Ford против Ferrari. Самое яростное противостояние в автогонках. Реальная история - Эй Джей Бэйм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был недурной план. Один Ferrari ринулся бы на максимуме прямо со старта, пытаясь увлечь за собой пилотов Ford, чтобы спровоцировать неполадки в их автомобилях. Машины Ford неоднократно оказывались поразительно хрупкими. Американцы знали толк в том, как повысить мощность, но разве у них были лучшие инженеры и самые дисциплинированные гонщики? В команде Ferrari Сертис оказался единственным, кто мог двигаться достаточно быстро, чтобы такая стратегия принесла плоды. Он намеревался задать темп всей гонке.
Во второй половине дня в среду, 15 июня, механики доставили машины из гаражей в боксы, а затем выкатили их на трассу для первой тренировочной сессии. Сертис, Майлз, Герни, Макларен и все остальные пилоты были здесь. На узком прямом участке дороги с кряжистыми соснами по обе стороны лучшие гонщики мира снова и снова разгонялись свыше 320 км/ч. К тому моменту, когда солнце село и первый день тренировочных заездов завершился, было установлено новое лучшее время круга – 3:33,3. Рекорд поставил Дэн Герни на Ford. Сертис на три секунды отставал от него. Впрочем, Сертис еще только разминался.
На следующий день Сертис пришел в гараж Ferrari с намерением уже на второй из трех тренировочных дней показать результат лучше, чем у Ford. Он подошел к своему 330 P3. На каждой машине белым по красному были выписаны имена гонщиков. Как только взгляд Сертиса упал на имя, которое стояло под его собственным, пилот сразу почувствовал неладное. Его напарником должен был быть другой англичанин, Майкл Паркс, однако на их Ferrari кто-то нанес третье имя – Лудовико Скарфьотти. Скарфьотти был хорошим итальянским гонщиком и к тому же приходился племянником главному акционеру и директору Fiat Джанни Аньелли. В силу сохранявшихся проблем со здоровьем Сертис согласился, когда Драгони назначил Скарфьотти резервным пилотом на его автомобиль. Однако Сертис чувствовал себя отлично, и место Скарфьотти было в резерве. Имени итальянца не должно было стоять на машине. Сертис понял, что за этим опять кроются какие-то интриги и винить в них можно только Драгони. Скрипя зубами, он отправился на поиски заклятого врага.
…
Сертису казалось, что весь его мир посыпался, прямо здесь, в «Ле-Мане». Авария, чуть не лишившая его жизни, напряженные отношения с женой из-за его быстрого возвращения к гонкам, постоянные удары в спину и политические игры внутри команды. Хуже того: Драгони поднял шум из-за присутствия Пэт, жены Сертиса, в боксе, хотя та всегда там находилась, фиксируя время, за которое ее муж проходит круги. Пошел слушок, что один из инженеров Ferrari заигрывает с ней, и Драгони заявил, что все это слишком отвлекает внимание. Сертис рискует жизнью на треке, а кто-то в это время подкатывает к его жене? Но было ли это правдой? Кто знает. Однако долго копившаяся ярость Сертиса вырвалась наружу именно в тот момент, когда он отыскал Драгони.
– Почему на моей машине стоит имя Скарфьотти?
– Может быть, потому что ты недостаточно хорош? – ответил Драгони. – Джон, тебя не будет на старте. Стартует Скарфьотти.
– Как так? – вспыхнул Сертис. – Это противоречит всей нашей стратегии, всем нашим планам на победу!
– Здесь мистер Аньелли, – сказал Драгони. – Он приехал посмотреть на старт. Я хочу, чтобы мистер Аньелли увидел своего племянника Скарфьотти.
– Но Лудовико не сможет состязаться с Ford в самом начале гонки! У нас же есть четкая стратегия!
Очевидно, что стратегия изменилась без его ведома.
– К тому же мы тут подумали, что если Лудовико стартует, то тебе же потом будет легче, – добавил Драгони. – А иначе ты можешь устать.
Но Сертис уже понял, чтó в действительности скрывалось за всем этим. Аньелли был главой Fiat, человеком, с которым Энцо Феррари вел переговоры о стратегическом партнерстве. С дипломатической точки зрения было очень правильным шагом сделать приятное Аньелли, дав ему увидеть, как его племянник открывает гонку. Сертис оказался заложником ситуации. Драгони же, по его мнению, просто воспользовался этими обстоятельствами в собственных целях. К тому же Сертис и его напарник Майкл Паркс были англичанами, и Драгони хотел добавить в их команду итальянца, чтобы в случае победы лавры достались не одним британцам.
Сертис уперся и стоял на своем. Началась шумная словесная перепалка, конец которой положил Драгони, выдвинув ультиматум: если Сертису что-то не нравится – пусть убирается.
– Я самый быстрый гонщик в команде, – сказал Сертис. – Что бы за всем этим ни стояло, это не в интересах команды. Наша главная цель – обогнать Ford и выиграть гонку. Я устал оттого, что все мои попытки достичь победы саботируются бессмысленными решениями. Так что все, я пас!
Он развернулся и стремительно вышел. Новость разлетелась моментально. Когда она достигла пресс-центра, журналисты бросились на поиски фактов. Это была сенсация. Отказ Сертиса от участия в «Ле-Мане» можно было сравнить по скандальности с тем, как если бы бейсболист Хэнк Аарон вдруг отказался выходить на поле в финальном матче Мировой серии. Сертис отправил телекс в Маранелло, умоляя Феррари что-нибудь предпринять, но ответа не получил. Позже Феррари так прокомментировал ситуацию:
– Если Драгони принял решение о замене, то у него должны были быть на то веские основания.
Внезапно Сертису пришла в голову мысль, что империя мистера Феррари построена в стиле Медичи и все, что тот считал непреложными фактами, было передано ему приспешниками. Кто знает, что Драгони мог наговорить Феррари в прошлом? Что он расскажет сейчас об этой ссоре? Сертису нужно было немедленно поделиться с Феррари своим видением ситуации, и если он не хочет выходить на контакт, то пусть это видение до него донесут журналисты. Когда они нашли Сертиса, тот уже был готов к разговору. Английские, итальянские и американские газеты получили материал непосредственно из уст Сертиса. Даже телевизионная съемочная группа ABC, снимавшая в этот день перебивки для будущей прямой трансляции гонок, смогла пообщаться с ним.
– Между мной и Драгони никогда не было согласия, – сказал Сертис. – Проблема заключается в том, что он итальянец и я со своей национальностью ему не подхожу. Этим утром ситуация достигла апогея. Драгони спросил меня, согласен ли я, чтобы итальянец Лудовико Скарфьотти
