Так Бывает - Никтория Мазуровская

Но не время.

Не верит его словам. Значит, поверит его действиям.

Он спокойно вышел из кухни, нашел в гостиной обеспокоенного Кирилла.

– Твоя мать жутко упертая женщина, но я ее люблю, наверное, и за это тоже.

Сын, после его слов тихо рассмеялся, и поднялся, чтобы его проводить.

– Ты присматривай за ней, пусть вылечится до конца. А потом мне позвонишь, я вам бригаду пришлю, чтобы с вещами помогли. И ты мне, по-тихому, адресок и телефон вашего риелтора скинь, посмотрю, что и как там можно с ремонтом, чтобы по-быстрому сделали.

– Будешь осадой брать, пап? Думаешь, поможет?

– Если не осадой, так штурмом, но крепость возьму.

– Обещаешь?

– Да, – кивнул, и притянул вихрастую голову к себе, – Обещаю. Звони мне чаще, я волноваться буду.

– Ладно.

– Скоро увидимся, не расстраивайся. – Дима похлопал парня по плечу, – И с Санычем я поговорю, ты только за матерью смотри.

– Окей, – но в спину отцу бросил, – Только сильно не бей его, он в возрасте уже.

Дима на слова сына внимания не обратил.

Он да, он собирался бить, еще как.

Вышел из квартиры с тяжелым ощущением на сердце. Ему не хотелось уходить вот так, но, если так надо, значит, он потерпит. Таня и сама долго ему сопротивляться не сможет. Как там говорилось: «Если любишь, отпусти»? Вот и Таня его отпустить пытается, да только кто ж ей позволит? Правильно. Никто и никогда.

К офису «Меридиана» он подъехал спустя полчаса. Олега по дороге вызвонил и попросил предупредить своих архаровцев, чтобы не мешали, а то, когда Дима злой, у него башню рвет. И, похоже, надо снова заняться контактным боем, чтобы было, куда пар спускать, иначе его точно посадят за разбои.

Без лишних слов поднялся на второй этаж и направился в нужный кабинет. Секретаря на месте не было, что хорошо.

Без стука открыл дверь и зашел.

– Какие люди и без охраны! – Саныч поднялся со своего места и пошел Диме навстречу, – Чем обязан, Дмитрий Сергеевич?

Дима сжал кулак и без всякого предупреждения двинул вперед, перенося силу корпуса в этот удар. И хруст костей, звук соприкосновения его костяшек и скулы Саныча для него был, как музыка.

Саныча с одного удара не завалить, все же габариты у него приличные. И опыта достаточно. Но никаких ответных действий мужчина предпринимать не намеревался. А Дима разочаровался из-за этого. Он хотел хорошую драку, а не избиение младенца. А глаза Саныча ему именно это обещали,– что сопротивляться не будет. И Дима может его хоть до смерти забить, мужчина и пальцем не пошевельнет в свою защиту.

– Ты и так все знаешь, так что говорить ничего не буду. Но если она опять будет в таком состоянии из-за тебя, – убью, собственными руками придушу, понял меня?

Саныч головой тряс из стороны в сторону, но Диму слышал прекрасно.

– А ручки замарать то не боишься? – саркастично протянул.

– Об тебя замараюсь с удовольствием, – Дима развернулся и пошел обратно на выход, – Ты для нее отец, она не признается, но ты для нее отец. Соглашайся и продавай все. Уезжай с ней, и возможно у тебя еще будет возможность повозиться с внуками.

Больше ничего говорить не стал.

Он и так сказал больше, чем планировал.

Ему нужно вернуться домой, как можно быстрей. Там Костя тоже в не слишком адекватном состоянии, чтоб его. Дела требуют внимания. Еще и эта благотворительная катавасия на них свалилась. Их компания, как одна из учредителей благотворительного фонда, должна была произвести взнос, с этим проблем нет. Он не против, чтобы поменьше государству отстегивать, но вся эта бумажная канитель бесила и отнимала много времени.

Таня спрашивала его о детях, и он не был готов ей сказать ответ. Но самому себе уже давно ответил. Ему отец помог, точнее то, как он на мать с тоской смотрит. Сергей Михайлович Мелех на старости лет остался один на один со своей тоской по жене, которую отпустил, потому что она попросила.

Дима так жить не собирался. Если Таню придется заново влюблять в себя, он это сделал бы. Только не нужно.

Она его во всех смыслах. Телом, душой, умом. Она вся его. И он ее весь с потрохами. Абсолютно.

И детей он хотел, но только ее детей. От нее. Ни от кого больше. Потому что только ее одну любил, и только ее одну хотел видеть рядом с собой всегда.

ГЛАВА 17

Вот уж откуда не ждала неприятностей, так это от собственного организма. Слабость во всем теле была дикая, она, кажется, даже пальцем самостоятельно не могла пошевелить в первые два дня. Кожа чувствительная стала, до невозможности, – когда Олег и Кирилл помогали ей с кровати вставать, чтобы постельное бельё поменять и комнату проветрить, чуть ли не стонала от боли. Ужасное состояние.

Она часто слышала, еще, когда в школе училась, что многие специально зимой снег жменями жрали, чтобы заболеть… Они скрытые мазохисты, что ли? Как можно добровольно обрекать себя на такое состояние?

Ей по коже наждачной бумагой сначала прошлись, а потом солью натерли… вот такое было ощущение. Про боль в мышцах и суставах, она вообще молчит. Про больное горло и ежеминутный кашель, который легкие наизнанку выворачивает,– вообще не упоминает.

Гадское состояние.

И еще депрессия накатывает. Начинаешь себя жалеть, буквально упиваешься этой жалостью. Все плохие, а ты одна хорошая. Обидели девочку, а значит, головы с плеч у всех должны полететь.

Да. Маленький капризный ребенок, по сравнению с большим больным взрослым,– это цветочки.

Господи! Столько таблеток за один раз она в жизни не пила. Порой ей казалось, что у нее печень раньше откажет, чем пройдет эта дурацкая ангина.

И в душ сходить нельзя. Да кто это, вообще, придумал? Бред какой-то. Но, под угрозами своих домашних, Тане приходилось терпеть и делать, что велят.

В тот день, когда Дима уехал, после их разговора, она вообще не сознавала себя, как человека. Ей казалось, что она превратилась в какое-то безвольное существо, которое не понимает, что забыло в этом чертовом мире.

Так вот, возвращаясь к тому вечеру…

Кирилл на нее обиделся.

– Я не понимаю!? Зачем ты его выгнала?

Сын нервно расхаживал по ее спальне, предусмотрительно отодвинув софу ближе к стене, и весь центр комнаты от кровати до той самой софы был в его распоряжении. Кажется, на ковре останутся следы