Антология современного анархизма и левого радикализма, Том 2 - Алексей Цветков

Что же случилось? Почему исчезли старые военные стратегии и концепции? Рассмотрим это подробнее.

«Театр военных действий» — это термин, указывающий на место, где ведется война. В Третьей мировой войне театром военных действий была Европа. Сейчас уже неизвестно, где может вспыхнуть конфликт, это может произойти в любом месте и не обязательно в Европе. Поэтому военная доктрина переходит от того, что называлось «системой», к тому, что они называют «гибкостью». «Я должен быть готов действовать, как угодно и в любой момент. Одной схемы мне уже недостаточно, мне необходимо множество схем, причем не только чтобы выстроить ответ на определенные события, а для того, чтобы выстроить множество военных ответов на определенные события». И здесь открывается широкое поле деятельности для информатики. Эта перемена вызывает переход от систематического, квадратного и жесткого к гибкому, к тому, что может измениться в любой момент. И это определит всю новую военную доктрину армий, воинских корпусов и солдат. В этом заключается один из основных элементов Четвертой мировой войны. Другой ее элемент — это переход от «стратегии сдерживания» к стратегии «расширения» или «распространения»; речь идет уже не только о завоевании территорий и сдерживании противника, сейчас важно суметь распространить конфликт на то, что они называют «невоенными акциями». В случае с Чьяпас это выражено в постоянном снятии и назначении губернаторов и муниципальных председателей, с изменением тактики в отношении прав человека, средств информации и т.д.

В новую военную концепцию включена интенсификация завоевания территорий. Это значит, что уже недостаточно покончить только с САНО и ее военными силами, нужно заняться еще и церковью, неправительственными организациями, международными обозревателями, прессой, гражданскими и т.д. Уже нет гражданских и нейтральных. Весь мир — участник конфликта.

Это подразумевает то, что национальные армии уже не годятся, потому что им уже не надо защищать национальные государства. Если национальных государств больше нет, что им защищать? Согласно новой доктрине, национальным армиям отводится роль местной полиции. В случае Мексики это хорошо видно — мексиканская армия каждый раз все больше занята чисто полицейской деятельностью, такой, как борьба с наркобизнесом, или же возникает новый орган по борьбе с организованной преступностью, который называется Федеральной полицией по предупреждению преступности и состоит из военных. Речь, стало быть, о превращении национальных армий в полицию, в стиле североамериканского комикса о Суперполицейском. Когда будет проведена реорганизация армии в бывшей Югославии, она превратится в местную полицию и НАТО станет ее Суперполицейским, говоря в политических терминах, ее старшим партнером. Звездой в этих случаях является наднациональная инстанция — НАТО или армия США, местные армии — это часть массовки.

Но национальные армии были созданы, исходя из доктрины «национальной безопасности». Если имелся враг или угроза безопасности страны, их работа заключалась в поддержании этой безопасности, иногда перед лицом внешнего противника, а иногда перед внутренним врагом, дестабилизирующим страну изнутри. В этом заключалась доктрина Третьей мировой войны или войны «холодной». Учитывая этот момент, в рядах национальных армий был развит определенный уровень национального сознания, затрудняющий их превращение сегодня в полицейских друзей Суперполицейского. Поэтому доктрину национальной безопасности необходимо превратить в доктрину «национальной стабильности». Дело уже не в защите страны. Поскольку главным врагом национальной стабильности является наркобизнес и явление это мировое, национальные армии, действующие в рамках доктрины национальной стабильности, готовы к получению международной помощи и к международному вмешательству в других странах.

Во всем мире существует проблема реорганизации национальных армий. Рассмотрим ее на примере Латинской Америки. Процесс этот в общих чертах тот же, что и в Европе в случае войны НАТО в Косово. В Латинской Америке существует Организация Американских государств (ОАГ), обладающая Системой Защиты Полушария. Согласно идее бывшего аргентинского президента Менема, все латиноамериканские страны находятся под угрозой, и нам необходимо объединиться, лишить наши армии национального сознания и под знаменем доктрины системы защиты полушария и под предлогом борьбы с наркобизнесом создать одну большую армию. Учитывая при этом, что речь идет о гибкости, т.е. о готовности начать войну в любой момент, в любом месте и при любых обстоятельствах, начинаются маневры. Эта система защиты полушария должна покончить с немногими до сих пор существующими бастионами национальной обороны. В Европе это было Косово, в случае Латинской Америки это Колумбия и Чьяпас. Как создать эту систему защиты полушария? Есть два пути. В Колумбии[85], где существует угроза наркобизнеса, правительство обращается ко всем с просьбой о помощи: «необходимо вмешаться, потому что наркобизнес — это угроза не только для Колумбии, но и для всего континента». В случае с Чьяпас применяется формула тотальной войны. В ней участвуют все, нейтральных нет, или ты союзник, или ты противник.

