Любовное заклятие - Сьюзен Кэррол

И даже потом, когда Эвелин оставила его одного в монастыре, он не обрел покоя. В свои восемь лет он знал о жизни гораздо больше, чем святые братья, и был лучше их осведомлен о том, что происходит в революционном Париже. В ту ночь, когда в их монастырь ворвались «красные колпаки», размахивая ножами, проснулся только один Рэйф…

Раньше воспоминания об этой ночи наполняли его душу таким ужасом, что он старался поскорее подавить их. Сейчас, думая об этом, он почувствовал лишь глубокую грусть, что мир, в сущности, очень мрачное место, полное зла и ненависти.

Он прижал мальчика к груди в интуитивном стремлении защитить его и отнес в соседнюю комнату. Корин следовала за ним с подсвечником в руке. Рэйф положил малыша на кровать и уже хотел накрыть его одеялом, но Корин вдруг протянула ему детскую ночную рубашку. Рэйф никогда не думал, что ему придется переодевать ребенка, и эта задача показалась ему не менее трудной, чем взобраться на высокую мачту во время штормового ветра. Поэтому он был очень благодарен Корин, когда та, улыбнувшись, принялась за дело сама. Отступив в сторону, он наблюдал, как ловко и нежно она переодела малыша, а потом наклонилась и коснулась губами его лба. Ее темно-каштановые локоны смешались с золотистыми кудряшками мальчика, и было в них - и в матери, и в сыне - столько невинности и беззащитности, что В Рэйфе горячей волной поднялось стремление оградить ИХ от всех бед этого мира.

Это чувство было настолько тревожащим и незнакомым для него, словно одежда с чужого плеча. Рэйф повернулся и направился к двери, но Корин остановила его:

– Мистер Мори, я знаю, вам это покажется глупым, но Чарли очень надеялся, что вы сами уложите его и поправите одеяло.

– Но мальчик спит глубоким сном. Откуда же он узнает?

– Он, скорее всего, спросит меня завтра утром, и я не смогу ему солгать.

Ну конечно, она не сможет! Рэйф вообще сомневался, что Корин Брюэр хотя бы раз солгала кому-нибудь за всю свою жизнь. Заглянув в ее доверчивые, полные надежды глаза, он вдруг подумал, что такие глаза способны заставить большинство совершенно нормальных мужчин делать любые идиотские вещи, о которых она попросит. Понимая это, Рэйф тем не менее был совершенно потрясен тем, что и на него эти глаза оказывали точно такое же действие.

Он неохотно подошел к Кровати и, чувствуя себя страшно неловко, как-то неуклюже натянул одеяло мальчику до подбородка, а затем подоткнул его со всех сторон с аккуратностью, к которой привык на флоте. И хотя он был не совсем уверен, но ему показалось, что Корин при этом подавила едва заметную улыбку.

Рэйф смотрел на головку мальчика, уткнувшегося в подушку. Он, собственно, никогда не любил детей - особенно таких мальчишек, как Чарли, маленьких и слабых. Впрочем, в этом пареньке он почувствовал какую-то странную тихую силу - высокий дух, гордую уверенность в том, что он сможет позаботиться о своей мамочке. Чарли был очень чутким ребенком, который обещал вырасти в сильного мужчину, благородного и доброго.

Такого, например, как Вэл Сентледж…

Рэйф так и не понял, с чего это в его голову вдруг закрались мысли о Вэле да еще вызывали в нем непонятное чувство вины. Он задумчиво гладил по-детски мягкие золотистые кудри мальчика, пока не обнаружил, что за ним внимательно наблюдают добрые глаза Корин. Очевидно, она смотрела на него достаточно долго. Внезапно смутившись, Рэйф развернулся и вышел из комнаты.

В маленькой гостиной он подошел к окну. Дождь чертил темные линии на стекле, яркие вспышки молнии освещали расположенный внизу конюшенный двор и клонящиеся от ветра деревья.

Рэйф всегда любил штормовое море, ему нравилось ощущать под ногами вздымающуюся палубу, чувствовать разгул стихии, которой он, капитан корабля, мог бросить вызов. Однако на берегу все было иначе. Нескончаемый дождь всегда действовал на него угнетающе, заставляя предаваться размышлениям о прошлом. Слишком много печальных воспоминаний, слишком много ночных кошмаров…

Странно, но этой ночью он не чувствовал ничего подобного. Он был полностью захвачен ощущением тепла - от горящего за его спиной очага, от неслышного присутствия женщины и мальчика в соседней комнате. Рэйф вглядывался в грозовую ночь, ожидая привычного беспокойства, горечи, которые всегда охватывали его в такие минуты, но на душе по-прежнему было спокойно и мирно. И он знал, кого следует благодарить за это. Вэла Сентледжа и то странное лечение, которому он подверг его в ночь Хэллоуина! Взяв его за руку, он сделал гораздо больше, чем просто спас ему жизнь. Можно было бы сказать, что он спас саму его душу…

Но кто, черт побери, вообще просил его об этом?! Рэйф хотел бы рассердиться, потому что это было чертовски неприятно - тревожиться о ком-то, а особенно о человеке, который долгое время был твоим врагом. И все же он ничего не мог с собой поделать. Он беспокоился о Вэле и сожалел, что оставил ему этот проклятый кусок кристалла.

Рэйф пытался успокоить себя, уговорить, что все будет хорошо. Ведь хранил же он этот осколок в своем сундуке несколько лет, даже надевал его на шею - и никакого особенного вреда от кристалла не ощутил. До того самого дня, когда понял, что опустился на самое дно своей жизни…

В то время отчаянная безысходность и ощущение полного провала заставили его стать пиратом у берегов Мексики. Память о тех днях теперь наполняла Рэйфа стыдом и отвращением к самому себе. Он был моряком с шестнадцати лет и хорошо знал, как тяжела эта жизнь и без набегов тех мерзавцев, которые беззастенчиво грабили их корабли. И вот одним из тех самых подонков он однажды позволил себе стать!

Это было как раз в те мрачные дни, когда он постоянно носил кристалл на себе. Теперь ему казалось, что этот камень десятикратно усиливал горечь обид и злые помыслы. Однако у такого святого человека, каким был Вэл Сентледж, не должно возникнуть подобных проблем. Ведь у него нет злых мыслей, он должен устоять перед дьявольской силой кристалла… А даже если и нет, ему-то, Рэйфу, какое до этого дело?

Но ему было дело! До такой степени, что он даже готов был рискнуть своей головой и вернуться в Торрекомб, чтобы предупредить доктора. Словно каким-то странным образом к нему перешла часть благородства Вэла, его бескорыстной души…

– Мистер Мори?

Тихий голос Корин отвлек Вэла от его нелегких размышлений. Он обернулся. Женщина в нерешительности стояла перед ним. С тех пор, как он снял для них это жилье, она всегда на ночь уходила в комнату, где спал Чарли, оставляя в его распоряжение гостиную. И теперь его смущало, что она стоит так близко в своей ночной рубашке, с распущенными волосами и этим свежим, дразнящим запахом женщины.

– Уже поздно, - неловко сказал он. - Вам лучше идти спать.