Судьбы моды - Александр Васильев

Добужинский заслужил особое признание за свои декорации и костюмы к спектаклям «Месяц в деревне» (И. С. Тургенев) и «Николай Ставрогин» (по мотивам романа Ф. М. Достоевского «Бесы»), а также за декорации к пьесе Грибоедова «Горе от ума». Бенуа работал в Художественном театре не только в качестве художника, но и как режиссер, и участвовал в создании новых постановок «Маленьких трагедией (А. С. Пушкин) и «Тартюфа» и «Мнимого больного» (Ж.-Б. Мольер).

Ему особенно была близка Франция эпохи Людовика XIV, а Париж XVII века и Версаль были его страстью. Головин также активно работал в Художественном театре, оформляя «Женитьбу Фигаро» Бомарше и «Отелло» Шекспира. Во время моей учебы в школе-студии эти старые костюмы, например уникальные и восхитительные жакеты для «Пира во время чумы» Пушкина, собирали пыль забвения, хотя все еще находились в хорошем состоянии, поскольку спектакли не шли долго, и костюмы не успевали износиться. Представьте мой восторг, когда в начале карьеры я получил разрешение использовать эти костюмы для проекта оформления спектакля «Да здравствует королева, виват!».

После иммиграции во Францию в 1982 году я снова стал приобщаться к традициям художников «Мира искусства», благодаря любезности сына и дочери Зинаиды Серебряковой, Александра и Екатерины, а также семей Лансере и Бенуа я познакомился с сыном Добужинского, Ростиславом, который предложил мне помогать ему в постановке «Ворожбы». Как полезно было тогда заново открыть для себя в Париже по-прежнему актуальные принципы «Мира искусства». Именно тогда я познакомился с Дмитрием Дмитриевичем Бушеном, последним из «мирискусников» и протеже Бенуа. Он очень много рассказывал мне о Бенуа, описывал его умение передать театральную перспективу, которую тот «позаимствовал» у венецианского театра XVIII века. В то время была еще жива племянница Бакста, Мила Марковна Бакст, чьи семейные узы роднят ее с режиссером Андре Барсаком.

Благодаря Майе Плисецкой, приме-балерине Большого театра, я начал работать художником по костюмам и декорациям для балета. Судьбе было угодно, чтобы я повстречал многих из тех, кто жил в Париже в эпоху Дягилева, хотя в то время главным хранителем традиций балета Дягилева был Николай Березов, бывший помощник Михаила Фокина, жившего на тот момент в Лондоне. Возобновленные им «Петрушка», «Шахерезада», «Карнавал» и «Послеполуденный отдых фавна», костюмы и декорации для которых создавались задолго до этого Бакстом и Бенуа, были блестящи, и трудно передать мой восторг, когда в Нью-Йорке я впервые увидел балеты Фокина, заново поставленные «Джоффри-балле», — невероятный, волнующий сплав музыки и цвета, формы и движения.

Однако, пожалуй, самым ревностным хранителем наследия Дягилева была Ольга Морозова-де Базиль, бывшая прежде примой-балериной «Русского балета Монте-Карло», который на протяжении 1930–1940-х годов покорял публику в Северной и Южной Америке, Европе и Австралии. После смерти Дягилева в 1929 году большая часть его имущества (декорации и эскизы) перешла к труппе, основанной полковником де Базилем (Василием Воскресенским), и до 1960-х годов принадлежала Ольге Морозовой, которая продала ее. Морозова, кстати сказать, ничего не получила от этой продажи, но это уже другая история.

По крайней мере трое из моих дорогих друзей танцевали в костюмах Бакста для «Шахерезады»: Татьяна Лескова, Тамара Григорьева (обе проживают сейчас в Южной Америке) и покойная Валентина Кашуба (она скончалась в Мадриде в возрасте 99 лет).

Они рассказали мне, как были окрашены ткани костюмов Бакста. Оказалось, что в действительности они не были прозрачными, хотя на эскизах выглядели очень легкими, и в этом состояла их заметная разница с костюмами Бенуа. Если у первого рисунок или эскиз нес в себе экспрессию и движение, графическую легкость и прозрачность, то у второго эскиз содержал больше деталей и исторической точности, сохраняя при этом несомненную и естественную элегантность. И все-таки, по моему мнению, костюмы Бакста менее выигрышно смотрятся на сцене, чем костюмы Бенуа, великого знатока тканей, аксессуаров и — самое главное — сценических пропорций.

В моем представлении именно Валентина Ивановна Кашуба оживила эпоху Бакста и раннего Бенуа. Она танцевала в составе дягилевской труппы в 1914–1918 годах и путешествовала с ней по всей Европе и Америке, посещая вместе с Дягилевым музеи Италии и Испании. Ни на минуту не расставаясь со своим кодаком, Валентина Ивановна создала уникальную подборку любительских фотографий, на которых с особенной четкостью и непосредственностью запечатлены костюмы Бакста и Бенуа.

«Мир искусства» — неотъемлемая часть моей жизни. Я вобрал в себя его запах и впитал его вкус — и считаю себя его современным последователем. В России власть традиций очень сильна, но я никогда не думал, что их влияние на меня не ослабнет и во Франции.

Кинозвезда Лия Мара

В свое время только одна русская женщина диктовала моду в мире. Это была знаменитая балерина Ида Рубинштейн. Оказывается, в начале прошлого века в мире блистала и одна латышка — Александра Гудович, известная под именем Лия Мара.

Латвийская актриса польского происхождения Александра Гудович родилась 1 августа 1897 года в рижской семье дворника. Лизочка, как называли в детстве Александру, мечтала стать доктором химии. Но жизнь распорядилась иначе: в семь лет будущую звезду отдали в рижскую балетную школу, а после ее окончания семнадцатилетняя Александра была ангажирована на сцену Рижской оперы. Вскоре она получила предложение Варшавской оперы. Здесь Гудович и стала Лией Марой — примадонной и любимицей варшавской публики.

Миловидную, пластичную актрису заметило польское кино. Первые фильмы с ее участием вышли в 1917 году, когда Лие было 20 лет. Именно на экране заметил ее будущий муж, кинорежиссер Фридрих Цельник. Он увез Лию сниматься в Берлин — столицу порока 1920-х, настоящую «вавилонскую башню» европейского искусства.

Ее успех был стремительным и громким. Тысячи портретов восходящей звезды стали распространяться по Берлину, а имя ее стало символом. Эффектная внешность, драматическое и комедийное дарование ставили Лию Мару в ранг самых дорогих и почитаемых актрис.

После громкого успеха в Германии последовали приглашения в Вену, где балетное образование и изящные манеры сделали Лию звездой легкого жанра кино. Всего Лия Мара снялась в двадцати четырех фильмах. В интервью латышскому журналу «Фильм и сцена» Лия говорила о своем браке: «Мы счастливо вместе работаем и живем. Я счастлива, что все сложилось так, как сложилось».