Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг. - Валерий Авдеев

Поскольку эта речь лидера кадетов напрямую задевала честь и достоинство самого П. Игнатьева, он дал законный ход рапорту своего подчиненного, направив его по команде на имя Главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Однако тот посчитал, что «в видах желательности сохранить в тайне личность капитана Лебедева и то поручение, которое он выполняет, необходимо разбор дела отложить до конца войны».

Наряду с этим, как Начальник Русского отделения Межсоюзнического бюро в Париже 28 декабря 1916 года Павел Алексеевич подал рапорт на имя генерал-квартирмейстера штаба армий Юго-Западного фронта генерала Н.Н. Духонина. Приведем его полностью.

«Член Государственной Думы П.Н. Милюков в заседании Государственной Думы 1 ноября 1916 года произнес речь, стенограмма коей первоначально сначала распространялась как в России, так и за границей в литографских списках. 2 января 1917 года (н. ст.) полный текст ее был напечатан во французской газете.

В этой речи г-н Милюков, разоблачая Председателя Совета министров Штюрмера в его стремлениях вступить в переговоры с Германией о сепаратном мире, указывает как на агентов Департамента полиции по исполнению этого поручения в Швейцарии на г-на Ра-таева и чиновника Лебедева. Эти два лица якобы часто ездят в Швейцарию с «особыми поручениями», как выразился г-н Милюков.

Считаю своим нравственным долгом доложить Вашему превосходительству, что г-н Ратаев и чиновник Лебедев руководят каждый отдельной организацией в нашей агентурной разведке и каждая поездка их, равно как и сношения их в Швейцарии, всегда мне известны. Я категорически утверждаю, что г-н Милюков, называя с трибуны Государственной Думы эти два имени, имеет ложные сведения об их деятельности и что ни г-н Ратаев, ни г-н Лебедев никаких подобных поручений ни от кого не получали.

Выдавая так опрометчиво наши военные секреты, член Государственной Думы Милюков нанес нам вред, о размерах коего сейчас судить нельзя. Донося обо всем вышеизложенном, ходатайствую перед Вашим превосходительством принять зависящие меры об ограждении впоследствии честных имен моих сотрудников от брошенного в них позорного обвинения. Доношу, что мною будут приняты все меры, чтобы по возможности уменьшить вред, нанесенный г-ном Милюковым делу агентурной разведки»[127].

С этим рапортом ознакомился в конце концов Председатель Государственной думы М.В. Родзянко. По его указанию было изготовлено несколько копий этого документа, с которым были ознакомлены некоторые члены Думы. Итак, лидер кадетов опростоволосился, но дело было сделано. В эмиграции он сознался, что в своей ноябрьской речи в ряде случаев блефовал, не имея достоверных сведений о том, о чем он говорил.

Никто тогда не мог предположить, что для достижения своих политических целей Павел Николаевич мог предать что угодно и кого угодно. Государственная безопасность империи его интересовала лишь постольку поскольку. Беспринципность кадетского лидера во всей своей мерзости проявилась и в 1918 году, когда он пошел на тайные переговоры с немцами, оккупировавшими часть России. Возмущенные кадеты сместили его с поста председателя своей партии, и больше его политическая звезда высоко не поднималась.

После Февральской революции П.Н. Милюков недолго пробыл министром иностранных дел в первом составе Временного правительства. Через два месяца, 2 мая 1917 года, его на этом посту заменил М.И. Терещенко. Но все это будет потом, через два года, а пока графу П.А. Игнатьеву нужно было спасать своих помощников.

К августу 1917 года царский режим уже канул вЛету. Ссориться с министром иностранных дел Военный представитель Временного правительства генерал М. Занкевич, естественно, также не хотел. К тому же П. Игнатьев был ярким представителем старого режима и монархистом, якобы замешанным в сепаратных переговорах с врагом, а посему он должен стать «козлом отпущения», если это угодно новому режиму. Комиссия В. Кривенко, полковника со столь красноречивой фамилией, накатала донос в Петроград на П. Игнатьева. Он, однако, был настолько лживым, что ГУГШ ГШ был вынужден провести самостоятельный анализ деятельности русской военной разведки в Париже. В результате он пришел к противоположным выводам, о чем мы уже упоминали, ибо необъективная оценка бросала тень на деятельность самого Главного Управления.

