Философия мистики или Двойственность человеческого существа - Дюпрель Карл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* Maier und Klein. Sesch. d. Auguste Muller. 80.
** Reichenbach. Der sensitive Mensch. II. 693.
*** Kerner. Gesch. zweier Somnambulen. 294.
Для будущей психологии имеет большое значение вопрос о том, вспоминают ли сомнамбулы имеющие место во время кризисов их поступки, представления и события непосредственно в бодрственном состоянии, и только воображают, что видели их в обыкновенном сне, или – при помощи имеющего место после их кризисов воспроизведения этих поступков, представлений и событий в этом сне? Когда сомнамбул предоставляют самим себе, то их сомнамбулический сон в большинстве случаев разрешается сном обыкновенным, и тогда бывает возможно воспроизведение ими его содержания в обыкновенном сне; но когда они выводятся из своего сна искусственно, тогда вспоминание его содержания, если оно наступает, бывает непосредственным. Последнее имело место у тринадцатилетней сомнамбулы Генниг, подробно и ясно вспоминавшей все, что было с ней в магнетическом сне, непосредственно после пробуждения.*
* Die Somnambule in Nebelin in der West-Priegnitz. 4. Auflage Perleberg, 1846.
Для перехода содержания сомнамбулического сознания в бодрственное часто бывает достаточно одного желания на то со стороны сомнамбула. Пассавант знал одну сомнамбулу, от воли которой зависело, удержать или не удержать в памяти свои сомнамбулические видения.* Согласно Фария, вспоминание видений сомнамбулического сна имеет место только у тех сомнамбул, которые сознают в своих кризисах, что находятся в сомнамбулическом состоянии; но такие сомнамбулы представляют большую редкость.** Д-р Штейнбек знал одну сомнамбулу, которая не вспоминала своих видений, когда ее будили внезапно, и помнила их очень хорошо, когда будили ее постепенно.***
* Passavant. Untersuchungen etc. 95.
* Faria. De la cauee du sommeil lucide. 228.
** Steinbeck. Ger Dichter ein Seher. 439.
Так как следование представлений у человека как во время бодрствования, так и во время сна подчиняется законам ассоциации, то последняя служит сомнамбулам вспомогательным средством к вспоминанию ими их сомнамбулических представлений. Сомнамбула Гуфеланда поступала в этом отношении точно так, как часто поступаем и мы, а именно: она завязывала во время сна на своем носовом платке узелок, и когда на него по пробуждении падал ее взгляд, у нее появлялись ассоциированные представления.* Когда другая сомнамбула хотела перевести в бодрственное состояние какое-нибудь свое сомнамбулическое представление, она при его возникновении в ней обвязывала лентой руку или ниткой безымянный палец.**
* Hufeland. Uber Sympathie. 172.
** Ennemoser. Mesmerische Praxis. 498.
С развитием сомнамбулизма, а следовательно, с уменьшением его однородности с бодрственным состоянием, вспоминание сомнамбулических представлений затрудняется. В период наибольшего развития болезни сомнамбул кризисы их отличаются наибольшей интенсивностью, делаются слабее по мере их выздоровления и, наконец, вовсе не имеют места по окончательном их выздоровлении, когда прекращается всякая восприимчивость их к магнетизированию. Поэтому в период выздоровления сомнамбул вспоминание их о том, что имело место в их кризисах, совершается с большей легкостью, чем в период наибольшего развития их болезни. Но подобно тому, как забываемые нами видения нашего глубокого обыкновенного сна ценнее вспоминаемых нами смутных видений нашего легкого сна, вспоминаемые видения сомнамбулического сна не столь поучительны, как невспоминаемые: ведь состояние сомнамбул, сопровождающееся первыми, находится в большем родстве с бодрственным состоянием, чем в каком находится с ним их состояние, сопровождающееся последними, а значит, и содержание сознания сомнамбул во время нахождения их во втором состоянии ценнее содержания сознания их во время нахождения их в первом. Однако и это правило допускает исключение, так что будущая экспериментальная психология и здесь соберет жатву. Д-р Ник ручается за достоверность следующего случая. Одна сомнамбула во время последнего. кризиса своей болезни сказала так: "Через месяц я не только буду помнить все, что видела во время кризиса, но и буду в состоянии ходить по дорогам, видимым мной отсюда и ведущим к местам, в которых я еще никогда не была". Таким, развившимся до степени ясновидения, ее сомнамбулизмом воспользовались и попросили у нее врачебных советов для живущих далеко от нее лиц. Когда она совершенно выздоровела, то, приезжая в места, виденные ею в состоянии ясновидения, вспоминала их и не нуждалась в указаниях относительно мест жительства лиц, для которых попросили у нее советов.*
* Archiv. II. 2. 46. 49.
