Стихотворения. Поэмы. Проза - Генрих Гейне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К телеологии
Перевод В. Левика
(Отрывок)Для движенья — труд нелишний! —Две ноги нам дал всевышний,Чтоб не стали мы все вместе,Как грибы, торчать на месте.Жить в застое род людскойМог бы и с одной ногой.
Дал господь два глаза нам,Чтоб мы верили глазам.Верить книгам да рассказамМожно и с единым глазом, —Дал два глаза нам всесильный,Чтоб могли мы видеть ясно,Как, на радость нам, прекрасноОн устроил мир обильный.А средь уличного адаСмотришь в оба поневоле:Чтоб не стать, куда не надо,Чтоб не отдавить мозоли, —Мы ведь горькие страдальцы,Если жмет ботинок пальцы.
Две руки даны нам были,Чтоб вдвойне добро творили, —Но не с тем, чтоб грабить вдвое,Прикарманивать чужое,Набивать свои ларцыКак иные молодцы.(Четко их назвать и ясноОчень страшно и опасно.Удавить! Да вот беда:Всё большие господа —Меценаты, филантропы,Люди чести, цвет Европы!А у немцев нет сноровкиДля богатых вить веревки.)
Нос один лишь дал нам бог,Два нам были бы не впрок:Сунув их в стакан, едва лиМы б вина не разливали.
Бог нам дал один лишь рот,Ибо два — большой расход.И с одним сыны землиНаболтали, что могли, —А двуротый человекЖрал и лгал бы целый век.Так — пока во рту жратва,Не бубнит людское племя,А имея сразу два —Жри и лги в любое время.
Нам господь два уха дал.В смысле формы — идеал!Симметричны и равныИ чуть-чуть не столь длинны,Как у серых, не злонравныхНаших родственников славных.Дал господь два уха людям,Зная, что любить мы будемТо, что пели Моцарт, Глюк…Будь на свете только стук,Грохот рези звуковой,Геморроидальный войМейербера — для негоНам хватило б одного.
Тевтелинде в поученьеВрал я так на всех парах,Но она сказала: «Ах!Божье обсуждать решенье,Сомневаться, прав ли бог, —Ах, преступник! Ах, безбожник!Видно, захотел сапогБыть умнее, чем сапожник!Но таков уж нрав людской:Чуть заметим грех какой —Почему да почему?..Друг, я верила б всему!Мне понятно то, что богМудро дал нам пару ног,Глаз, ушей и рук по паре,Что в одном лишь экземпляреПодарил нам рот и нос.Но ответь мне на вопрос:Почему творец светилСтоль небрежно упростилТу срамную вещь, какойНаделен весь пол мужской,Чтоб давать продленье родуИ сливать вдобавок воду?Друг ты мой, иметь бы вамДубликаты для разделаСих важнейших функций тела, —Ведь они, по всем правам,Сколь для личности важны,Столь, равно, и для страны.Девушку терзает стыдОт сознанья, что разбитИдеал ее, что онТак банально осквернен.И тоска берет Психею:Ведь какой свершила тур,А под лампой стал пред неюМеннкен-Писсом бог Амур!»
Но на сей резон простойЯ ответил ей: «Постой,Скуден женский ум и туг!Ты не видишь, милый друг,Смысла функций, в чьем зазорном,Отвратительном, позорном,Ужасающем контрасте —Вечный срам двуногой касте.Пользу бог возвел в систему:В смене функции машинДля потребностей мужчинЭкономии проблемуРазрешил наш властелин.Нужд вульгарных и священных,Нужд пикантных и презренныхСущество упрощено,Воедино сведено.Та же вещь мочу выводитИ потомков производит,В ту же дудку жарит всяк —И профессор и босяк.Грубый перст и пальчик гибкий —Оба рвутся к той же скрипке.. . . .Каждый пьет, и жрет, и дрыхнет,И все тот же фаэтонСмертных мчит за Флегетон».
«Завидовать жизни любимцев судьбы…»
Перевод В. Левика
Завидовать жизни любимцев судьбыСмешно мне, но я поневолеЗавидовать их смерти стал —Кончине без муки, без боли.
В роскошных одеждах, с венком на челе,В разгаре веселого пира,Внезапно скошенные серпом,Они уходят из мира.
И, мук предсмертных не испытав,До старости бодры и юны,С улыбкой покидают жизньВсе фавориты фортуны.
