Пик Дьявола - Деон Мейер

Сейчас его коллеги тоже устраивают пикники. Только его больше не зовут. Кому охота возиться с алкашом, который постоянно спотыкается и не может связать двух слов. С ослом, который вечно задирается, устраивает скандалы — а после пикника его еще приходится доставлять домой, жене, которая нехотя открывает дверь. Потому что не хочет видеть пьяницу мужа, не хочет испытывать унижение.

Гриссел поведал Кристине, что не пьет уже одиннадцать дней и оказалось, что он совсем не знает человека, который вынырнул по эту сторону выпивки.

Вокруг него все изменилось. Дети, жена, сослуживцы — господи, он просто старик, ветеран по сравнению с молодежью, пришедшей в переименованную Южно-Африканскую полицейскую службу.

Но главное — он верил, что он действительно изменился. Он не знал точно насколько. И надолго ли его хватит. Сорокалетний чудак с темным пятном в биографии.

Он рассказывал долго; однажды она перебила его:

— Почему ты хочешь вернуть жену?

Гриссел ответил не сразу. Потом сказал: главное, раньше с ней он был счастлив. Они оба были счастливы. С Анной он начинал жить. У них ничего не было, только они сами. Они вместе устраивали дом, вместе страдали, Вместе смеялись. Вместе дивились чуду рождения Карлы и Фрица. Вместе отмечали его повышения. У них общая история, а такие вещи даром не проходят. Они были не только любовниками, но и друзьями. Ему хочется все это вернуть. Прочные отношения, любовь, дружбу, доверие. Потому что их отношения составляли большую часть того, кем он был, кем стал, — благодаря им он стал тем, кем стал.

И он хотел снова стать таким.

Если он не сумеет вернуть Анну, он потеряет все. Вот в чем дело.

Кристина заметила:

— Человек никогда не может стать таким же, как раньше.

Он не успел ответить, потому что она тут же спросила:

— Ты все еще любишь ее?

Несмотря на то что все последние дни Гриссел только об этом и думал, он не смог ответить. Ему хотелось поговорить на тему «что такое любовь вообще», но он лежал тихо. Внезапно он почувствовал, что сам себе надоел, поэтому он спросил:

— А как же ты?

— Что — я?

— Зачем тебе было нужно… становиться проституткой?

— Девушкой по вызову, — поправила она, но чуточку насмешливо.

Она шевельнула бедрами и отстранилась. На короткий миг он испытал горечь утраты. Она перевернулась лицом к нему, и он положил руку ей на грудь.

— Ты задал бы мне такой же вопрос, если бы я продавала цветы? — В голосе Кристины не было враждебности. Она говорила ровно, спокойно. Не дожидаясь ответа, продолжала: — Это просто работа.

Гриссел набрал в грудь воздуха, собираясь ответить, но Кристина жестом остановила его:

— Все думают: какой ужас! Какая грязь! Какой стыд! Вредное, опасное ремесло. Но твоя работа тоже вредная. Ты только что сам сказал. Но быть полицейским не зазорно. Зато шлюхой…

Гриссел подумал: не будь она девушкой по вызову, Соня была бы сейчас дома. Но он понимал, что никогда не произнесет этого вслух.

— Когда я начинала, то сама удивлялась, почему я не такая, как все. Все клиенты спрашивали меня об одном и том же: «Почему ты стала девушкой по вызову?» От таких вопросов невольно кажется, будто с тобой что-то не так. А потом я задумалась: а почему, собственно, не так? Может, как раз со мной-то все так, как надо. Может, я просто более дальновидна, чем другие? Что такое секс? Неужели это плохо? Почему к моей работе так пренебрежительно относятся?

Она встала и отошла от дивана; он пожалел, что спросил. Он не хотел ее обижать. Брякнул не подумав. Он собрался извиниться, но она уже исчезла в своей спальне. Он опустил глаза, увидел расстегнутую ширинку и поспешно застегнул «молнию».

Она вернулась. Он увидел ее силуэт, и тут же она оказалась рядом, только на сей раз присела у него в ногах.

— Хочешь сигарету?

— Если можно.

Она сунула в рот две сигареты и щелкнула зажигалкой. В свете огонька он видел ее грудь, лицо и голые плечи.

Одну сигарету она протянула ему. Он глубоко затянулся.

