Усташский министр смерти - Бранимир Станоевич

В этом аду нас держали двое суток. Днем нас допрашивали, интересовались, где наши мужья, хотя прекрасно знали, что наших мужей отделили от нас еще на шоссе и тоже отправили в лагерь. После этого нас поместили в печально знаменитую "башню".

Иначе как кошмаром, который неведом людскому роду, это не назовешь. Внутри "башни" были только голые стены, помещение было битком набито измученными голодом и жаждой женщинами и детьми. "Башню" окружал высокий каменный забор с колючей проволокой. Наверху дежурили усташские охранники. Усташи были и внизу, среди узников якобы для поддержания порядка, а в действительности они мучили и убивали несчастных женщин и детей. Насколько я смогла узнать, среди узников были женщины и дети из наших трех сел, имевших общее название Голеши, в которые входили: Раденовичи, Райчичи и Милисавцы; были также заключенные из Млаки, Ясеноваца, Босанска-Дубицы и Хорватска-Дубицы, а также из других мест.

Этот кошмар продолжался три недели. Нас мучили голодом и не давали пить. Когда нам приносили еду, то она состояла из баланды из кукурузной муки, вместо соли туда сыпали каустическую соду, от чего внутри все горело, а воды нам не давали. Да и такую пищу мог получить только сильный, так как за еду дрались, отталкивая друг друга. Те же, кому не доставалось, умирали с голода. А что могла сделать я, имея на руках двух малых детей? Одному было девять месяцев, а второму три года. Если мне и удавалось пробиться к котлу, то еду мне приходилось наливать в уголок фартука, который был на мне надет, и этой пищей я кормила детей, самой же не оставалось ничего. К тому же малыш все время сосал грудь, хотя молока у меня уже не было. У единственного колодца всегда стоял усташ. Когда же он время от времени разрешал взять немного воды, начиналась давка в попытке достать хоть глоток воды. Тогда усташ отгонял нас от колодца, избивая и убивая тех, кто попадался ему под руку,– прикладом, ножом, ударом сапога.

На этой небольшой территории, переполненной людьми, усташи намеренно разрешили заключенным вскопать землю и посадить картофель. Было строго запрещено трогать и топтать его, но несчастные изголодавшиеся дети выкапывали картошку и ели ее сырую вместе с землей. В довершение этих ужасов и страданий все вокруг кишело вшами, нас кусали крысы, нападавшие в первую очередь на детей.

Рядом со мной умерло 5 или 6 женщин, а дети умирали в несчетном количестве от голода и кровавого поноса, вызываемого каустической содой. Каждое утро в "башне" появлялся дежурный усташ в сопровождении заключенных, которые, собрав трупы детей, вывозили их на тачках на улицу, а затем – за пределы лагеря на берег Савы и сбрасывали в овраг. Когда вода в реке поднималась, она уносила трупы. Это видели наши женщины, которых ежедневно уводили из "башни" на какие-то работы, а возвращаясь, они нам рассказывали об увиденном.

Чтобы описать этот ад, потребовалось бы несколько томов.

Через три недели усташи отобрали всех девушек и женщин без детей и увели их из "башни". Позже мы узнали, что их угнали на работу в Германию.

Мы же, женщины с детьми и старухи, оставались в "башне" еще в течение 8-10 дней, а затем усташи отобрали старух и беременных женщин и увели их. Среди них была и моя свекровь Сока Радженович. Этих женщин мы уже больше не видели среди живых. Слышали, что их на грузовиках отправили в лагерь Ясеновац. Их везли через Окучани, а далее – неизвестно куда.

Через 6 дней повезли и нас. Вначале отобрали детей у матерей. Нас всех построили, и какой-то усташский офицер произнес перед нами речь. Он страшно ругал и оскорблял нас. Говорил, что мы плохие матери, так как не умеем воспитывать своих детей. И что теперь этим будут заниматься власти, а матерям будет разрешено только приезжать и навещать их.

У женщин, не отдававших детей добровольно, усташи отнимали их силой.

Моих детей к этому времени уже не было в живых. Девочка умерла у меня на руках; ее забрали и увезли на тачке в небытие. Мой же девятимесячный мальчик умер у моей груди, держа во рту пустой сосок. И его убийцы забрали и увезли. Эта картина будет стоять перед моими глазами всю жизнь. Мне невероятно тяжело об этом вспоминать.

С мужем нас разлучили еще по дороге в лагерь, когда нас уводили из села. Мы нашли друг друга в Германии посредством переписки. Он там заболел, и как нетрудоспособного его отпустили домой. Мне же не разрешили уехать с ним. Последнее письмо я получила от него из Марибора, и с тех пор я ничего не знаю ни о нем, ни о том, где его убили.

Свекровь увезли из лагеря вместе с другими старухами и беременными женщинами, и я тоже не знаю, где ее убили. Вместе со мной в лагере было трое детей моего деверя и невестки, умерших перед войной. После их смерти я и мой муж взяли этих детей к себе. Племяннику Владо было 9 лет, когда он умер в лагере. Племянницу Саю (15 лет) удалось с помощью Красного Креста в Загребе вызволить из лагеря. Она вернулась к дальним родственникам в село Криче близ Новски и там умерла вследствие подорванного в лагере здоровья. Племяннику Остое было 12 лет. Его с помощью Красного Креста вызволил из лагеря Добри Йово и привез домой. В настоящее время он живет в селе Транковац близ Окучани.

Я осталась одна. Не знаю, жива я или нет, если бы я сказала что-то другое, я бы покривила душой. После того как у женщин отобрали детей, нас держали в лагере еще 2 дня. Затем нас построили в "башне" и погнали пешком в сторону Окучани – грязных, измученных, голодных, сгорающих от жажды, раздетых и разутых. Мы думали, что нас ведут на расстрел. По дороге мы рыдали, просили пить. Но никто не отважился дать нам ни капли воды, а тем более пищи.

В Окучани нас погрузили в вагоны для скота, запломбировали их, и поезд тронулся в направлении Загреба".

КАТИЦА ФИЛИПОВИЧ:

"Млака – это подсобное хозяйство Ясеноваца, именно так называли лагерные угодья. Ранее это были православные села, население которых истребили усташи, обширные же земли обрабатывали заключенные с тем, чтобы лагерь и гарнизон могли прокормить себя с помощью этого подсобного хозяйства. Наряду с лагерным гарнизоном там размещалось еще несколько усташских частей.

Млака когда-то была большим и довольно богатым селом. Об этом свидетельствует большое количество красивых домов и церквей. Для заключенных же Млака стала местом ужасов и смерти. Даже по сравнению с тяжелейшими условиями Ясеноваца режим там был невыносимым. "Куда угодно работать, только не в Млаку",– думали и говорили заключенные. Но все-таки многие работали в Млаке, работали там с раннего утра до поздней ночи, в дождь, холод, терпеливо перенося жесточайшие издевательства со стороны усташей, брань, побои.

Осенью 1944 года в помощь работавшим на уборке кукурузы в Млаку прибыла большая группа женщин. Никто не думал о том, что женщинам негде спать, нечего есть, нечего надеть на себя; важно было только одно – вовремя, до разлива Савы, собрать урожай кукурузы.