Бегство от Франка - Хербьёрг Вассму

— Следующая глава будет называться «Как форсировать вечность в "хонде CR-V" через Кадакес», — сказала я как можно бодрее.

— О Господи! — воскликнула Фрида.

— Это замечательно! — сказала Аннунген и заглянула вниз в пропасть.

Смешно признаться, но эта Аннунген нравилась мне все больше и больше. Откинув голову на подголовник, я смотрела на белые известняковые горы, заросли пышных пиний и внезапные проблески моря.

Дорога состояла из сплошных крутых поворотов. Открывающийся вид мог служить отличной рекламой для испанского горного деревенского масла. Мы проехали высшую точку и снова нырнули вниз, на ярко-зеленых плато начали появляться откормленные коровы. Одна стояла всего в нескольких метрах от окна машины. Я видела ее набухшие соски, слизь на носу и вокруг рта. Она смотрела на меня круглыми, пустыми глазами и жевала.

Средиземное море грохотало в нескольких километрах от нас. Мои уши превратились в раковину в чреве моей неведомой матери. Маленький городок расположился вокруг залива и карабкался вверх по склону. С закрытыми глазами легко было представить себя где-нибудь на побережье Норвегии. Морская вода остается морской водой, из чего бы люди ни строили дома на берегу.

Дождь лил, как из ведра, и ветер унес чаек в море. Мы остановились в отеле и взяли напрокат три рваных зонтика, чтобы, отдавшись на милость испанской прибрежной идиллии, найти место, где можно поесть. Ресторан, в который мы зашли, вызвал у меня чувство, будто Средиземное море плещется тут между столиков.

— Как здесь похоже на наш Вестланн! — с восторгом воскликнула Аннунген.

— Мне холодно! Надо сесть подальше от окна, — сказала я.

Фрида уже изучала меню, которое она прихватила со столика, стоявшего у входа. Мы сели рядом с одним из двух масляных обогревателей. Ноги сразу обдало теплом. Несколько посетителей, очевидно, были тут хорошо известны. Небольшая семья с двумя малолетними детьми, супружеская пара лет пятидесяти и два одиноких мужчины, которые ели паэлью, не удостаивая окружающий мир своим вниманием.

Мне было холодно, и я была готова съесть, что угодно, лишь бы все было уже позади. Это мне напомнило детство и игру в прятки. Меня терзал голод не по ужину, а по тому, чтобы меня скорее нашли.

Фрида и Аннунген изучали меню на испанском и французском. Аннунген объясняла нам, что представляет собой каждое блюдо. Сперва она произносила его название по-французски, как заправская француженка, а потом переводила на норвежский. Щеки у нее раскраснелись, глаза сияли. Фриде явно не нравилось, что Аннунген вытеснила ее с поста руководителя поездки. Если бы я чувствовала себя лучше, это доставило бы мне немалое удовольствие. А так я безучастно наблюдала за происходящим.

— Какую роль Аннунген будет играть в романе? — вдруг спросила Фрида.

— Не самую главную, — сказала Аннунген, хотя в ее глазах светилась надежда на другое.

— Она ведь будет вымышленным, а не существующим персонажем, — уклончиво ответила я.

— Но ведь она очень важна. Как и Франк, — дерзко сказала Фрида.

— Франк? — Аннунген с удивлением посмотрела на меня.

— Франк косвенно является краеугольным камнем романа, потому что он твой муж, — объяснила Фрида.

— Боже мой! Неужели это означает, что все, сказанное мною о Франке, попадет в книгу? Что мы с ним будем героями романа? Мы, оба? Не могу поверить! Но ты должна написать это так, чтобы мама не догадалась, что речь идет о нас. Она член читательского клуба, и там тоже не должны узнать нас в романе… Это было бы очень неприятно. Ты должна написать, что Франк — очень хороший и порядочный человек. Он подарил мне большую камею наутро после свадьбы. Мне кажется, будто это было вчера. Он такой щедрый…

Тут Аннунген вытащила носовой платок, и нам подали паэлью.

— Думаю, нам не стоит обсуждать это сегодня, — сказала я.

Фрида сделала вид, будто не слышала моих слов, и принялась утешать Аннунген, обещая, что я непременно все приму во внимание, словно я была вымышленным персонажем, о котором они могли говорить в третьем лице, хотя я и сидела с ними за одним столом. Она даже не подумала о том, что я могу возразить, и не посчиталась с тем, что минуту назад я сказала, что не хочу сейчас это обсуждать.

К счастью, внимание Аннунген переключилось на девочку, сидевшую за соседним столиком, и супружескую пару, сидевшую поодаль. Девочка изловчилась и показала супругам свой рисунок. Она завладела их вниманием, и родители даже не попытались остановить ее. Зато попытался брат, который был ненамного старше. Он забеспокоился и начал говорить слишком громко. Родители не остановили и его. Делали вид, будто ничего особенного не происходит.

— О детях в этой книге не будет сказано вообще ничего. Писатель считает, что это тупик, — услышала я голос Фриды.

— Почему? Дети такие интересные, они личности, — не согласилась с ней Аннунген.

Я ковыряла вилкой паэлью. В ней было больше моллюсков и рыбы, чем перца и риса, как раз как я любила. И все-таки я не могла есть. Фридин анализ моих методов пробудил во мне желание драться. Неужели она хочет, чтобы я влепила ей пощечину при всех? Я продолжала методично ковыряться в тарелке, не зная на что решиться. Фрида никогда не позволяла себе провоцировать меня так, чтобы я осмелилась поднять на нее руку. Для этого она должна была первой меня ударить.

— Я ведь ничего не знаю о твоем замысле, — продолжала Аннунген. — Только то, что ты мне рассказала. Но подумай сама, что будет, если нас узнают? Разве хорошо, если ты припишешь нам поступки, которых мы не совершали? Ты должна более или менее придерживаться правды.

— В литературе правды не бывает. Еще меньше, чем в жизни. Предположим, ты найдешь себе в Барселоне любовника. И что же, это не должно будет попасть в роман только потому, что кто-то может узнать в тебе жену Франка?

— Такого никогда не будет. Ведь я замужем.

Я хотела предупредить Фриду, но было уже поздно.

— Вот как? Значит, ты хранишь верность человеку, который живет с другой женщиной? — спросила она.

— Что Франк делает со своей жизнью, это в общем-то его дело. Конечно, я могу быть оскорблена, могу сердиться и переживать. Но стыдно должно быть ему. А вот как я веду себя, это уже совсем другое дело. По-моему, ты не понимаешь, что я должна отвечать за свою жизнь. Я не могу разрешить писать обо мне все, что угодно!

— А ты можешь этому помешать? — спросила Фрида.

— Помешать? Я могу только полагаться на людей. Верить, что против моей воли никто не пойдет. Разве нет?

— Персонаж романа никогда не может полагаться на писателя, — сказала Фрида. — Но если ты найдешь себе испанца, писатель может приписать его мне. Ради Франка.