Стихотворения Поэмы Шотландские баллады - Роберт Бернс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моим старым штанам[136]
Гудбай, штаны! Хоть лучше васНе знал одеж мой тощий таз,Расстанемтесь! Стезя тернистаУ барда и у романиста,Ведь им привычен снос вещей,—Хоть ближний рек: «Новей — прочней!»О вы, в кого ногами врос,Не пропустить сквозь вас морозЯ тщусь, штукуя все протирки,Латая рвань, мережа дырки.Так старикашки — стыд и срам! —Пилюлятся по докторам,Чтоб досиять годок-другойФизиономией тугой,Покуда смерть в конце концовНе обезвредит хитрецов.Хоть изначально вы — сукно,И гузно в вас утепленоСлоями штопок и заплатВ снега и в дождь, в туман и в град,Но в старости за все раденьеУзнайте с чердака паденье!Впервой надев, я вас любил,Как в злате-серебре ходил,Но пусть не ищут пониманьяДрянь-обшлага и рвань карманья;Известно — нам, поэтам — цензС трудом дарует каждый пенс,Поэтому для нас медяк,Потертый даже, — не пустяк!Но оглянись по сторонам —Паршиво всем, не только нам;Кого же мир боготворит?Кто в долг дает и кто поит;Нам друг до гроба — кто из щедрых,А поистратится — и недруг!Но тот, кто пылок сердцем, онВсегда за друга огорчен,Как я за вас — ведь столько разЯ рифмовал, напялив вас,Поскольку наплевала МузаНа все, что смертному обуза:На скуку, грусть, печаль, хандру,—Ей легких строф подай игру!Друг или враг, сестра иль брат —Не пощадит — сразит подряд.Забудут ли штанины вашиСчастливый танец мой вкруг чаши?Несочетаем был с бедойМой пылкий облик молодой.Увы, пропала пылкость прытко,Как в снег декабрьский маргаритка.Будь Вошекол не сын безделья,Ну не носил бы вас везде ль я?Будь вечны вы — огонь и водуПрошли бы мы, плюя на моду!Увы! Vicissitudo (бренность)Любой товар состарит в древность,А посему на вечность плюньте,Вы — тлен! Sic transit gloria mundi!Теперь ступайте к некой даме,Взалкавшей помыкать мужьями,И предложитесь — вдруг нужныЕй для престижа вы, штаны;Пускай не очень вы опрятны,Обязанности все ж приятны,Поскольку скроете от всехПоболе вашего огрех.А если в дни удачи бард,Рифмуя, загребет мильярдИ задаваться станет он,Окружевлен и оживлен,Как призрак, встаньте на виду —Напомните ему нужду —Не золото, мол, не блести,Мол, меру научись блюсти.Так царь Филипп, что лучших правилБыл, и у македонян правил,Страшась объесться сластью властиВ ее руководящей части,С утра юнца к себе водил,Чтоб человека в нем будил.Не то бы — оплошал Филипп,В бесчеловечность то бишь влип.
ПРИМЕЧАНИЯ
Роберт Бернс
Русские читатели впервые узнали Бернса как автора «Субботнего вечера поселянина» в начале XIX века.
С легкой руки первых переводчиков Бернс был представлен певцом идиллической крестьянской жизни, поэтом-пахарем, играющим на досуге «на своей пастушьей свирельке».
Но тогда же в редакционной статье «Московского телеграфа» переводчику поэту Козлову напомнили, что Бернс «был пламенным певцом Шотландии, сгоревшим в огне страстей, а не простым поселянином, очень мило рассказывавщим о своем сельском быте».
К середине XIX века Бернса уже знали более широко.
В 1847 году о нем писал человек, чья поэтическая судьба больше всего напоминает судьбу Бернса: мы говорим о Тарасе Шевченко.
Он называет Бернса «поэтом народным и великим». Он говорит, что надо жить с народом, жить его жизнью, «самому стать человеком», чтобы этих людей описывать.
Он понял в Бернсе главное — его близость к народу, его понятность.