В процессе дробления, превращая мир в архипелаг, финансовая власть стремится к созданию нового торгового центра в Чьяпас, Белизе и Гватемале, который будет развивать туризм и контролировать природные богатства.

В этих местах много нефти и урана, а еще здесь — вот беда! — много индейцев. И индейцы мало того, что не говорят по-испански, не хотят иметь кредитных карточек, ничего не производят, заняты выращиванием маиса, фасоли, перца и кофе, и, кроме того, у них хватает наглости танцевать маримбу и не пользоваться при этом компьютером. Они не потребители и не производители. Они лишние, а все лишнее должно быть уничтожено. Но они не хотят ни уходить, ни переставать быть индейцами. Более того, их борьба — не за власть. Они борются за то, чтобы их признали как индейские народы, чтобы признали их право на существование, не заставляя их превращаться в других. Но все дело в том, что здесь, на этой территории, пребывающей в состоянии войны, на сапатистской территории, находятся основные индейские культуры, их языки — и богатейшие нефтяные месторождения. В САНО участвуют семь индейских народов — цельталь, цоциль, тохо-лабаль, чоль, соке, мам, — и метисы. Это карта Чьяпас — общины с индейским населением, нефтью, ураном и ценными породами дерева.

И индейцев этих надо убрать отсюда, потому что они не воспринимают землю так, как это понимает неолиберализм. Для неолиберализма все является товаром, все продаваемо и эксплуатируемо. И эти индейцы смеют говорить «нет», потому что земля — это мать, что она хранит их культуру, что в ней живет их история, и что в ней живут их мертвые. Сплошной абсурд, который не вмещается ни в один из компьютеров и не котируется ни на одной из бирж. И совершенно невозможно убедить их в том, чтобы они вернулись к благоразумию, научить их думать правильно — не хотят и все тут. И даже восстали с оружием в руках. Именно поэтому, считаем мы, мексиканское правительство не хочет мира, а хочет оно — покончить с этим противником, опустошить эту территорию, а потом вновь организовать ее и превратить в большой торговый центр, в Супермаркет юго-востока Мексики. САНО поддерживает индейские народы, поэтому она тоже враг, но не главный. Договориться с САНО было бы недостаточно, тем более что договориться с САНО значило бы отказаться от захвата территории, богатой нефтью, ураном и ценными породами дерева. Поэтому они этого не допустили и не допустят.

Субкоманданте Маркос

ПРИВЕТСТВИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО КОМАНДОВАНИЯ САНО НА ОТКРЫТИИ ПЕРВОЙ МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНОЙ ВСТРЕЧИ ЗА ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И ПРОТИВ НЕОЛИБЕРАЛИЗМА

Перевод О. Ясинского

27 июля 1996 г.

«Агуаскальетес II»[86], Овентик, Сан Андреи Сакамчен де лос Побрес, Чьяпас, Мексика

Братья и сестры из Азии, Африки, Океании, Европы и Америки! Добро пожаловать в горы юго-востока Мексики. Мы хотим представиться.

Мы — Сапатистская армия национального освобождения.

Десять лет мы жили в этих горах, готовясь к нашей войне.

В этих горах мы создали армию.

Внизу, в городах и асьендах, нас не существовало.

Наши жизни стоили меньше, чем машины и животные.

Мы были как камни, как растения на дорогах.

У нас не было слова.

У нас не было лица.

У нас не было имени.

У нас не было завтра.

Нас не существовало.

Для власти, той, которая стоит сегодня во всем мире за словом «неолиберализм», мы не существовали, поскольку не производили, не покупали и не продавали.