Развившийся до степени высокого сомнамбулического сна сомнамбулизм настолько же отличается по отношению к памяти от обыкновенного сомнамбулического сна, насколько последний отличается в этом отношении от бодрствования. Исключения из этого правила легко объясняются недостаточной степенью развития сомнамбулизма, когда вследствие неполного исчезновения родства между этими двумя сомнамбулическими состояниями между ними порываются не все нити вспоминания. Впрочем, в том случае, когда видения высокого сомнамбулического сна воспроизводятся в обыкновенном сомнамбулическом состоянии, продукты такого воспроизведения являются по большей части в виде смутных воспоминаний, подобных тем, какие мы имеем о наших сновидениях, находясь в бодрственном состоянии. Если они и бывают иногда ясными, то это длится только несколько мгновений, подобно тому, как часто бывает так, что тотчас по пробуждении от обыкновенного сна мы помним еще приснившееся нам, но уже через несколько минут его забываем.
* Archiv. X. 1. 106.
Память соединяет наши разнородные состояния по тому же психологическому закону, по которому совершается соединение нашего прошедшего с нашим настоящим. Возникновение в нас представлений подчиняется закону ассоциации, действующему тем сильнее, чем интереснее для нас возникающие в нас представления. Что воспроизведение нами представлений находится в зависимости от их первоначальной нами чувственной оценки – если оставить в стороне влияние времени, – это не только доказывается каждым нашим сновидением, но и подтверждается наблюдениями психиатров. Буамон знал одного умалишенного аптекаря, когда-то с увлечением предававшегося занятиям химией. Сошедши с ума, он не переставал говорить с большой охотой об этих своих занятиях. Хотя он забыл даже, над какими веществами производил опыты, тем не менее помнил имена знаменитых химиков, с которыми когда-то поддерживал знакомство: так высока была его оценка такого льстившего его самолюбию знакомства. Тот же врач душевнобольных сообщает следующий случай с одним курителем опиума, случай, в котором ослабленная временем чувственная оценка проявилась в своей первоначальной силе. В наркотическом состоянии ему часто рисовался образ одной женщины, которую он видел всего только раз вечером на одной из лондонских улиц, но которая произвела на него сильное впечатление. В бодрственном состоянии он мог вспоминать о ней равнодушно, когда же видел ее, находясь в состоянии наркоза, она возбуждала в нем первоначальное чувство.* По-видимому, эти наблюдения противоречат вышеприведенным случаям, указывающим на то, что в усиливающейся при различных видах сна нашей памяти часто воскресают в нас представления, едва заслуживающие внимания во время нашего бодрствования, а следовательно, говорящие в пользу независимости вспоминания нами наших представлений от их для нас интереса, тогда как теперь обнаруживается некоторая между ними зависимость. Это кажущееся противоречие разрешится, если мы обратим внимание на уже не раз подчеркивавшееся нами различие между воспроизведением и вспоминанием: воспроизведение нами представления может не находиться ни в какой зависимости от чувственной его нами оценки, и в то же самое время эта оценка может облегчать нам узнавание представления, уже нами воспроизведенного.
* Boismont. 168. 197.
Произвольно возникающие у сомнамбул воспоминания об их сомнамбулической жизни не представляют для экспериментальной психологии такой важности, как их воспоминания о ней, вызываемые у них их магнетизером. Часто бывает достаточно одного приказа магнетизера, чтобы сомнамбул удержал в своей памяти свое сомнамбулическое представление по пробуждении от магнетического сна. Вернер – сочинение которого содержит в себе интересные наблюдения, но страдает тем недостатком, что не объясняет явления драматического в сомнамбулизме раздвоения я – поднес своей сомнамбуле во время ее кризиса в виде подарка от третьего лица розу и краткое письмо, сразу же ей и прочитанное. Когда затем он спросил ее, что надо сделать, чтобы память об этом событии осталась у нее и по пробуждении, то получил ответ, что для этого достаточно его строгого о том приказания. Когда, исполнив совет сомнамбулы, он на следующее утро спросил ее, получила ли она подарок, то сначала она ничего не могла ему ответить, но вслед затем сказала, будто видела во сне так живо, как если бы то было наяву, что получила розу и письмо, содержание которого и было повторено ею слово в слово. Когда ей затем показали розу и письмо, она пришла в крайнее удивление и под влиянием воспоминания о своих сомнамбулических представлениях – что бывает очень часто и о чем мы будем вскоре говорить – сейчас же погрузилась опять в сомнамбулический сон.