Запрещённый приём (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

Я проклинала себя за то, что мои темные очки остались в офисе, потому что лицо у меня сейчас было далеко не таким пустым, как мне бы того хотелось. Я решила сделать ставку на гнев — мое любимое убежище. Всегда лучше злиться, чем бояться.

— Я не понимаю, что он нашел в Донне, но он любит ее до последнего кусочка. — Я вдруг поняла, что это был не самый подходящий набор слов в разговоре с серийным убийцей, и сама мысль об этом заставила меня рассмеяться. Наверное, стресс. Но Олафу никогда не нравилось быть объектом насмешек.

— Ты считаешь это смешным? — Его гнев вспыхнул.

— Нет, я просто…

Его ярость разгорелась еще сильнее, и я почувствовала, как первые проблески его зверя заплясали у меня на коже. Это заставило меня сказать ему правду, потому что я не могла быстро придумать подходящую ложь.

— Я рассмеялась из-за этой фразы про кусочки. Мне показалось, что в разговоре с тобой это будет звучать иронично.

Ужасно хотелось почесать руки, потому что волна его силы подняла мурашки у меня на коже. И этого было достаточно, чтобы львица поднялась внутри меня навстречу его энергии — где-то глубоко, проблеском золотистого меха, там, где ничего не должно было быть, кроме меня самой.

— Ты считаешь, это то, как мне нравится видеть моих женщин — кусочками? — Спросил Олаф, понизив голос на пару октав. Я не могла понять, почему его голос звучит таким образом — из-за его зверя или потому, что он просто завелся. Какая-то часть меня надеялась, что дело в звере, но другая логически уповала на второй вариант.

Я вроде как пожала плечами.

— Я в курсе, что тебе нравится разделывать тела, так что, может, не совсем кусочками.

— В тебе нет страха, когда ты говоришь об этом.

Моя львица мелькнула своими янтарными глазами из той глубокой темноты, откуда являлись все мои звери. Ее массивная лапа ступила на землю, которая вдруг стала частью этого пространства в моей голове. Один из способов сохранять трезвый рассудок, имея внутри себя целый зверинец, это визуализация всего так, чтобы это был способен понять твой человеческий мозг, поэтому мои звери всегда направлялись ко мне по своеобразной тропе. Это помогало мне проводить черту между ними и мной, и не сталкиваться с тем фактом, что все они были такой же частью меня, как гланды или аппендикс, с той только разницей, что зверя нельзя вырезать из твоего тела, да и гланды никогда не попытаются вырваться наружу самостоятельно.

— Я уже видела, что происходит на твоем лице, когда мы вместе расчленяли тела, Отто. Я в курсе, что тебя это заводит. — Эта мысль успокоила мою ярость и нервы, так что львица на тропе внутри меня замедлилась — припала на брюхо, но не исчезла во тьме. Она ждала. Я тоже ждала. Правда, мы обе не очень понимали, чего именно мы ждем.

— Заниматься этим вместе с тобой — вот что меня заводит, Адлер.

— Ой, да хватит тебе, Мориарти, ты и в одиночку ловишь с этого кайф.

Он кивнул.

— Я своими убийствами наслаждаюсь в высшей мере. — В конце фразы его голос стал еще глубже.

— Пойдем-ка лучше внутрь, пока Тед не исчерпал запасы своего обаяния и темы для разговоров с Дюком. — Бросила я, стараясь казаться небрежной, несмотря на то, что мой пульс подскочил. Я отстранилась от перил и направилась к двери.

— Теперь я верю, что вы с Тедом больше, чем друзья.

— Хорошо. — Ответила я и потянулась к двери, не сводя с него глаз.

Обычно такой жесткий напряг быстро доводит меня до ручки, и мне надо как-то действовать, чтобы избавиться от него. Я была готова вернуться в офис или подраться — что-нибудь, что угодно, лишь бы только это напряжение между нами прекратило накаляться, а энергия его льва перестала танцевать на моей коже.

— И успокой своего зверя, а то перекинешься прямо тут, на ступеньках. — Сказала я, понизив голос.

