Женщина со шрамом - Филлис Джеймс

Миссис Рейнер уже успела встать.

— Не думаю, что это можно сделать сейчас же, Шарон, но мы обязательно будем над этим работать. — Она повернулась к Дэлглишу: — Спасибо, что предоставляете нам комнату. Надеюсь, мы с Шарон задержимся там не надолго.

Они и правда задержались там не надолго, но те сорок с чем-то минут, что прошли до их появления, показались Кейт бесконечными. Шарон, утратившая всю свою агрессивность, попрощалась с миссис Рейнер и довольно кротко отправилась вместе с Бентоном обратно в Манор. Когда охранник отпирал им ворота, Бентон сказал:

— Миссис Рейнер показалась мне очень приятной женщиной.

— Да с ней все в порядке. Я бы ей сама раньше позвонила, если бы вы за мной не следили, как кот за мышом. Она собирается мне место подыскать, чтоб я отсюда поскорей уехала. А вы, между прочим, лапы свои от Стивена подальше уберите. Жалко, что я вообще его в это проклятое место зазвала.

Тем временем в комнате, где проходил опрос, миссис Рейнер надела куртку и подняла на плечо сумку.

— Неудачно, что все так случилось, — сказала она. — Шарон очень хорошо работала в гериатрической лечебнице, однако ей, вполне логично, хотелось работать с более молодыми людьми. Пожилым пациентам она, надо сказать, пришлась по душе. Мне представляется, что они ее несколько избаловали. Но ей пора чему-то обучиться и получить работу, которая в какой-то мере обеспечит ей будущее. Я надеюсь подобрать ей место, где, как я думаю, она сможет провести несколько счастливых недель, пока мы решим, каким будет наш следующий шаг. Она явно не в себе из-за Стивена Коллинзби. Но если бы вы спросили меня, не она ли убила Роду Грэдвин — о чем, конечно, вы не собираетесь меня спрашивать, — я бы ответила, что это крайне маловероятно. Я бы могла сказать — совершенно невозможно, но в наши дни так вообще ни о ком сказать нельзя.

— Тот факт, что она, с ее криминальным прошлым, находится здесь, осложняет дело, — заметил Дэлглиш.

— Я это понимаю. Если вам не удастся получить признание, нелегко будет оправдать арест кого-то другого. Но как у большинства убийц, ее деяние было единичным.

— Она за свою короткую жизнь ухитрилась совершить ужасающее зло, — возразила Кейт. — Убит ребенок, а работа и будущее хорошего человека оказались под угрозой. Трудно смотреть на нее без того, чтобы перед тобой не возникал образ размозженного лица той девочки, заслоняющий облик Шарон.

— Гнев ребенка может быть ужасен, — согласилась миссис Рейнер. — Если бы в руках вырвавшегося из-под контроля четырехлетнего малыша оказался пистолет и достаточно сил, чтобы им воспользоваться, скольким семьям удалось бы выстоять?

— Люси, по-видимому, была милой, ласковой девочкой, — сказал Дэлглиш.

— Возможно, с другими людьми. С Шарон — вряд ли.

Через несколько минут миссис Рейнер была готова в путь, и Кейт повезла ее в Уэрэм, на станцию. По дороге они время от времени говорили о Дорсете и о сельской местности, по которой проезжали. Однако ни миссис Рейнер, ни Кейт больше не упоминали о Шарон. Кейт сочла, что будет и вежливо, и разумно подождать, пока подойдет поезд и миссис Рейнер благополучно отправится домой. Та заговорила, когда поезд уже приближался к платформе.

— Не беспокойтесь о Стивене Коллинзби, — сказала она. — За Шарон будут как следует приглядывать и окажут необходимую ей помощь. Ему не причинят вреда.

6

Кэндаси Уэстхолл вошла в переднюю комнату Старого полицейского коттеджа в куртке и с повязанной шарфом головой, на руках у нее были садовничьи перчатки. Она села, сняла перчатки и положила их — большие и выпачканные землей — на стол между собой и Дэлглишем, словно бросая ему аллегорический вызов. Значение жеста, пусть и непреднамеренного, было вполне ясным: ее опять оторвали от полезной работы ради того, чтобы отвечать на бесполезные вопросы.

