Бернарда - Вероника Мелан

– И что бы мы без тебя делали? – улыбнулся Чейзер.

– Сегодня бы по углам размазались, – добавил Эльконто.

– Да ладно вам… Не передергивайте, сами бы справились.

Внутри, против воли, растеклась радость от похвалы. И мир вдруг стал теплым и приветливым, в нем было место и для меня – хорошее, удобное, нужное место. Чтобы скрыть смущение, я проворчала:

– Аарон, докуривай уже: там остальные нас заждались.

– Смотри, командует уже! – легко пихнул меня в бок Баал. А Канн улыбнулся.

(В этом отрывке присутствует нестыковка: песня «Кровь для маков» группы «Garbage» вышла в 2012 году, в то время как действия в мире Дины происходят в 2011 году. Автор осознает этот факт, но хотел бы оставить эту композицию, так как Чейзеру нравится именно она.)

Мне снились длинные темные коридоры, все как один пустынные. Мой бег, шумное дыхание, осколки камней и повсюду лежащие гранаты. Гранаты с выдернутой чекой. Пот заливал глаза, один коридор сменял другой, а я продолжала бежать, наступая на жуткие пузатые предметы, несущие в себе смерть, испытывая панический страх перед скорым взрывом. Слишком много гранат, слишком много. От всех не убежать… И никто не узнает, если погибну, ведь вокруг только холод и тишина. И никто не придет за мной…

Резко вздрогнув, я проснулась в темной спальне.

Миша, сонно вздохнув, положил голову на вытянутые лапы и снова уснул.

Утро, как ни странно, задалось.

Ночной кошмар почти забылся, солнечный свет вытеснил остатки тревоги, тело чувствовало себя отдохнувшим и полным сил. На постели, поблескивая разнообразными медальками, сидели Смешарики. Не успела я разлепить глаза и прочитать, что за имена появились на значках, как они вразнобой заверещали «Ди дома!», после чего скатились с кровати и на всех парах унеслись на кухню, откуда пахло блинчиками.

К моему выходу из ванной заботливая Клэр уже накрыла завтрак на стол. Я не ошиблась: свежие блинчики с сиропом и ягодами, до которых втихаря пытались дотянуться пушистики.

– Кыш, негодники! Сегодня уже двойную порцию сожрали!

– Лэррошая!

Расчесывая мокрые волосы, я поинтересовалась.

– Что это за новое слово такое?

– Дина! – она всплеснула руками. – Так здорово, что ты дома! А как похудела, Господи, почти как палка стала.… Ну-ка, садись, а то все бегаешь непонятно где. А слово это означает «Клэр хорошая». Подлизы мелкие!

Она рассмеялась.

Ее веселые глаза, белый, вышитый цветами фартук, рассевшиеся на диване Смешарики, залитый утренним солнечным светом камин и стол с блинами – все это я будто увидела впервые. Мой дом. Любимый и знакомый дом, где так тепло и уютно. Почему мы так редко замечаем эти самые чудесные «сейчас»?

В этом маленьком мирке не происходило плохих перемен, здесь всегда было тепло и уютно.

– Может, как освободишься, сходим вместе в этот центр красоты?

Я села на диван между раскатившимися Смешариками и налила себе в стакан сока.

– Сходим, конечно. Давно пора! А что за имена они себе выбрали? Смотрю, значки уже все нацепили.

Фартук с розами повис на спинке стула, Клэр перевязала волосы и села напротив. Ее глаза смеялись.

– Ой, вот уж где умора… Сейчас почитаешь!

Красота этого утра треснула подобно вчерашней тонкой корочке льда на застывшей луже – неожиданно и хрустко.

Приехал Дрейк.

Один взгляд в его серьезные глаза, одна фраза о том, что сегодня команда будет работать без меня (Аарон уже предупрежден), раздавили остатки спокойствия.

Все. Пришло время последнего эксперимента. Откуда-то из небытия всколыхнулись в голове незнакомые строчки:

Неужели последняя ночь в этом месте?

Утром в путь. Мне за что?

Глупо. Выдумал кто?

И сегодня, скажи, мы отдельно иль вместе?

Забылись блины, забылась радость, осталось лишь сосущее ощущение безнадеги. Почему же так? Ведь утро все еще зимнее и все еще красивое, снег блестит, и жизнь продолжается; тогда почему все это видит кто-то другой, но не я?

– Ты мог просто позвонить, я бы приехала в Реактор. Зачем самому?

Казалось, глаза Дрейка смотрели на это зимнее утро с той же печалью, что и мои – запоминая, но уже не впитывая. Вопрос был глупым. Ему нужна была эта последняя дорога так же сильно, как и мне, даже если эта дорога была битым полотном в ад, по которому катились колеса серебристой машины.

Он повернулся, посмотрел на меня – и в этом взгляде было все: грустная улыбка, горечь, поддержка и одновременно стена. В нем была любовь к этому моменту и желание не думать о следующей минуте. В этот мгновение мне показалось, что мы едем умирать. Вместе.

Аппарат, сконструированный Дрейком, стоял у стены – равнодушный и беспристрастный как судья. Я не стала рассматривать ни его, ни экраны, ни дополнительные модули: мне все равно не понять, для чего они. Вместо этого я рассматривала выложенную материалом, похожим на мрамор, площадку, которую окружали четыре излучателя. Именно на нее мне предстояло встать, чтобы испытать свою судьбу.

А как не хотелось…

Хотелось насладиться морозным утром, забыть о неприятностях, вновь очутиться в прошлом, когда по парковке перед воротами, вид на которую открывался из окна, я проходила беззаботно и легко, не думая о плохом. Тогда все было просто и понятно, тогда все было еще впереди. А много ли теперь осталось впереди? И каким оно будет?

В этот момент дрожали не только руки – дрожало, казалось, все мое естество, начиная с самых глубин.

«Не хочу… не хочу… не хочу… Пусть время повернется вспять, пусть что-то пойдет по-другому, пусть все это не закончится в этой комнате. Вселенная, помоги мне. Помогите, кто-нибудь…»

Дрейк тем временем включил машину – по экранам поплыли графики и числа, замерцали на панели кнопки, излучатели по периметру начали разгораться, посылая в пространство невидимые волны, концентрировавшиеся в самом центре площадки.

– Не хочу…

Я дрожала.

Дрейк повернулся и посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом.

– Не хочешь проводить последний эксперимент?

Пальцы взмокли, я принялась теребить их, как когда-то в школе перед сложным экзаменом. Тогда тоже было страшно, но совсем не так, как сейчас. Тогда спасало знание: провалюсь, так пересдам, жизнь не закончится. Угрюмые преподаватели, насмешки или сочувствие одноклассников – все это было временно и переживаемо, поправимо. Будет ли переживаемым сегодняшний провал? Наверное, будет… Только переживать его придется долго, болезненно и сложно.

– Нет, я…

– Мы можем все отменить, – улыбка Дрейка вышла усталой. Сколько времени он потратил, создавая этот агрегат? Ведь если создавал, значит надеялся? А если надеялся, значит и мне тоже стоило.