Сухотка их не извела,У мертвых приличная мина.Достойно вводит их в свой кругЦаревна Прозерпина{213}.
Завидный жребий! А я семь лет,С недугом тяжким в теле,Терзаюсь — и не могу умереть,И корчусь в моей постели.
О господи, пошли мне смерть,Внемли моим рыданьям!Ты сам ведь знаешь, у меняТаланта нет к страданьям.
Прости, но твоя нелогичность, господь,Приводит в изумленье.Ты создал поэта-весельчакаИ портишь ему настроенье!
От боли веселый мой нрав зачах,Ведь я уже меланхолик!Кончай эти шутки, не то из меняПолучится католик!
Тогда я вой подниму до небес,По обычаю добрых папистов.Не допусти, чтоб так погибУмнейший из юмористов!
«В часах песочная струя…»
Перевод В. Левика
В часах песочная струяИссякла понемногу.Сударыня ангел, супруга моя,То смерть меня гонит в дорогу.
Смерть из дому гонит меня, жена,Тут не поможет сила.Из тела душу гонит она,Душа от страха застыла.
Не хочет блуждать неведомо где,С уютным гнездом расставаться,И мечется, как блоха в решете,И молит: «Куда ж мне деваться?»
Увы, не поможешь слезой да мольбой,Хоть плачь, хоть ломай себе руки!Ни телу с душой, ни мужу с женойНичем не спастись от разлуки.
Лотос
Перевод В. Левика
{214}
Поистине, мы образуемКурьезнейший дуэт:Любовница еле ходит,Любовник тощ, как скелет.
Она страдает, как кошка,А он замучен, как пес.Рассудок достойной пары,Как видно, лукавый унес.
Любовница лотосом нежнымСебя возомнила, и в тонСебя выдает за месяцПоджарый селадон.
Но только пред месяцем лотосРаскроется, в лоно цветкаНе жизнь плодоносная льется,А жалкая строка,
«Пытай меня, избей бичами…»
Перевод В. Левика
Пытай меня, избей бичами,На клочья тело растерзай,Рви раскаленными клещами, —Но только ждать не заставляй!
Пытай жестоко, ежечасно,Дроби мне кисти ног и рук,Но не вели мне ждать напрасно, —О, это горше лютых мук!
Весь день прождал я, изнывая,Весь день — с полудня до шести! —Ты не пришла, колдунья злая,Пойми, я мог с ума сойти!
Меня душило нетерпеньеКольцом удава, стыла кровь,На стук я вскакивал в смятенье,Но ты не шла, — я падал вновь…
Ты не пришла, — беснуюсь, вою,А дьявол дразнит: «Ей-же-ей,Твой нежный лотос над тобоюСмеется, старый дуралей!»
Мушке
Перевод В. Левика
Я видел сон: луной озарены,Кругом теснились бледные виденья —Обломки величавой старины,Разбитые шедевры Возрожденья.
Лишь кое-где, дорически строга,Нетронутая гибелью колонна,Глумясь, глядела в твердь, как на врага,Перед ее громами непреклонна.
Повержены, кругом простерлись ницПорталы, изваянья, колоннады, —Застывший мир людей, зверей и птиц,Кентавры, сфинксы, божества и гады.
Немало статуй женских из травы,Из сорняков глядело ввысь уныло;И время, злейший сифилис, — увы! —Изящный нос наяды провалило.
И я увидел древний саркофаг,Он уцелел под грудами развалин.Там некто спал, вкусивший вечных благ,И тонкий лик был нежен и печален.
Кариатиды, в скорби онемев,Держали гроб недвижно и сурово,А по бокам чеканный барельефИзображал события былого.
И мне предстал Олимп, гора богов,Развратные языческие боги;С повязками из фиговых листковАдам и Ева, полные тревоги.
И мне предстал горящий Илион,Ахилл и Гектор в беге беспримерном,И Моисей, и дряхлый Аарон,Эсфирь, Юдифь и Гаман с Олоферном.
И были там Амур, шальной стрелок,И госпожа Венера, и Меркурий,Приап, Силен, и Бахус, пьяный бог,И сам Плутон, владыка злобных фурий.
А рядом — мастер говорить красно,Преславная ослица Валаама;Там — Лот, бесстыдно хлещущий вино,Здесь — жертвоприношенье Авраама.