Ее антагонизм был вполне ощутим, и Дэлглиш понимал, что то же чувство разделяет, может быть не столь открыто, большинство подозреваемых. Он этого ожидал и отчасти понимал. Поначалу его, вместе с его сотрудниками, встречали с чувством облегчения. Будут предприняты активные действия, дело разъяснится, этот ужас — который вместе с тем еще и причина испытываемой ими друг перед другом неловкости — как-то сгладится, репутация невиновных будет спасена, виновные — вероятнее всего, какой-нибудь чужак, чья судьба не вызовет большого огорчения, будет арестован и с ним поступят должным образом. Закон, разум и порядок сменят все оскверняющую беспорядочность убийства. Но никакого ареста не произошло, и не было ни малейшего признака, что он когда-либо состоится. Прошло совсем мало дней, но небольшая компания обитателей Манора не видела сколько-нибудь близкого конца ни пребыванию Дэлглиша, ни его опросам. Ему была понятна их неприязнь, потому что он сам как-то испытал то же самое, когда обнаружил на берегу в Суффолке тело убитой молодой женщины.[30] Преступление было совершено не на его территории, и расследование вел другой полицейский следователь. Не было вопроса о том, чтобы Дэлглиш считался сколько-нибудь серьезным подозреваемым, однако полицейский опрос был подробным, повторялся несколько раз и показался ему ненужно въедливым. Расследование выглядело неприятно похожим на психологическое насилие. Он спросил:

— В 2002 году Рода Грэдвин опубликовала в журнале «Патерностер ревю» статью о плагиате, где она атаковала молодую писательницу, Аннабел Скелтон, которая затем покончила с собой. Какие отношения связывали вас с Аннабел Скелтон?

Она встретилась с ним глазами, ее взгляд был полон холодной неприязни и, как ему представилось, презрения. Наступил миг молчания. Казалось, ее антагонизм истекает из нее, потрескивая, словно электрический ток. Не отводя глаз, она ответила:

— Аннабел Скелтон была мне близким и дорогим другом. Я сказала бы, что любила ее, да только ведь вы неверно истолкуете отношения, которые я вряд ли сумею описать так, чтобы вам стало понятно. Теперь вроде бы всякая дружба определяется в терминах сексуальности. Она у меня училась, но у нее был талант к писательству, не к классическим языкам. Я поощряла ее к тому, чтобы она завершила свой первый роман и отдала его в издательство.

— Вы тогда знали, какие части ее книги являлись плагиатом из ранее опубликованной чужой работы?

— Вы спрашиваете меня, коммандер, говорила ли Аннабел мне об этом?

— Нет, мисс Уэстхолл, я спрашиваю, знали ли вы?

— Я не знала, пока не прочла статью Роды Грэдвин.

Тут вмешалась Кейт:

— Это, должно быть, удивило и расстроило вас?

— Да, инспектор, и удивило, и расстроило.

— Вы предприняли какие-то действия — встретились с Родой Грэдвин, написали протест в ее адрес или в адрес «Патерностер ревю»? — спросил Дэлглиш.

— Я встретилась с Родой Грэдвин. Мы виделись очень недолго в конторе ее литагента, как она просила. Это было ошибкой. Она, конечно, абсолютно ни в чем не раскаивалась. Я предпочитаю не обсуждать детали той встречи. Я в то время еще не знала, что Аннабел уже нет в живых. Она повесилась через три дня после выхода «Патерностер ревю».

— Значит, вам не представилось возможности увидеться с Аннабел, попросить объяснить? Я сожалею, если причиняю вам боль.

— Явно не слишком сожалеете, коммандер. Давайте будем честны друг с другом. Подобно Роде Грэдвин, вы просто делаете свою неприятную работу. Я пыталась связаться с Аннабел, но она не хотела меня видеть, дверь была на запоре, телефон отключен. Я потеряла время, добиваясь встречи с Грэдвин, а ведь могла бы успеть уговорить Аннабел увидеться со мной. На следующий день после ее смерти я получила от нее открытку. Всего девять слов и никакой подписи.

«Мне очень жаль. Прости меня, пожалуйста. Я тебя люблю».

Воцарилось молчание. Потом она сказала:

— Плагиат был наименее важной частью романа, который свидетельствовал о чрезвычайной одаренности. Но я думаю, Аннабел поняла, что больше никогда ничего не напишет, а это для нее было все равно что смерть. И было унижение. Это оказалось больше, чем она могла вынести.

— Вы сочли, что Рода Грэдвин ответственна за то, что случилось?

— Рода Грэдвин была ответственна за то, что случилось. Это она убила моего друга. Поскольку я полагаю, что такого намерения у нее не было, надеяться на законное восстановление справедливости не следовало. Но я не прибегла к личной мести. Ненависть не умирает, но со временем несколько утрачивает свою силу. Она, словно инфекция в крови, никогда полностью не исчезает и способна неожиданно вспыхнуть, но ее лихорадочные состояния уже не так лишают тебя сил, она причиняет уже не такую острую боль — ведь прошли годы. Мне остались сожаление и непроходящая печаль. Я не убивала Роду Грэдвин, но не испытываю ни минуты печали из-за ее смерти. Я ответила на вопрос, который вы собирались задать, коммандер?