Гид по чаю и завтрашнему дню - Лора Тейлор Нейми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лайла, ответь на простой вопрос, – говорит папи. – Твоя сестра рассказала нам о твоем Орионе. Этот мальчик тоже тебя любит?
Я закрываю глаза, пока в голове мелькают кадры. Орион Максвелл никогда не говорил этих слов, однако он кричал их мне миллионом других способов, миллионы раз.
– Да.
Мами берет Пилар под руку. Они прижимаются друг к другу, они борятся с эмоциями, пока счастливые улыбки не побеждают.
– Bueno. Мы посмотрели их кондитерские курсы. Они великолепны. Ты хочешь пойти в эту школу?
– Обучение очень дорогое. А еще билеты на поезд. И я не смогу много работать по студенческой визе.
– Тебе хватит бабушкиного наследства.
Как я могу даже думать об этом? Использовать деньги, которые abuela заработала в «Ла Паломе», на будущее, отличное от того, к которому она меня готовила?
– Я хочу сделать правильный выбор. Лучший выбор для нашей семьи. Для нашего бизнеса и для всех.
– Как насчет лучшего выбора для тебя? – спрашивает папи.
Для меня. Мое наследие. Мое сердце. Мое будущее.
Но острая правда режет, как нож tío – стебли кукурузы. Я поворачиваюсь к матери.
– Ты отправила меня в Англию не для того, чтобы я выбрала ее вместо свой семьи, Майами и «Ла Паломы». – Этого бы не стала делать девушка, чья лучшая подруга уехала в другую страну. – Если бы ты знала, ты не посадила бы меня на тот самолет. Но ты сделала это и только посмотри теперь, что получилось!
Мами встает и тянется ко мне, ее руки переплетаются с моими, а глаза как наконечники стрел.
– Твое сердце нашло в Англии покой, облегчение и что-то новое, ради чего хочется улыбаться?
– Sí, мами, – шепчу я. – Очень, очень многое.
Теперь она плачет. Крупная слезинка скатывается по ее щеке, от нее пахнет жимолостью.
– Именно за этим мы тебя туда и отправили.
Набив желудок свининой и кубинскими закусками вдобавок к многочисленным поцелуям дальних родственников, танцам и играм в домино, я сижу на своей кровати. Передо мной много решений, тянущих меня в разные стороны. Я вожу пальцем по небольшому рисунку цветными карандашами – изображению «Совы и ворона», которое Гордон подарил мне на день рождения.
На ноутбуке раздается звонок FaceTime, и от увиденного на экране имени у меня сводит живот. Но я готова. Отвечаю на звонок.
Стефани смотрит на меня через полмира.
– Лайла. – Ее голос слаб, и я едва узнаю эту девчонку в соломенной шляпе и без макияжа.
– Привет. – С чего начать? Что нам делать?
– Прости, что… – срывается с моих губ в тот же миг, как она произносит:
– Прости, я…
Мы обе нервно смеемся, и я жестом прошу ее говорить первой.
– У меня появилась связь несколько недель назад, с тех пор как отправила имейл. Но ты уехала в Англию, и я подумала, ты будешь занята… И мне было немного страшно звонить, честно говоря. – Я киваю, и она продолжает: – Мне не нравится, как мы разъехались. Я так и не успела объяснить. Лайла, многие годы я только наблюдала, как ты очаровываешь всех своей едой.
– Стеф…
– Нет, послушай. Ты приносила крокеты или свой флан, и люди тут же улыбались. Они забывали о своих проблемах и стрессе на некоторое время. И я всегда считала это твоим даром. Твоей магией.
Мой подбородок морщится. Но я продолжаю слушать.
Стеф смотрит вниз, затем снова на меня.
– Я тоже хотела обладать своей магией, отдельной от твоей. Я хотела менять людей, помогать им. И я больше не хотела ждать. Я поступлю в университет, но позже. Я не знала, как сказать тебе…
Я поднимаю ладонь в воздух.
– Подожди. Я вела себя не как подруга, которой можно было об этом рассказать. Прости меня за это. Прости, что заставила уехать так далеко и что пыталась распланировать твою жизнь.
Ее лицо смягчается.
– Мы обе налажали.
– Да, это точно. – Я делаю вдох, затем выдох. – Ты счастлива?
Она мгновенно кивает.
– Очень.
Она рассказывает мне про Африку и про то, что там делает – спасает жизни, меняет людей. Ее лицо оживленно мерцает, но она не рассказывает подробностей о приключениях.
– Я наконец-то привыкла к климату и отсутствую кондиционеров.
– Когда приходит продовольствие, мы боремся за темные шоколадные батончики.
– Шляпы и белые футболки с длинным рукавом – мои лучшие друзья.
Стефани рассказывает о Гане, людях и новых навыках, как будто читает о своей жизни из глянцевой туристической брошюры. Подруга о чем-то недоговаривает.
Я не знаю, что с этим делать. Я переминаюсь с ноги на ногу, затем зарываюсь под одеяло. Я не могу устроиться с удобством, поэтому перенимаю эстафету и рассказываю ей об Англии. Только говорить об Англии – это как вырезать собственное сердце из груди. Пока я держу его перед собой, оно уверенно пульсирует, как метроном, поддерживая во мне жизнь. Но сердце, бьющееся между моим телом и лицом Стефани на экране, холоднее и бледнее, чем сердца должны быть.
Поэтому я не углубляюсь в детали. Я тоже недоговариваю: мои истории как сладкий топинг на выпечке. Они присыпаны сахарной пудрой и смазаны манговым муссом. Я не могу рассказать подруге о тяжелых горьких начинках для замков и черного чая с ванилью или о насыщенном бисквитном торте из новых друзей и песен. Я не могу рассказать о мотоцикле, зелени и валунах, из которых выпекла хрустящий хлеб и самого пекаря. Себя.
– Дожди так часто идут. Намного чаще, чем в Майами.
– Тебе понравились бы акценты. Они всегда за все извиняются.
– Там столько старины. Можно увидеть автомобильную заправку рядом с пятисотлетним зданием.
Стеф морщит нос.
– С каких это пор ты говоришь «автомобильную» заправку?
Я даже и не заметила. У меня не получается рассказать, почему я привезла домой так много от другой страны. Так же как у меня не поворачивается язык рассказать ей об Орионе. Ничего. Nada.
Я на сто процентов не способна сказать подруге, которая часами плакала со мной из-за Андре, ни единого слова об Орионе. Наши с ним отношения в Англии только мои, я ни с кем не буду делиться. Я даже не могу назвать его имени или сказать, что у меня на коленях его свитер, потому что, если это сделаю, я вырежу остатки сердца из груди. Мне придется запереть его, чтобы не потерять контроль.
Но разве Стеф не моя лучшая подруга?