Там голову Крестителя несут,И пляшет пред царем Иродиада;Здесь Петр-ключарь, и рай, и Страшный суд,И сатана над черной бездной ада.
А тут Юпитер соблазняет жен,Преступный лик в личине чуждой спрятав:Как лебедь, был он с Ледой сопряжен,Прельстил Данаю ливнем из дукатов.
За ним Диана в чаще вековой,И свора псов над их добычей жалкой,И Геркулес — неистовый герой —Сидит в одежде женщины за прялкой.
Святой Синай главу в лазурь вознес,Внизу Израиль пляшет пред шатрами,За ними отрок Иисус Христос —Он спорит с ортодоксами во храме.
Прекрасный грек — и мрачный иудей!Везде контраст пред любопытным взором;И ярый хмель, как хитрый чародей,Опутал все причудливым узором.
Но странный бред! Покуда без концаПередо мной легенды проходили,Себя узнал я в лике мертвеца,Что тихо грезил в мраморной могиле.
Над головой моею рос цветок,Пленявший ум загадочною формой.Лилово-желт был каждый лепесток, —Их красота приковывала взор мой.
Народ его назвал цветком страстей.Он на Голгофе вырос, по преданью,Когда Христос приял грехи людейИ кровь его текла священной данью.
О крови той свидетельствует он —Так говорят доверчивые люди, —И в чашечке цветка запечатленБыл весь набор мучительных орудий —
Все, чем палач воспользоваться мог,Что изобрел закон людей суровый:Щипцы и гвозди, крест и молоток,Веревка, бич, копье, венец терновый.
Цветок, дрожа, склонялся надо мной,Лобзал меня, казалось, полный муки;Как женщина, в тоске любви немойЛаскал мой лоб, мои глаза и руки.
О, волшебство! О, незабвенный миг!По воле сна цветок непостижимыйПреобразился в дивный женский лик, —И я узнал лицо моей любимой.
Дитя мое! В цветке таилась ты,Твою любовь мне возвратили грезы;Подобных ласк не ведают цветы,Таким огнем не могут жечь их слезы!
Мой взор затмила смерти пелена,Но образ твой был снова предо мною;Каким восторгом ты была полна,Сияла вся, озарена луною.
Молчали мы! Но сердце — чуткий слух,Когда с другим дано ему слиянье;Бесстыдно слово, сказанное вслух,И целомудренно любовное молчанье.
Молчанье то красноречивей слов!В нем не найдешь метафор округленных,Им скажешь все без фиговых листков,Без ухищрений риторов салонных.
Безмолвный, но чудесный разговор,Одна лишь мысль, без отзыва, без эха!И ночь летит, как сон, как метеор,Вся сплетена из трепета и смеха.
Не спрашивай о тайне тех речей!Спроси, зачем блестит светляк полночный,Спроси волну, о чем поет ручей,Спроси, о чем грустит зефир восточный,
Спроси, к чему цветам такой убор,Зачем алмаз горит в земной утробе, —Но не стремись подслушать разговорЦветка страстей и спящего во гробе.
Лишь краткий миг в покое гробовом,Завороженный, пил я наслажденье.Исчезло все, навеянное сном,Растаяло волшебное виденье.
О смерть! Лишь ты, всесильна, как судьба,Даруешь нам блаженства сладострастье;Разгул страстей, без отдыха борьба —Вот глупой жизни призрачное счастье!
Как метеор, мой яркий сон мелькнул,В блаженство грез ворвался грохот мира,Проклятья, спор, многоголосый гул, —И мой цветок увял, поникнув сиро.
Да, за стеной был грохот, шум и гам,Я различал слова свирепой брани, —Не барельефы ль оживали тамИ покидали мраморные грани?
Иль призрак веры в схемах ожил вновь,И камень с камнем спорит, свирепея,И с криком Пана, леденящим кровь,Сплетаются проклятья Моисея?
Да, Истине враждебна Красота,Бесплоден спор, и вечны их разлады,И в мире есть две партии всегда:Здесь — варвары, а там — сыны Эллады.
Проклятья, брань, какой-то дикий рев!Сей нудный диспут мог бы вечно длиться,Но, заглушив пророков и богов,Взревела Валаамова ослица.
И-a! И-a! Визжал проклятый зверь, —И он туда ж, в премудрый спор пустился!Как вспомню, дрожь берет еще теперь,Я сам завыл со сна — и пробудился.
Отходящий