Еще позже, в 1856 году, Бернса стал переводить Михаил Ларионович Михайлов. Н. А. Некрасов прочел переводы Михайлова, — и хотя он через год опубликовал эти переводы в своем журнале, но они, как видно, казались ему не вполне отражающими гений Бернса. О нем он знал со слов Тургенева, которому и написал:
«…И вот еще к тебе просьба: у меня явилось какое-то болезненное желание познакомиться хоть немного с Бернсом, ты когда-то им занимался, даже хотел писать о нем: вероятно, тебе будет нетрудно перевесть для меня одну или две пьесы (прозой, по своему выбору). Приложи и размер подлинника, означив его каким-нибудь русским стихом (ибо я далее ямба в размерах ничего не понимаю), — я, может быть, попробую переложить в стихи. Пожалуйста, потешь меня, хоть страничку пришли на первый раз…»
Тургенев отвечает через десять дней:
«Я уверен наперед, что ты придешь в восторг от Бернса и с наслаждением будешь переводить его. Я тебе обещаю сделать отличный выбор и метр приложить: Бернс — это чистый родник поэзии».
«Тургенев, спасибо ему, взялся мне переводить из Бернса», — пишет Некрасов с радостью через несколько дней.
Но эти планы остались невыполненными. Бернсу пришлось ждать своего переводчика почти сто лет. Таким переводчиком для него стал С. Маршак. В 1941 году появляется книга «Английские баллады и песни» С. Маршака с большим циклом переводов из Бернса. С тех пор выходило еще девять изданий переводов С. Маршака из Р. Бернса, все более полных. Отмеченные высоким мастерством и большими поэтическими достоинствами, они приобрели заслуженную популярность. Переводы Р. Бернса, выполненные С. Маршаком, являются одним из образцов переводческого искусства.
Шотландские баллады
Слово «баллада» происходит от франко-норманнского слова «баллатис», до XV–XVI веков этот жанр народного творчества, особенно во Франции и в Италии, имел строгую форму, с определенными повторами и припевами. В XV веке французский поэт Франсуа Вийон достиг высокого мастерства в своих балладах, ставших образцом для многих поэтов.
Однако английские и особенно шотландские баллады несколько отошли от канонической формы и постепенно превратились в драматизированные, остросюжетные повествования, положенные на музыку. Ритмы этих баллад очень разнообразны, их лексическая ткань пронизана традиционными эпитетами, сходными с «неподвижными» эпитетами русского фольклора («добрый молодец», «красная девица»). В шотландских балладах не только повторяются многие «бродячие сюжеты», отраженные в фольклоре всех времен и народов, но в них особенно часто встречается пересказ реальных исторических событий — доблестных подвигов народных героев, боровшихся за независимость Шотландии. Понятно, почему интерес к этому поэтическому жанру особенно возрос к началу XVIII века, когда, как бы в ответ на политическое поражение и потерю независимости, в этой маленькой стране начался бурный расцвет науки, искусства, поэзии. Именно в XVIII веке стали выходить первые собрания старинных песен и баллад, любовно и тщательно отобранных уже не просто любителями, но знатоками-фольклористами, посвятившими себя этому нелегкому делу.
Одним из самых известных собирателей был поэт Аллан Рамзей (1684–1758). Он родился в Англии, но в ранней юности, оставшись сиротой, переехал в Эдинбург — на родину своего отца-шотландца. Рамзей сам писал стихи и за свою пастораль «Милый пастушок» заслужил прозвище «шотландского Горация». В его книжной лавке был настоящий клуб любителей шотландской поэзии; как и Роберт Бернс, Рамзей знал, кроме английского, и «шотландский диалект» настолько хорошо, что многие его произведения вошли в сокровищницу шотландской поэзии. Но особенно прославился Рамзей как собиратель старинных баллад и песен. Он находил их в рукописных списках частных коллекций, в так называемых «бродшитс» — старых лубках, и записывал, как и позднейшие собиратели, нигде не опубликованные баллады с голоса старых народных певцов и «сказителей». В 1724 году вышло собрание «Для гостиной» (буквально: «для чайного стола»). В 1765 году вышло обширное собрание епископа Перси «Relics of Ancient English Poetry», включившее много шотландских баллад.
В 1769 году вышло новое собрание Дэвида Херда. Если Рамзей, «дабы не оскорблять слух прекрасных исполнительниц», как он писал в предисловии к своему собранию, часто приукрашивал и сглаживал народный язык баллад, то Дэвид Херд, собравший огромную коллекцию рукописей и лубков, старался не отступать от подлинного их текста. До сих пор собрание Херда служит основой для многих антологий. В нем даны самые популярные варианты, прочно установившиеся к началу XVII века.
Огромный вклад в собирание песен и баллад вложил и великий народный поэт Роберт Бернс. В Эдинбурге он познакомился с Хердом, с музыковедами и фольклористами Джонсоном, Томпсоном, Кларком и много лет бескорыстно сотрудничал в таких изданиях, как «Музыкальный музей» Джонсона и «Собрание баллад» Томпсона.