Сидящее в нас. Книга первая (СИ) - Штефан Елена

Дуры же набитые – продолжал настаивать король, нимало не смущаясь их присутствием. Вон нянька демонюшки всего-то решилась поплавать – невиннейшее желание – как из столь ничтожного повода высосали сокрушительную истерику. А её возможный побег на волю смехотворен и как предположение, и как факт: эта ненормальная девица обожает свою малявку, вместо того, чтобы подумать о замужестве.

Угомонить Челию смогла лишь Ютелия. Да и то, убедившись, что душа Таюли не полнится лживыми намерениями. Саилтах мрачно осматривал пропахшие дымом и припорошённые пеплом помещения, раздумывая о природе женских мозгов. И о том, что огненные демоны очень погорячились, когда избрали баб на столь ответственную роль.

Вон как всё замечательно у лонтов: демоны в мужиках, и в результате у народа разумные защитники. А у суабаларцев психованные поджигалки, болтающиеся по королевству безо всякой видимой пользы. Их и в Империи-то боятся не столько за разрушительность, сколь за ущербность мозгов.

Глава 26

Таюли блаженно улыбалась, подставив солнышку мокрое лицо – вспоминала нынешнее хлопотное разрушительное утро, закончившееся в её пользу. ЗУ снял-таки с неё змейку – только на чуть-чуть! – и отпустил поплескаться в океане. А Челия почти приняла к сведению, что нянька – даже самолично найденная и захваченная – не согласна перейти в её единоличную собственность.

Таюли обожала плавать, за что обе эти огненные штучки страшно обижались на вредину няньку. Она всем сердцем жалела своих могущественных дурачков. Однако по велению того же сердца вовсе не желала превращаться в некий бессловесный атрибут благополучия их взаимного существования. Им дай волю, станут водить её на привязи…

Да уже приноровились водить! А она и обрадовалась: смотрите, какая я могущественная девица – досадливо хмурилась Таюли, невольно теребя шею. Нет, правильно решила избавиться от змейки. С ней, конечно, чувствуешь себя неуязвимой для всяких мерзавцев – содрогнулась она, вспомнив бордель. Но даже там, как это ни странно, душа ощущала себя… более свободной что ли. А теперь при всей видимости полной свободы, её всё больше и больше затягивает в незримую кабалу. И спокойней там, и душа к ней как-то не лежит – размышляла Таюли, рассеянно пересыпая песок из ладони в ладонь.

Дом отца стоял на самом берегу, что многие горожане сильно не уважали из-за штормов и горластых морских птиц. А она почитала за величайшее благо. Каждый день – а то и дважды, и трижды – бегала плавать и слыла чуть ли не лучшей пловчихой Заанантака. Отец не считал, будто такое умение пригодится его дочери в будущей жизни. Но и не препятствовал её маленькой невинной слабости.

И вот она снова здесь: лежит на белом горячем песке и дышит этим бескрайним синим небом над головой. Кроме неё на огромном дворцовом пляже ни единого человека, что может явиться и всё испортить – дворцовые дамы не жалуют плебейских развлечений. А мужчины во время наездов в Заанантак короля толкутся поблизости от него, изображая деловую суету.

Впрочем, даже вскользь коснувшиеся её подобные мысли показались пустыми и нудными. С чего бы ей и вправду думать о подобной чуши? Таюли поднялась, сладенько потянулась и сбросила халат, в складках которого притаился вездесущий песок. Проверила, крепко ли держатся в прическе шпильки, и через минуту уже ловко поднырнула под волну чуть притихшего прибоя.

Шёлковая короткая рубашка без рукавов и штанишки до колен почти не ощущались, будто бы растворяясь в воде прямо на ней. И позволяя океану ласкать кожу, как только ему вздумается. Таюли вынырнула, немножко покачалась на волнах и поплыла с той особой, отточенной расчётливостью, по которой прибрежные жители всегда узнавали моряков. Её руки и ноги, заодно с дыханием, не сбивались с заданного сердцем ритма – не поддавались понуканиям восторга, призывающего обогнать это глупое трусливое прижимистое в своей расчётливости сердце.