— Я и близко не подошел к той черте, где теряю контроль над своим львом, и ты это знаешь. Ты и сама к этой черте не подошла. — Произнес он и понюхал воздух, как будто пытался втянуть побольше вкусного аромата из него. — И все же я чую твою львицу. — Он провел подушечками пальцев вниз по своей руке, как будто трогал что-то совсем иное. — Я чувствую твою силу на своей коже — так же, как и ты чувствуешь мою.

Будь он одним из моих женихов, эта фраза сошла бы за неплохую прелюдию, но, поскольку речь шла об Олафе, не могу сказать, что я возбудилась. Пульс у меня ускорился, сердце застучало в ушах, но не из-за того, что я завелась. Разве что кто-то считает страх сексуальным. Впрочем, погодите. Олаф считает.

Дверь позади меня распахнулась, но я была так сосредоточена на Олафе, что это застало меня врасплох. Я даже ойкнула — так, как ойкают только женщины в подобных ситуациях. Пульс забился у меня на шее, как пойманный в ловушку зверь. Я никак не могла проглотить его, чтобы заговорить с Эдуардом, который показался в дверном проеме.

— Народ, вы идете? — Поинтересовался он в дружелюбной манере Теда, хотя выражение его лица соскользнуло с теплого тедовского к эдуардовскому льду буквально за секунду, так что эта фраза совершенно не вязалась с его лицом.

Олаф заговорил тихим, рокочущим шепотом.

— Ты бросилась к нему так, как это делает женщина, которая уверена, что мужчина ее защитит. Только добыча ищет убежища в чужих руках.

В этот момент я поняла, что запахло жаренным. Если в голове Олафа я из списка собратов-хищников перейду в список добычи, то мы окажемся в таком глубоком дерьме, из которого как минимум один из нас троих не выйдет живым, а если все будет совсем плохо, то даже двое, а то и трое.

40

Я смотрела на Олафа и думала: «Вот оно. Мы должны его убить.». Львица подобралась внутри меня, как если бы готовилась к прыжку — словно она могла помочь мне драться против него. Моя рука уже тянулась к пистолету, но Эдуард выбрал вариант получше. Он повернулся к копам у себя за спиной и сказал:

— Ребят, дайте нам пару минут. — После чего он закрыл дверь, чтобы у нас появилось немного приватности.

— Анита доверила тебе свою безопасность, когда во Флориде в нас чуть не врезалась машина. — Произнес Эдуард, и Тед соскальзывал из его голоса так же, как и с лица.

Олаф замер — все его тело отреагировало на эту фразу. Мой пульс замедлился, и на место страху перед тем, с чем я столкнулась сейчас, пришло воспоминание о страхе из прошлого. Мы тогда целой толпой набились в машину во время охоты за монстром во Флориде. Так вышло, что я оказалась на коленях у Олафа, потому что больше сидеть было негде. Сейчас это звучит глупо и беспечно, но тогда в этом был смысл. По дороге в нас чуть не врезалась чужая машина, и только благодаря навыкам нашего водителя мы избежали аварии, и наша тачка не перевернулась. Тот факт, что в тот момент я не была пристегнута, хотя всегда соблюдаю технику безопасности… Я думала, что это конец, но Олаф обхватил меня руками. Он защитил меня силой своих рук, обернувшись вокруг меня всем телом. Он весь сосредоточился на том, чтобы мы с ним оставались на месте. Я тогда прижалась к нему, зарылась лицом ему в шею и держалась за него изо всех сил, а самое странное — в тот момент я совершенно точно знала, что он защитит меня даже ценой своей собственной безопасности. В тот миг вся его сила, которая прежде меня пугала, стала моим щитом.

— Да, доверила. — Сказала я с едва заметным придыханием.

Львица на тропе внутри меня расслабилась. Она перекатилась на спину на темной земле, вспоминая ощущение силы Олафа. Она совершенно не скрывала того факта, что ей нравился его лев, и что она нуждалась в партнере. Я ей сказала, что его она не получит, но проблема была в том, что я просто не могла предложить ей кого-то другого. Среди всех моих неприкаянных зверей она громче всех тосковала о своем одиночестве.

— Ты не воспринял Аниту, как добычу, когда спас ее в машине. — Фраза Эдуарда была утверждением.

— Не воспринял. — Произнес Олаф так, будто ему не слишком нравился этот ответ, хоть это и была правда.