Дивизия имени Дзержинского - Самуил Штутман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сегодня вновь Островского читал, – пишет Кудряшов. – Николай Островский не думал, наверное, что он станет и моим лекарством».
А как трогательна короткая дневниковая запись о матери:
«Небось, как и прежде, выходит к изгороди нашего палисадника и в несчетный раз вглядывается в золотисто-зеленоватую даль, все время взором ища меня... Мать – это есть мать, мама... Другого же имени не придумаешь. И его на земле нет».
В апреле 1943 г., в период затишья после боев, Роман снова возвращается мыслями к образу Павки Корчагина, к замечательному примеру Николая Островского.
«Мне нельзя, – пишет он, – себя механически сравнивать с этим творцом жизни, я мал в сравнении с ним, но и мне пора встать на какую-то широкую и главную дорогу жизни. Надо жить, жить интересней и плодотворней. Это значит, надо больше работать, делать только так, как надо. Вот чему надо подражать и у кого учиться...» И дальше, как бы развивая эту мысль, Роман записывает: «Идти в первой колонне делающих новую жизнь».
Не раз комсомольский вожак был в бою, под огнем врага, дважды был ранен.
И всегда он старался быть в гуще событий, быть там, где решалась судьба боя. После одного такого посещения передовой и участия в жаркой схватке Роман записал в дневнике:
«Сегодня был в бою и видел поле боя... Когда в 100 метрах от нас застрочили автоматчики, признаюсь, что жутко стало. Нервы напрягаются так, что всего трясет. Теперь окончательно убедился: бежать с поля боя я не могу. Значит, я не трус и могу на войну смотреть открытыми глазами».
А 3 декабря 1943 года дзержинец лаконично подытоживает свою боевую биографию: «За это время трижды встречался со смертью, но смерть отступала».
Самое волнующее в дневнике – это почти телеграфные, но емкие строки о жестоких схватках с врагом на полях Курской битвы. Приведу некоторые из них:
«7 июля. Утром я прибыл в район обороны. Все кругом горит, деревни охвачены пламенем... Самое неприятное – авиация врага. Самолеты буквально висят в воздухе. Свист, гул, шум от бомб оглушает... Бомбы рвались в 30—40 метрах. Волна воздуха сбивала с ног... Бойцы держат себя стойко. Они выстояли и выстоят! Комсомольцы держат себя хорошо...»
«8 июля. Был в районе высот. Враг лезет вперед. Деревня Теплое в наших руках... Комсомольцы дерутся хорошо».
«9 июля. Дивизия выстояла. Атаки танков и бомбежка с воздуха продолжались весь день. Никто со своих позиций не отошел. Пришел от Филатова (заместитель по политчасти полка). Ночь ходил с ним по переднему краю. Попадали под минометный огонь. Бойцы стоят отменно. В одном из батальонов провели комсомольское собрание.
...Молодцы, бойцы! Слава Чмуту, Поде, Пятогову (это воины, отличившиеся в боях, подбившие танки. – Прим. авт.).
«10 июля. Ночью был в 1-м стрелковом батальоне 283-го стрелкового полка. Вечером, ночью и утром идет страшная бомбежка и стрельба из минометов. Доподлинно сильны мы, выстояв против врага!.. Героически дерутся все».
«11 июля. Утро. Всю ночь ходил по передовой. Неяскин (комсорг) проводит собрания поротно. Удивился тому, как он это сумел. Судариков (комсорг) ранен, но работает хорошо. Комсорг Колыженков ночью водил меня по ротам батальона. Утром Колыженков был убит».
«12 июля. Ура, Россия! Твои сыны выстояли. Вчера дивизия наступала... Сегодня проводил с Петраковым (комсомольский работник полка) митинги по батареям. Слезы текут от счастья за бойцов. Все верны себе и готовы драться дальше. Нельзя писать о героизме каких-то отдельных людей – дерутся, как львы, все... Хорошо работают комсорги батальонов. Я обобщаю сейчас опыт работы в бою».
«15 июля. Восьмой день в боях, третий день в наступлении. Дивизия стала маленькой. Люди тают, как снег... Сумели провести комсомольские собрания об итогах боев по всем комсомольским организациям».
Я нарочно столь подробно привел эти дневниковые записи июля 1943 года, так как в них, словно в зеркале, отражен тот боевой накал, который был свойствен Роману Кудряшову, как и многим другим партийным и комсомольским работникам того героического времени.
К этому следует, пожалуй, добавить еще одну документальную деталь. 16 августа 1943 года Роман Кудряшов был награжден орденом Отечественной войны II степени. В боевой характеристике отмечалось, что Кудряшов достоин награждения «за личное мужество в бою и умелую организацию комсомольской работы в дивизии».
