Женщина нашего времени - Рози Томас

— Что это такое? — в ужасе спросила Линда.

— Я точно не знаю. Бекас или вальдшнеп. Что-то в этом роде.

— Бедные, маленькие птички, — прошептала Линда, — им бы летать над лесом. Они выглядят такими мертвыми.

Ее лицо побледнело, а глаза покраснели. Харриет почувствовала, что она близка к тому, чтобы расплакаться. Она испытывала холодную злость к Аннунзиате за то, что ребенку подали такое блюдо. Крошечные, покрытые пленкой, невинные глаза птиц вызывали у нее тошноту, а насколько хуже чувствует себя, наверное, Линда. Она испытывала глубокую неприязнь к мягкому, сделанному со вкусом и стильному виду этого дома и к матери Робина, которая осуществила все это. Она знала, что больше не придет сюда.

— Не волнуйся, — сказала Харриет Линде.

Она подняла руку, подзывая дворецкого, и прошептала ему:

— Уберите, пожалуйста, тарелку Линды. Ей лучше дать овощей.

Замена была сделана быстро и аккуратно. Если кто-то и заметил, что случилось, то все равно никто ничего не сказал. Цвет лица Линды медленно восстанавливался, и она стала разбирать на тарелке брюссельскую капусту, морковь и пастернак размером с ноготок.

Харриет попробовала от одной из своих птиц. Конечно, это было великолепно.

Еда продолжалась бесконечно. Подали замечательное бургундское, вызвавшее длительную дискуссию среди мужчин. Каспар мало добавил от себя, но свою долю выпил.

Наконец, тарелки с мелкими расчлененными останками были убраны.

— Спасибо, — жалко прошептала Линда Харриет.

— Ты получишь удовольствие от пудингов, — попыталась успокоить ее Харриет, — а потом все кончится.

Харриет подумала, что Каспар полностью поглощен своими собственными действиями, и, в любом случае, слишком далеко зашел и не замечает происходящего с другой стороны от Харриет. Она испугалась, когда он полностью переключил свое внимание на нее.

— Вы поступили правильно, — тихо сказал он, — вы поступили совершенно правильно. Я вам благодарен.

Но когда она попыталась высказать предположение, что Линда уже устала и было бы хорошо отправить ее поскорей домой, его пристально смотрящие глаза остекленели. У нее сложилось впечатление, что Каспар забыл, кто она, если он, действительно, это когда-нибудь знал. Он поблагодарил ее в соответствии с каким-то смутным стереотипом, который упорно удерживался в нем с трезвых часов, а потом сразу пропал. Она поняла, насколько он был пьян, и поразилась его способности оставаться за столом и продолжать разговоры.

Линда немножечко ожила. Пудинги были столь же искусно сделаны, как и остальные блюда, и один из них с приличным количеством шоколада заинтересовал ее. Она раскапывала свою порцию с энтузиазмом, сделав только одну остановку для того, чтобы спросить Харриет, будет ли вторая порция. На улице было совершенно темно.

Плетеные завязки, поддерживающие портьеры, были отпущены, и тяжелые складки закрыли окно. Зажгли свечи в серебряных канделябрах, и стало ясно, как быстро зимний день переходит в ночь. Застолье, казалось, длилось несколько часов. В это время принесли еще одно вино, тягучее, глубокого соломенно-золотого цвета в маленьких, как наперстки, рюмках. «Возможно, «Шато д’Икэм», — мрачно подумала Харриет.

Наступил переломный момент. Оглядываясь назад, она поняла, что он пришел очень быстро. Компания заговорила о деньгах. Тема развивалась от специфического обсуждения некоторых сторон инвестиций в рискованный бизнес к более общей дискуссии о монетаризме, а потом, смазанная соломенно-золотым вином, подошла к нравственности богатства. Харриет слушала, зачарованная. Сидеть среди этих людей и слушать их разговоры о деньгах было похоже на присутствие среди горностаев и герцогских реалий по случаю прославления прав аристократии.

— Только деньги заставляют Землю крутиться, — сказала одна из женщин.

Она опустила свой подбородок на руку, однако он соскользнул, и она резко дернулась, чтобы выпрямиться. Харриет готова была простить ее глупость, ведь было выпито слишком много вина, но тут она услышала рядом с собой вздох Каспара. Создалось впечатление, что его терпению, дипломатичности или самоконтролю окончательно приходит конец. Он встал, с трудом сохраняя равновесие и упираясь большими пальцами в скатерть.

— Чтобы ответить на вашу избитую фразу и все другие, я скажу, что деньги — это источник всего зла в мире. Я сделал этих чертовых денег больше, чем любой из вас, и выкинул большую часть из них вместо того, чтобы вкладывать, покупать, продавать и считать их. Это, по крайней мере, весело, пока они не кончатся, но я могу сказать вам сейчас бесплатно, я видел, что это такое. Я видел гниение и мусор. У меня сейчас, слава Богу, нет денег. Выкиньте их, — вот вам мой совет. — Он сделал великолепный жест, такой размашистый полупоклон: — Деньги — это зловоние. Вы ощущаете его?