 Какая разница, сколько лет оно намеревалось прожить, когда есть только сегодня, сейчас и океан. Таюли смешили эти пререкания собственного сердца со своей же душой – а ещё говорят, будто это одно и то же. Да нет же! Сердце – трудяга, лишенный пустой восторженности, мешающей ему сберегать здоровье и самою жизнь. А душа вечная мечтательница и мотовка, живущая порой одним днём, а то и единой минутой. И подлая подстрекательница, толкающая вопреки усилиям сердца на безрассудные поступки…

Кстати, о безрассудстве. Таюли вынырнула из блаженных размышлений, когда дыхание напомнило, что она не всесильна, а бестолкова. Берег тонул в гребнях играющих волн, и она слегка встревожилась. Нет, доплыть-то доплывет – нужно только чуток отдохнуть. А вот как быть с теми, кто не приходит сюда гостем, а живёт в здешних водах и…

Длинное сильное тело, что пронеслось где-то под ней, Таюли не увидала, а почувствовала. Акулы никогда не подплывали близко к берегу, но человек давно выбрался из-под его защиты. И тут уж он сам своей волей вступил в схватку с океаном, где каждый его обитатель имел право на добычу.

Таюли замерла, лихорадочно вспоминая всё, что когда-либо слыхала об этих тварях. Как они нападают, как можно от них убежать… Никак – подсказал расправляющий крылья ужас, что тихо сидит внутри, покуда жизни ничто не угрожает. И вылазит позлорадствовать, когда даже на сожаления за глупую смерть не остаётся ни времени, ни сил.

Кто знает, может, ЗУ, усевшись ей на шею, что-то изменил в её теле? Иначе, отчего она так остро почувствовала приближение акулы, рвущейся к ней из глубины? Каждому человеку нестерпимо хочется увидеть своего убийцу, и Таюли опустилась под воду с открытыми глазами. Бестолку: ничего не разглядеть. Однако в последний момент, уже дёрнувшись к поверхности, она заметила большую белую тень, что ринулась откуда-то сбоку вниз навстречу акуле.

Таюли глотнула воздуха и вдруг как-то некстати успокоилась. Стоит ей захлебнуться, и тогда не будет чудовищной боли в разрываемом теле! Да, так и надо, раз уж всё вышло по-дурацки. Выдохнуть, нырнуть и вздохнуть поглубже – чего проще?

Только бы глупое тело не подвело и не начало бороться за жизнь. Она поспешно выдохнула, страшась упустить мимолётный взлёт решимости. И нырнула, стараясь уйти поглубже, дабы не успеть себя спасти. Что-то огромное и мощное ударило в неё снизу и выбросило на поверхность. Опоздала – в отчаянье прокляла она свою подлую трусость. Глотнула воздуха, распахнула глаза и обалдела.

Хлопай мокрыми ресницами, не хлопай, а если уж оно живое, так никуда не денется. Не привидение, чтобы растаять в воздухе. Хотя и…

Такой кожи Таюли не видела ни разу в жизни: завораживающе белая, без единого пятнышка или складочки на обтянувшей мускулы коже. А длинные слипшиеся волосы да брови и того белей. Даже глаза такие светлые, что почти бесцветные – совсем хорошо. У огромного мужчины, покачивающегося перед ней на волнах, всё навевало мысли именно о привидении, как бы по-идиотски это не звучало.

– С тобой всё в порядке? – спросил он каким-то странноватым, глухим бесстрастным голосом.

Да и слова выговаривал так правильно, будто очень сильно старался не оплошать. Ну и ладно – подумала Таюли – жива, а всё остальное пустяки. Потому, что жива. Жива, и всё, и нечего тут больше…

– В порядке, – выдохнула она и вдруг…

Обморок – сразу пришло осознание того, что это не просто утро в постели, а она не просто проснулась. Таюли разлепила веки и тотчас уткнулась взглядом в чёрные икринки зрачков, застывшие в белом киселе прямо перед её носом. Тело попыталось заработать, удерживая себя в воде. Но этого не понадобилось: в сильных руках можно было даже не копошиться – так надёжно держали они свою добычу. И… так приятно.

Просто дикость какая-то! Но её так и тянуло прижаться к спасителю всем телом. Вытряхнуть бы из памяти все правила приличия, вбитые туда с детства! Только вот привычка ухватила без разбора целый пук спасительный нравоучений. И тело нехотя упёрлось руками в могучую грудь. Толчок был так себе: жиденький. Но, спаситель не мог его не почувствовать, значит, намеренно не выпустил её из рук.