Дальше фронтовая жизнь Кудряшова сложилась так, что ему однажды пришлось даже командовать полком. Это было весной 1944 года. Шли упорные бои на небольшом плацдарме, захваченном частями дивизии после форсирования реки Серет. Более 19 вражеских контратак отбили воины полка, в котором находился тогда Роман Кудряшов. В одной из наиболее ожесточенных схваток командир растерялся, потерял управление боем. Тогда Роман Кудряшов взял на себя командование полком, воодушевил солдат, поднял их боевой дух, организовал отпор врагу. Полк отразил самую яростную контратаку танков и пехоты противника. При этом было подбито три «тигра». За этот бой Роман Кудряшов был награжден орденом Красного Знамени.
А потом пришло лето 1944 года. Маленький осколок, попавший в висок, оборвал хорошую, светлую жизнь воина-дзержинца...
Служим Отчизне. – М., 1968. – С. 629—634.
КАМЕННЫЙ МЕШОК
Отстреливаясь, фашисты бежали к горам, надеясь укрыться.
Но не отставали и красноармейцы Изюмов и Титов, буквально по пятам преследовавшие парашютистов.
У подножия высокой горы два вражеских солдата упали замертво, скошенные меткими выстрелами. Но остальные скрылись в пещере.
Бойцы залегли, внимательно наблюдая за входом в пещеру.
Прошел час. Гитлеровцы не выдержали: двое из них, оглядываясь по сторонам, выползли наружу. Бойцы не стреляли. Решив, что никого вокруг нет, фашисты подали знак остальным. И в это время дзержинцы открыли огонь.
Несколько раз пытались враги вырваться из каменного плена, и каждый раз их не выпускал меткий огонь бойцов-чекистов.
В ЗАСАДЕ
Дождь лил не переставая, холод пробирал до костей. Но воины неподвижно лежали, ожидая появления гитлеровцев. По данным разведки, они должны были вскоре пройти по этой тропе.
И вот наконец показался враг.
– Огонь! – скомандовал лейтенант Войченко ручному пулеметчику красноармейцу Ветвицкому.
Григорий мигом навел пулемет и дал короткую очередь. Шедший впереди гитлеровец упал. Остальные в замешательстве бросились на землю, затем попятились назад. Дзержинцы начали преследование, стреляя на ходу из винтовок. Еще три фашиста были убиты. Остальные побросали оружие и подняли руки.
* * *
За три месяца напряженной боевой работы дзержинцами было ликвидировано 10 парашютных десантов фашистов, убито 22 парашютиста, взято в плен 50 гитлеровцев, захвачено 69 автоматов, 89 пистолетов, 90 килограммов взрывчатки, 122 парашюта, 8 радиостанций и большая сумма советских денег.
За мужество и отвагу в борьбе с вражескими парашютистами и бандитскими формированиями 76 бойцов и командиров были награждены орденами и медалями.
В КРЫМУ И ПОТСДАМЕ
Дзержинцам выпала честь принимать участие в охране Крымской конференции союзных держав – СССР, США, Великобритании – и Берлинской (Потсдамской) конференции глав правительств этих же стран.
С поставленными ответственными задачами воины справились отлично.
ШОФЕР МАРШАЛА ЖУКОВА
О том, что произошло в тот день на трассе, сообщили югославские газеты.
Советский водитель автофургона пришел на помощь попавшему в аварию югославскому шоферу, спас ему жизнь.
Александр Николаевич Бучин – водитель Совтрансавто.
Далеко от Москвы водит он мощные автопоезда. Его хорошо знают в Белграде, Софии, Берлине...
Отличные мирные трассы. Но были в жизни Александра Николаевича и другие пути-дороги. С первого и до последнего дня войны. Пришлось ему, сначала солдату, потом лейтенанту, побывать на всех фронтах, начав свой путь под Москвой и закончив под Берлином. И все время за баранкой: днем и ночью, в зной и стужу, под бомбежкой, артобстрелом, с фронта на фронт, и всегда там, где шли наиболее ожесточенные бои, где готовилось новое наступление наших войск. И действительно, раз Саша Бучин прибыл, значит, будет жарко. И ничего удивительного в этом не было, потому что Александр Бучин всю войну был водителем автомашины Георгия Константиновича Жукова. И с ним проехал по дорогам войны 170 тысяч километров.
В каких только переделках за все эти годы ни пришлось побывать! Ситуации порой складывались такие, что и сейчас вспоминать не хотелось бы.
Но ничего, преодолевал! Фронт есть фронт. Там трудно и солдату, и маршалу.
Увернуться вовремя от пикирующего «Юнкерса» или трассирующего шквала мессеровского пулемета, преодолеть огневой налет вражеской артиллерии, найти наиболее верный путь, не боясь преград, безошибочно угадывая и определяя направление движения, обхитрив врага, который, конечно же, охотился за маршалом – вот это искусство! И Бучин владел им в совершенстве. За всю войну – ни одной аварии. Как родного отца оберегал он Георгия Константиновича. И сейчас вспоминает о нем с огромным уважением. И маршал относился к своему водителю весьма уважительно. Скуп он был на похвалу – это все знали. Был строг и требователен, но как никто другой понимал солдата – сам три войны прошел, был прост в обхождении и справедлив. Своего двадцатитрехлетнего водителя называл уважительно по имени и отчеству.