— Я всегда была не такая, как все. — Кристина выпустила струю дыма, которая образовала призрачное пятно на противоположной стене. — Это трудно объяснить. Когда ты еще ребенок, ты ничего не понимаешь. Думаешь, с тобой что-то не так. Мои родители… Я из хорошей семьи. Отец был военным, а мать почти всегда была домохозяйкой; денег нам хватало. Они жили в своем маленьком мирке. Были довольны такой жизнью. Но разве может этого хватить? Разве может быть достаточно? Ты ходишь в школу, потом находишь себе мужа или жену, воспитываешь детей, выходишь на пенсию, поселяешься в домике у моря, а потом умираешь. Ты никогда никого не обижаешь, делаешь все правильно, как надо. Так говорил отец: «Дитя мое, делай все как надо». Кому надо? Соседям? Кто они такие, чтобы решать, что правильно, а что — нет? Ты платишь деньги за парковку, никогда не превышаешь скорость, не шумишь после десяти вечера. И выполняешь свой долг. Вот еще одна из любимых фразочек моего папаши: «Дитя мое, люди обязаны выполнять свой долг». Долг перед семьей, перед городом, перед страной. Чего ради? Что ты получаешь за то, что выполняешь свой долг? Мой отец выполнял свой долг перед армией — и умер, не достигнув пенсионного возраста. Мать выполняла свой долг перед нами, но она ни разу не была ни в Кейптауне, ни в Европе, вообще нигде. Если постоянно выполнять свой долг, никаких денег не хватит. Ни на одежду, ни на машину, ни на мебель, ни на отпуск. Но им так было привычно, потому что выделяться нехорошо — это тоже неправильно, неприлично.

Все хотят, чтобы ты была такой же, как все. С самого раннего детства тебя поучают: не высовывайся, не отличайся от остальных. А я была не такой, как все. И ничего не могла с собой поделать. Уж такая я есть. Если родители или школьные учителя — да кто угодно! — говорили, как надо поступать, я сразу начинала думать: что, если сделать наоборот? И делала. Я покуривала и попивала. Но когда тебе пятнадцать или шестнадцать, почти все запреты имеют отношение к сексу. Ты не должна делать того и этого, потому что ты должна быть хорошей, порядочной девочкой. Я хотела понять, почему надо быть порядочной девочкой. Чего ради? Чтобы получить порядочного мужа? И порядочную жизнь, и порядочных детей. И порядочные похороны, на которые придет много народу. Вот я и начала выкидывать номера. И чем больше я старалась, тем больше понимала, что жить по-другому гораздо интереснее. Большинство людей не хотят быть хорошими, в них сидит желание быть не такими, как все, только им смелости не хватает. Живут с оглядкой — как бы кто чего не сказал. Боятся, что потеряют все скучные достижения в жизни. Был один учитель, он уж был такой послушный долгу! Я работала на него. И переспала с ним в лагере Ассоциации студентов-христиан. Он сказал: «Боже мой, Кристина, как давно я тебя хотел!» Я спросила, почему же он не дал мне знать. Он не мог ответить. А потом был еще приятель моего отца. Когда он приходил к нам, то вечно смотрел на меня маслеными глазками, но потом отходил, садился рядом с женой и держал ее за руку. Я понимала, чего он хочет. Я сама пришла к нему, и он сказал, что любит молодых девочек, но со мной это у него впервые.

Кристина затушила сигарету и села вполоборота к нему.

— Ему было столько же лет, сколько и тебе, — сказала она, и на секунду Гриссел уловил в ее интонации презрение.

Она прижалась спиной к его ногам и скрестила руки под грудью.

— Знаешь, зачем родители послали меня в университет? Чтобы я нашла себе мужа. Образованного. И хорошую работу. Чтобы у меня была хорошая жизнь. Но чему помогает хорошая жизнь? Что от нее проку, когда ты умираешь и можешь сказать себе: я прожил достойную жизнь? Скучную, но хорошую.

В университете я встречалась с одним парнем, третьекурсником с медицинского факультета. Его родители жили в Хёвельсиге, и у них водились деньги. Я видела, как они живут. Я поняла: если у тебя есть деньги, тебе не нужно быть послушной долгу, такой же, как все, и «порядочной». Деньги дарят не только возможность покупать хорошие вещи. Можно быть не такой, как все, и никто тебе слова не скажет. Тогда я и поняла, чего хочу. Но как этого добиться? Можно выйти за богатого, но тогда деньги все равно будут не твои. По выходным я стала подрабатывать официанткой в фирме, которая устраивала вечеринки и приемы. Однажды я вышла перекурить на поле для гольфа, и ко мне подошел один тип. У него был автосалон на Застрон-стрит. «Сколько ты зарабатываешь?» — спросил он. Когда я ответила, он предложил: «А не хочешь получать по тысяче рандов за ночь?» Я спросила: «Как?» И он ответил: «Своим телом, красотка». Он дал мне свою визитную карточку и сказал: «Подумай». В следующий же понедельник я ему позвонила. И сделала это. Там было семеро парней, они снимали номер в «Хилтоне». Иногда в обед, а иногда вечером они звонили мне в общежитие, и я к ним ехала.