В целом, бросая по прошествии восьмидесяти лет ретроспективный взгляд на деятельность полковника П. Игнатьева в качестве руководителя Русского отделения при Межсоюзническом разведывательном бюро в Париже, следует отметить, что возглавляемая им организация военной разведки, конечно же, не могла решить всех стоящих перед ней задач, число которых все более возрастало по мере хода войны, а результаты ее работы были гораздо более скромными по сравнению с достижениями других разведывательных служб стран Антанты. Это, однако, не полностью зависело от воли самого П. Игнатьева и его усилий. Как уже отмечалось, до войны считалось, что она будет носить скоротечный характер, а посему русское военное командование не уделяло серьезного внимания заблаговременному созданию в Европе агентурного аппарата на «особый период». Создать же надежную агентурную сеть в нейтральных странах, способную вести разведывательную работу на территории Германии и Австро-Венгрии в условиях, когда уже разразился мировой конфликт, было весьма трудно.

Вместе с тем, как показывает анализ материалов проверки работы П. Игнатьева в ГУГШ ГШ, 38 его сообщений за май — август 1917 года, или И %, были признаны ценными, что считается нормальным для любой разведывательной службы в военный период, поскольку во время активных боевых действий каждая из враждующих сторон принимает специальные меры по дезинформации противника и введению в заблуждение его Верховного командования. Чтобы избежать этого, разведслужбами всего мира применяется система дублирования и многократного перекрытия информации за счет привлечения других, независимых источников. Такими дополнительными разведывательными источниками русское верховное командование в военный период не располагало и лишь слепо полагалось на информацию своих партнеров по Антанте.

Однако здесь уместно сказать, что накануне и в ходе войны ни одна из разведывательных служб как Антанты, так и стран Четверного союза не была безупречной и свободной от ошибок. К тому же, если говорить об обмене разведывательной информацией стран Антанты с Россией, то он был весьма дозированным с их стороны, да и сами спецслужбы этих стран далеко не всегда были на высоте стоящих перед ними задач. Даже британская разведывательная служба Сикрет интеллидженс сервис, старейшая в Европе, начало деятельности которой восходит к временам Великой Армады в XVI веке, в годы Первой мировой войны странным образом не заметила снабжения Германии британскими фирмами, которые в обход эмбарго поставляли ей стратегические материалы из британских колоний. Впрочем, возможно, такая информация была неугодна правящей в Британии плутократии, ибо ее целью в войне была нажива любой ценой.

Подобную же слепоту проявлял во Франции яростный борец с пацифистами премьер-министр Ж. Клемансо. Он замечал все. Как мы уже говорили, его жертвами стали видные политические деятели Мальви и Кайо. С подачи «тигра» спецслужбы Франции травили обоих братьев Игнатьевых. А между тем… он сквозь пальцы смотрел на сделки французских торговцев оружием. Один из них, основатель французского филиала фирмы «Виккерс» по имени Базиль Захаров в начале 1918 года был обвинен в том, что он через Испанию снабжал горючим германские субмарины, оперировавшие на Средиземноморском театре военных действий против Союзников. Однако по настоянию Ж. Клемансо это дело французские власти в конце концов замяли.

В своих мемуарах, изданных после войны, отставные разведчики стран Антанты подчеркивали, что если в начале войны в их работе были кое-какие упущения, то уже на ее заключительном этапе они якобы добились исключительных успехов в проникновении в сокровенные планы Германии. Однако факты — упрямая вещь. Они свидетельствуют о том, что Верховное командование Антанты и, следовательно, правительства Англии, Франции и США, не имели четкого представления о возможностях Германии продолжать войну. Страны Антанты, включая Россию, в течение нескольких лет подряд пытались лобовыми атаками прорвать глубоко эшелонированную оборону Германии, что стоило им многомиллионных потерь убитыми и ранеными. Даже в то время, когда война окончательно приобрела позиционный характер, а Германия и Австро-Венгрия держались из последних сил, стратеги Антанты были заняты разработкой планов ведения войны в 1919 и 1920 годах.

Поскольку в Межсоюзническом разведывательном бюро в Париже был налажен обмен информацией с союзниками, сведения о том, что Германия к 1917 году не утратила наступательной силы и война приобретает затяжной характер, постоянно поступали в русскую Ставку. Сведениям П. Игнатьева, противоречащим этим данным, не придавалось должного значения. В том числе и поэ-эму группа русских генералов в Париже, знакомая с разведин-юрмацией Союзников, а зачастую и специально дезинформиро-анная ими с целью «выколотить» из России все новые жертвы во мя общего дела, дала столь заниженную оценку данным русской оенной разведки в августе 1917 года. Только после Первой мировой войны, когда за границей оказалось большое количество усских боевых генералов, обладавших колоссальным военным пытом, они пришли к выводу о том, что вместо июньского на-тупления Русской армии в 1917 году ей следовало бы зарыться і землю и спокойно дожидаться того момента, когда Германия. и Австро-Венгрия будут раздавлены экономической блокадой и ка-штулируют. Однако известно, что на войне далеко не все решают енералы…