Это было потрясение, наступила зловещая тишина. Линда сидела неподвижно, держа шоколадную ложечку. Она ничем не показала, что что-то слышала, за исключением того, что ее уши стали темно-малинового цвета. Мартин был уже на ногах, Робин тоже встал. Очевидно, намереваясь выйти из-за стола до того, как они подойдут к нему, Каспар оттолкнул свой стул назад. Он бы упал, если бы Аннунзиата не поймала его. Его качнуло, он попытался опереться о стол, чтобы сохранить равновесие, но вместо этого ударил по краю пудинговой тарелки Харриет. Тарелка и ее содержимое свалились к ней на колени.

Каспар посмотрел вниз. С непредсказуемой, преувеличенной вежливостью очень пьяного человека он сказал:

— Я прошу прощения. Я искренне прошу прощения.

Мартин взял его за руку и очень спокойно произнес:

— Пойдем, старина. Я думаю, достаточно.

Робин занял место с противоположной стороны. Каспар дал им себя увести. Когда они дошли до двери, он повернулся и посмотрел рез плечо на тихую комнату.

— Осужденного уводят из зала суда, — произнес он речитативом.

Харриет поставила тарелку на стол. Колени ее выглядели отвратительно, как будто ее вырвало. Рядом с ней, согнувшись в коленях, Линда внимательно осматривала ее ноги.

— Все в порядке, — пробормотала Харриет.

Женщины столпились возле нее. Тихим гулом выражались смятение и сочувствие. Размазанная еда была стерта, и Харриет была молниеносно похищена наверх, в спальню Аннунзиаты. Здесь была кровать с пологом на четырех столбах, ковры цвета цельного молока и фотографии в серебряных рамках Робина в различные периоды его жизни, с которыми она уже была знакома более близко. Аннунзиата положила некоторые из своих вещей, в которые Харриет могла переодеться, а домоправительница унесла испачканные.

— Я очень сожалею, — сказала Аннунзиата. — Кто же мог предположить, что он так себя поведет.

— Все в порядке. Он мне понравился.

Харриет он несомненно очень понравился, особенно за его мрачную шутку, когда Мартин выталкивал его. Она будет защищать его от любого из этих людей, за исключением Робина, однако трудно простить его за то, что он вовлек в эту историю Линду. Спустившись вниз, она обнаружила, что некоторые гости уехали, а оставшиеся в гостиной сидели или стояли вокруг ребенка. Когда Линда увидела входящую Харриет, ее лицо выразило явное облегчение.

— Мне бы действительно хотелось пойти домой.

Ее колени были подняты, а сцепленные ладони засунуты между ними. Она выглядела маленькой и тоненькой и тряслась как от холода. Мартин Лендуит похлопывал ее по плечу, как будто он не знал, что еще можно сделать.

Харриет посмотрела на него.

— А где…

— Спит, — сказал он сухо.

Харриет подошла и встала перед Линдой на колени так, что их лица оказались на одном уровне.

— Дома кто-нибудь есть?

— Ронни.

— Мы можем позвонить ему?

— Ей. Она присматривает за мной, — почти неслышно прошептала Линда.

Харриет подумала, что, по крайней мере, хоть кто-то будет рядом с ней.

Рядом с Харриет появился Робин и предложил:

— Я отвезу ее, здесь всего несколько сот метров.

— Поедемте и вы тоже, — попросила Линда.

— Конечно, — ответила Харриет.

В комнате почувствовалось облегчение от перспективы решения хотя бы половины проблемы. Очень быстро они вышли на улицу. Воздух был холодным и приятным.

— Машина там, — сказал Робин.

— А могли бы мы… могли бы мы пойти пешком? — попросила Линда.

— Да, если тебе этого хочется. — Харриет понимала ее потребность побыть во всепоглощающей темноте.

А Робин выглядел так, как будто ничего не могло быть хуже этого.

— Я доведу ее, я уверена, что Линда может сама показать дорогу, — добавила она.

— Я не могу допустить, чтобы вы самостоятельно бродили по этим дорогам в темноте.

Харриет про себя улыбнулась от мысли о легионах разбойников, притаившихся на ухоженных дорожках Литтл-Шелли в семь часов вечера зимой. Она ничего не сказала, и они пошли вместе. Они молча прошли небольшое расстояние. Под высокими стенами и густыми живыми изгородями раздавались только звуки их неравномерных шагов. Примерно на полпути рука Линды скользнула в руку Харриет. Они дошли до нужных ворот. Робин нажал на звонок и сообщил о том, что ему нужно, в переговорное устройство. Ворота тихо раскрылись.