История болезни (сборник) - Сергей Дубянский

Обе старухи находились в комнате. Мария лежала на кровати; ее руки вытянулись вдоль тела, большие пальцы тонких ног с вздувшимися венами соприкасались, образуя подобие домика. Лица видно не было, только неприбранные волосы, и если она не спала или, не дай бог, не умерла, то, скорее всего, смотрела в окно. Полина сидела у стола, терпеливо ожидая, кто же явится вслед за неожиданным стуком. Перед ней лежало несколько смятых оберток от «Сникерсов», а челюсти двигались монотонно, как у коровы, перетирающей свою «жвачку». Зато одежда ее сильно изменилась – вместо лохмотьев, добротное платье с пестрыми цветами, никак не вязавшееся с окружающей обстановкой, да и вся она оказалась какой-то чистой и даже ухоженной, не похожей на остальных. Но больше всего Олю поразили круглоносые лакированные туфли на толстом каблуке. Конечно, это не писк моды, но туфли(!) среди общего голода, запустения и разрухи. «Мотыльки» разлетелись окончательно, и она только растерянно хлопала глазами, не решаясь, ни войти, ни снова закрыть дверь.

– Вижу, ты настырная… – Полина выдержала паузу, – чего ты хочешь? Я же сказала – писать о нас не надо.

Оля робко переступила порог.

– Я не буду писать, – согласилась она, понимая, что если сейчас начать являть свои амбиции, то едва наметившаяся нить мгновенно оборвется. А писать она будет, обязательно будет!..

– А если не собираешься писать, то зачем приехала?

Олю удивила четкость логики – здесь и не пахло никаким сумасшествием, а, значит, выбор она, как всегда, сделала верно. Главное, не ошибиться, ни в одном слове, ни в одной мысли.

– Я… – она остановилась посреди комнаты, прикидывая, предложат ей сесть или это можно сделать самой. В последний раз подобное чувство неуверенности возникало у нее лет в двенадцать, когда из знакомого класса, где безраздельно царствовала ее первая учительница Нина Сергеевна, занятия разбросали по предметным кабинетам, уставленным и увешенным непонятными наглядными пособиями. Первое время она так же чувствовала себя там неким инородным телом; потом это прошло – наверное, потом все проходит… или не все, если судить по обитателям приюта?..

– Я пытаюсь понять, что со всеми вами происходит? – наконец произнесла Оля – фраза казалась ей наиболее нейтральной, и в то же время достаточно правдивой.

– Ты хочешь понять старость? – удивилась Полина, – для чего? К ней нельзя подготовиться, даже если думать всю жизнь.

– Я не собираюсь понимать старость – и так известно, что это неизбежное состояние организма, при котором происходит угасание определенных функций…

– Нет, – перебила Полина щурясь, и от этого казалось, что она улыбается, – старость это не возраст, при котором происходит «угасание», а память.

– Можно я присяду? – Оля решила, что если беседа принимает абстрактный характер, то это надолго. Пусть ей была не слишком интересна «доморощенная» философия этой старухи, но, возможно, удастся вычленить из нее что-либо полезное?..

– Конечно садись, раз пришла. У меня ж не хватит сил вытолкать тебя, – она сдвинула стул, показывая Оле ее место.

– Так, причем тут память? – Оля боялась упустить суть.

– При том! – коротко объяснила Полина, – шоколад вкусный, – она, на удивление ловко, развернула очередную обертку и откусила сразу треть батончика, – я такого не пробовала.

– Хотите еще? – несмотря на то, что на подоконнике оставалось еще несколько штук, Оля с готовностью высыпала содержимое пакета. Вряд ли ей придется так беседовать с кем-нибудь другим – чего ж экономить?..

Полина посмотрела на получившуюся горку, вроде, прикидывая, достаточна ли плата, и неожиданно сказала:

– Оставайся до утра, и я помогу понять то, что ты хочешь.

– До утра?!..

– А что? Свободных комнат теперь предостаточно.

– Василий, вот, умер… – словно очнувшись, тихо произнесла Мария, о которой Оля уже успела забыть. Она ни к кому не обращалась, а продолжала смотреть в небо за окном.

– И что с того? – Полина чуть повернула голову (казалось, соседка ей ужасно надоела, но почему б тогда не расселиться в разные комнаты?..) – ты ожидала чего-то иного?

– Нет, но все равно жалко человека.

– Человека может быть жалко за то, как он прожил жизнь, а не за то, что он умер. Согласна? – она резко повернулась к Оле.

Вопрос застал врасплох, потому что в этот момент Оля думала – если Василий недавно умер, то кто его хоронил? Ведь не Анна Ивановна, не говоря уже об остальной немощи. Значит, он до сих пор лежит где-то здесь…

– Я не слышала, – призналась она честно.

Полина поднялась, опершись о стол, и подошла к окну.

– Смотри.

Встав рядом, Оля увидела, что комната выходит на другую сторону здания. Под самыми окнами располагался огородик, обнесенный наполовину завалившимся плетнем (когда-то, наверное, это было красиво), а через огород проходила колея, упиравшаяся в кладбище. Оля, скорее, догадалась, что это, именно, оно, потому что даже крестов не было, лишь холмики, частью свежие, частью уже затянувшиеся травой, равномерно заполняли обширную поляну.

– Видишь? Их нет. А разве можно жалеть то, чего нет? Жаль только то, что есть; то, с чем могут быть какие-то отношения, касающиеся нас. Что происходит там, мы не знаем – там своя жизнь, может, даже лучшая. Ты согласна?

– Пожалуй, да… – Оля кивнула.

– А она не согласна, – Полина ткнула пальцем в сторону кровати, – она сызмальства была атеисткой. Сначала комсоргом, потом замполитом, в райкоме работала, поэтому и не верит ни в бога, ни в черта. Так, что ж ей еще остается, кроме, как страдать?

– Я не страдаю, – отозвалась Мария, – просто он был хорошим, и мне жаль, что он ушел.

– Ничего, скоро все там встретимся, – усмехнулась Полина.

Оля решила, что разговор может перерасти в ссору, и тогда, не питая интереса, ни к религии, ни к проблемам жизни после смерти, она окажется лишней. Чтоб сменить тему, Оля спросила:

– А как же вы туда гробы доставляете? Они ж тяжелые.

– На лошади.

– У вас есть лошадь?

– У нас нет. В деревне есть. Тихон всегда приезжает, если попросим. Он и могилы копает, а ему в районе доплачивают, как штатному могильщику при нас.

Оля подумала, что лучше б на эти деньги купить хлеба – глядишь, и гробов бы потребовалось меньше, но мысль была настолько мимолетной, что она не стала ее озвучивать.

– Вкусный шоколад, – Полина развернула очередной «Сникерс», – так ты остаешься?

Оля опустилась на стул. Вопрос не то чтоб поставил ее в тупик – она умела отвечать «нет» в нужных ситуациях, но сейчас положение возникало какое-то двоякое. С одной стороны, она совершенно не представляла, чем здесь можно заниматься ночью среди этих стариков и старух, но, с другой, а чем ей заниматься дома?.. Хотя тогда надо было взять зубную щетку, тоник, чтоб умыться, да и на кого она будет похожа завтра утром без косметики?.. С третьей стороны, она до сих пор не представляла, как и что писать. Может, за ночь ей поведают что-нибудь действительно интересное… Она вспомнила Александра Борисовича – «там материала на целую книгу…»