Плащаница из Овьедо - Леонард Фолья

Кроме как на Тери и отца Джимми, ей больше не на кого было положиться. Отец Джимми тайно вывез ее посреди ночи из Ист-Эктона и доставил к Тери, после чего развернул машину и поехал обратно, чтобы сразу же приступить к ранней утренней мессе. Тери улетела наводить порядок в закусочной. А остальные… Ханна до сих пор видела Джудит Ковальски, застывшую в неестественной позе на заснеженной дорожке, и Маршалла, который в тихом ужасе смотрел на свою начальницу. На снегу была кровь, и, когда он наклонился, чтобы поднять упавшую женщину, кровь попала ему на руки, отчего стало казаться, что на них надеты ярко-красные перчатки, как у завершающего представление персонажа жестокого шоу менестрелей. На нем был цилиндр, и он смешно ходил по снежному газону, улыбаясь Ханне распутной белозубой улыбкой и махая ей окровавленными руками…

Тут зазвонил телефон. Ханна вскочила, чувствуя, как ее захлестнула волна страха. Она все-таки задремала.

Девушка немного колебалась перед тем, как поднять трубку, и пыталась окончательно проснуться. Это мог быть отец Джимми. Она потянулась к телефону у кровати.

Звонила Тери.

— Привет, дорогая, ты как? Нипочем не догадаешься, кто прямо сейчас торчит у нас на парковке, пытаясь вынюхать, где ты.

— Только не говори, что Джолин…

— И какой-то мужчина. Муж, я полагаю.

У Ханны начало сжиматься горло.

— Они уже здесь! Что мне делать?

— Ничего. Оставайся в доме. Я просто хотела тебя предупредить.

— Ты им не сказала, что я у тебя?

— Я что, по-твоему, дура? Притворилась, будто понятия не имею, где ты. А она — крепкий орешек, должна признать. Я не удивлюсь, если Витфилды попытаются за мной проследить. Подожди, они уезжают.

— А если они заявятся сюда?

— Просто не подходи к двери. Попроси Ника, пусть скажет им, что тебя у нас нет. Уж он-то нагонит на них страху.

— Ник уехал, Тери.

— Черт, забыла! Он же повез мальчиков на баскетбол. Ох уж мне этот Ник! Его никогда нет рядом, когда он нужен.

— Они придут сюда, я не могу оставаться у вас.

Тери почувствовала, как в Ханне растет страх. Голосу нее был довольно спокойный, а вот дыхание выдавало ее с головой: оно становилось все отрывистее, так что через каждые два слова девушке приходилось делать вдох.

— Нет, можешь. Только убедись, что двери заперты. Да, и не забудь о двери в подвал. Дети играли утром на заднем дворе и могли оставить ее открытой. Если от этого тебе станет легче, то задерни шторы в гостиной.

— Они выбьют двери, Тери. Я знаю, они это сделают.

— Не дума…

— Тери, я много чего тебе не рассказала о прошлой ночи, об этих людях и этом ребенке. Это куда серьезнее, чем ты думаешь. Мне нужно, чтобы кто-то защитил меня от них.

— Тогда позвони в полицию.

— Я… Нет, я не могу.

— Опять секреты, да? Послушай, ты устала, поэтому преувеличиваешь. Успокойся, и все будет хорошо. Главное — не выходи из дома. Поняла?

Перед домом кто-то хлопнул дверью автомобиля и привлек этим внимание Ханны. Витфилды не могли сюда так быстро добраться, подумала девушка. Во всяком случае не раньше, чем она успеет проверить замки.

— Алло, Ханна?.. Ханна?.. — позвала Тери. — Ты все еще там?

— Да… — Она глубоко вдохнула и затаилась.

— Я вернусь, как только смена закончится.

Ханна повесила трубку и посмотрела в окно гостиной как раз в тот момент, когда мужчина из соседнего дома закрыл за собой дверь. Ложная тревога. Но Витфилдам все равно удастся вычислить ее, и это было лишь вопросом времени. Резким движением она задернула шторы. Тело казалось чересчур тяжелым. Сегодня она долго была на ногах и очень мало спала. У нее почти не осталось сил, чтобы продолжать бороться.

Нет, она должна. Ради ребенка ей нужно уйти туда, где есть люди. Быть одной — значит быть уязвимой. Безопасность в численности. Отец Джимми был защитой. Но почему его нет сейчас рядом с ней? Поддавшись охватившему ее порыву, Ханна в волнении снова взяла трубку и набрала справочную, чтобы узнать номер службы такси.

Автомобиль вез ее мимо знакомых домов, потрепанных непогодой, и Ханна спрашивала себя, стоило ли предупредить их о своем приезде. Последние несколько месяцев она практически не общалась с Рут и Гербом, потому что ей казалось, что так будет лучше для всех. Ханна не забыла послать им обоим открытки с поздравлениями ко дню рождения и пару-тройку раз звонила, чтобы спросить, как у них дела. Правда, разговором эти звонки назвать было сложно. Просто беглые вопросы о самом основном, чтобы узнать, что все здоровы, а если и нет, то «этого следовало ожидать», как любил повторять дядя Герб.

Если они откажутся принять ее, она заберет всю свою одежду, которую оставила у них (и в которую не влезет), и таксист отвезет ее в один из мотелей на границе штата. Приняв решение, Ханна почувствовала, что ее дыхание пришло в норму. Теперь ей уже лучше.

Герб стоял на подъездной дорожке и соскребал лед с ветрового стекла своей машины, когда такси остановилось на обочине. Сначала дядя не узнал ее, но что-то, видимо, мелькнуло в его сознании, и он перестал соскребать лед и во второй раз посмотрел на нее, уже более внимательно. Ханне показалось, что его губы сложились в мимолетную улыбку на обычно суровом лице.

Девушка протянула таксисту десятидолларовую купюру и, пока тот собирал ее сдачу, осмотрела улицу в поисках Джолин и Маршалла. Но та была безлюдна. Одна из штор в гостиной была оттянута в сторону, и Ханна догадалась, что Рут наблюдает за ней.

Герб не скрывал своего удивления, когда девушка неуклюже вылезала из такси.

— Бог мой, ты только посмотри на себя!

Оказывается, стоять перед ним беременной и говорить с ним по телефону, будучи беременной, было для него совершенно разными понятиями.

— Осторожнее здесь. Тротуар скользкий.

Он подал ей руку, чтобы поддержать, и провел по дорожке к парадной двери. Ханна не могла вспомнить, когда еще дядя Герб был таким заботливым.

— Думаете, тетя Рут не обрадуется, увидев меня?

— Все уже давно в прошлом. Если хочешь знать правду, то мне кажется, что она постоянно жалеет о том, что позволила тебе уехать, хотя сама в этом, наверное, никогда не признается. Каждый раз, стоило мне только повесить трубку после разговора с тобой, Рут тут же устраивала мне допрос обо всем, что ты мне рассказала. Я говорил, что пускай сама тебе позвонит, раз уж сгорает от любопытства. Но ты же знаешь тетю Рут.

В этот момент, словно по сигналу, Рут открыла перед ними дверь. Первое, что бросилось Ханне в глаза, было то, что тетя заметно постарела за эти месяцы. В воспоминаниях племянницы она всегда оставалась непреклонной, суровой женщиной. Теперь черты ее лица сделались мягкими, как будто медленно таяли, уголки рта начали опускаться, щеки немного впали, а глаза, казалось, утратили хищное выражение.