волю фантазии.

«Лучший друг короля задержан за убийство известного гангстерского адвоката» – такой заголовок представился теперь Бекстрёму, и он вздрогнул от волны возбуждения, пробежавшей по телу.

«По крайней мере, шестизначная сумма, определенно шестизначная», – подумал он. Плюс все другие конверты аналогичного содержания, на которые он мог рассчитывать, как только выяснится, что его величество также имел отношение к темным делишкам, стоявшим за убийством Эрикссона. А это уже могло привлечь международную желтую прессу и принести ему конверты с семизначными цифрами, поскольку в его понимании именно такие гонорары считались более или менее стандартными в том секторе журналистики.

Здесь можно здорово преуспеть, подумал комиссар Бекстрём, уже вполне реально представляя, как типичную летнюю засуху новостей сменит неиссякаемый поток разоблачений, имеющих отношение к главе Швеции и его близкому окружению. Он успел зайти далеко в своих мыслях, когда внезапно заснул, а когда через восемь часов проснулся, от сна не осталось и следа, стоило ему открыть глаза. Он смотрел в будущее с оптимизмом и был готов разобраться со всеми практическими проблемами, которые ему еще оставалось разрешить.

Проснувшись и стравив давление после вчерашнего, Бекстрём сразу направился в душ. И там, стоя под струями теплой воды, поблагодарил Создателя за то, что его мозг работал как часы, даже когда он спал.

Сейчас надо осторожно двигаться вперед, подумал Бекстрём. Не будить никаких спящих медведей и одновременно постараться как можно быстрее наложить лапу на маленькую музыкальную шкатулку, которая мгновенно и в обстановке полной секретности могла сделать его одним из самых богатых полицейских Швеции во все времена. Пожалуй, столь же богатым, как многие из его мексиканских и колумбийских коллег или те быстро увеличивающиеся группы мультимиллионеров, которые сегодня боролись с преступностью по другую сторону Балтийского моря.

Поедая свой усиленный завтрак, он сделал еще несколько записей на сей счет, прежде чем взял секретный, «левый», мобильник и позвонил своему помощнику Гегурре, чтобы получить от него дополнительное подспорье для своих дальнейших действий. Голос Гегурры звучал на удивление бодро при мысли о том, как мало он пил. И, несмотря на срочность дела, антиквар остался верным себе. Стал спрашивать о его здоровье и прочей ерунде, на которую только бабы и пенсионеры тратят время.

– Извини меня, но я занят по горло, – перебил его Бекстрём. – Кроме того, есть одна просьба и несколько вопросов, с чем, я надеюсь, ты сможешь мне помочь.

– Я слушаю, – сказал Гегурра.

– Хорошо, – отрезал Бекстрём коротко, чтобы исключить любую лишнюю болтовню. – Мне нужна твоя помощь в следующем. Прежде всего, не мог бы ты подкинуть мне побольше информации о том, о чем мы говорили вчера. Фотографии вещиц, когда их продавали и все такое.

– Естественно, – сказал Гегурра. – Все будет у тебя в почтовом ящике где-то через час, без имени отправителя, и, я полагаю, все наши договоренности останутся между нами.

– За кого ты меня принимаешь? – ухмыльнулся Бекстрём. – Я нем как рыба, – заверил он.

– У тебя было также несколько вопросов, – напомнил Гегурра.

Точнее три, по словам Бекстрёма. И во-первых, его интересовало, знал ли Эрикссон истинную стоимость музыкальной шкатулки.

– Согласно оценке вольного художника фон Комера, речь шла о нескольких сотнях тысяч, – вздохнул Гегурра. – Кроме того, наш барон явно вбил себе в голову, что ее изготовили в Германии. – Гегурра снова вздохнул.

– А может, Эрикссон сказал это с целью проверить тебя? – спросил Бекстрём.

– Нет, – ответил Гегурра. – К сожалению, все обстояло столь плохо, что фон Комер, как зачастую ранее, неправильно все понял. Обнаружив клейма Фаберже, он наверняка среагировал бы, но, по-моему, он просто-напросто их не заметил. Они, наверное, стоят внутри в шкатулке, а не с наружной стороны, и, если не знаешь, куда смотреть, их не так просто найти.

– А ты сам ничего не сказал Эрикссону? О ее истиной стоимости, я имею в виду.

– Я назвал минимально возможную цену по вполне понятной причине, – ответил Гегурра. – Предложил позволить мне взглянуть на шкатулку и все остальное, чтобы сделать обычную оценку. Поскольку я питал надежду взять продажу на себя, одновременно выразил сомнение по поводу пределов, названных фон Комером. Сказал также, что шкатулка, пожалуй, может стоить значительно больше, но мне надо исследовать ее и только тогда я смог бы составить окончательное мнение.

– И как он отреагировал?

– С определенным интересом, поскольку я ведь рассказал ему о стоимости иконы Верщагина.

– Но ты ничего не ляпнул о нескольких сотнях миллионов?

– Нет, конечно нет, – заверил его Гегурра. – Ты даже обижаешь меня своим подозрением.

– Ладно, теперь следующий вопрос, – продолжил Бекстрём. – Ты вроде говорил мне, что кто-то из старых знакомых намекнул тебе об иконе с толстым монахом. О ее предстоящей продаже.

– Вероятно, ты неправильно понял меня, – сказал Гегурра. – О том, что Сотбис выставит ее на своем аукционе, я уже знал. Я провожу, наверное, половину жизни, отслеживая всевозможные торги в области произведений искусства. Нет, он просто позвонил мне и проявил свой интерес по поводу иконы. Это случилось через несколько дней после того, как я увидел ее в их каталоге. Об иконе Верщагина я знал раньше и, насколько мне помниться, даже вздрогнул, когда она вдруг всплыла после стольких лет. Но случилось это до того, как мой знакомый дал знать о себе.

– Он поручил купить ее для него?

– Нет, – ответил Гегурра. – Но я понял, что она интересует его.

– Он имел какое-то представление о ее стоимости?

– Примерное. Исходная цена ведь указана в каталоге. Она, конечно, в результате торгов увеличилась более чем вдвое, но, насколько мне помнится, я говорил ему, что она может стать еще значительно дороже.

– Но никакого задания покупать ее ты не получал?

– Нет, – ответил Гегурра. – Позволь один вопрос. Почему ты интересуешься?

– Честно говоря, не знаю. Просто это показалось мне интересным совпадением, – солгал Бекстрём. – Ты не скажешь, как его зовут? Твоего знакомого.

– Не хочу этого делать, – ушел от ответа Гегурра. – Если хочешь выжить в моем бизнесе, быстро понимаешь, что о таком не болтают. Те, до кого это не доходит, обычно умирают с голода.

– Ладно, пусть так и будет, – согласился Бекстрём. – Наверняка ничего важного.

– У тебя был еще один вопрос, – напомнил Гегурра.

– Точно, – подтвердил Бекстрём. – Меня интересует, кем наш нынешний король приходится принцу Вильгельму?

– Давай подумаем, – предложил Гегурра. – Принц Вильгельм был сыном Густава V, а значит, в любом случае приходился дядей отцу нынешнего короля. Да, так, пожалуй.

– О’кей, – сказал Бекстрём.