Роса на солнце - Вадим Львов

   — Включи телевизор, что ли.! ОРТ или «Евроньюс». — Приказал Волобуев адъютанту.

   По новостным каналам, кроме ежедневных сводок с фронтов и пропагандисткой трескотни, ничего нового не было.

   — Ага, народ ещё безмолвствует! — шутливо отозвался Колосов. Отсюда и такая секретность и торопливость. Все пока держится в тайне от «журналюг».

   Через пару часов «Тигр» командира корпуса в сопровождении двух «внедорожников» комендантской службы уже ехал в направлении занятого противником Луцка. Минут через десять, навстречу со стороны города, появился конвой из двух VBL, украшенных белыми флагами и громоздким «Буффало». Волобуев, сидя в прокуренном отделении «Тигра», переваривал в голове содержимое новой шифрограммы уже из штаба армии, подписанную главкомом Сухановым и пришедшую двадцать минут назад. Ему надо было встретиться с исполняющим обязанности командующего объединённой союзной группировки генералом Батистом Самаре и провести переговоры об отводе войск от Луцка дальше на запад в сторону границы ЕС.

   Конвой европейцев притормозил на окраине села «Гаразджа» и стал дожидаться русских. Из первого бронированного «внедорожника» вылез высокий и худой офицер с типично «галльским» вытянутым лицом. Вокруг него мигом столпилось несколько сопровождающих, которые недружелюбно и настороженно смотрели на приближающийся русский конвой.

   Когда Волобуев выбрался на солнцепёк и приблизился к европейцам, высокий козырнул и протянул ему руку.

   — Генерал Самаре, объединённая группировка Евросоюза. Командующий. С кем имею честь вести переговоры.

   — Генерал — лейтенант Волобуев, первый гвардейский корпус. Уполномочен командованием отдельной Днепровской армии и политическим руководством Руси вести с вами переговоры о прекращении огня и отводе ваших войск.

   Галл вздрогнул и изумлённо выпучил глаза.

   — Месье Волобуев! Я уполномочен вести переговоры об отводе войск исключительно с командующим Днепровской армии, генералом армии Сухановым.

   — К сожалению, месье Самаре, в данный момент командующий армией на переговоры не приедет. Их уполномочен вести я.

   Возмущение француза понять было можно. Вместо командующего всеми русскими силами на Украине ему подсовывают одного из командиров корпусов. Хотя, как говорили древние, горе побеждённым. Не наши войска бегут на Запад, словно нашкодившие коты. Не хотят переговоров, и — не надо!

   — Мне доложить своему руководству, что переговоры о прекращении огня отменены? Тогда, месье Самаре, будем считать нашу встречу недоразумением и не будем отнимать время друг у друга. Как говорят у нас: «адью, месье!»

   Волобуев резко развернулся на каблуках и направился к «внедорожнику», каждую секунду ожидая примирительного окрика француза. Но француз молчал, значит, переговоры им особо и не нужны.

   Прибыв в расположение штаба корпуса, он приказал отбить сообщение о провале переговоров, но в Киеве и Москве об этом уже знали и решили подтолкнуть союзников в сторону подписания перемирия.

   Первый гвардейский, едва «приняв на борт» топливо и боеприпасы, получил приказ, после артподготовки и ударов «Искандеров» ударить в стык двум союзным бригадам в районе Луцка, рассечь группировку союзников и возобновить преследование в юго-западном направлении.

   Больше всего Волобуеву, как командиру лучшего соединения русской армии и как обычному отцу, не хотелось терять людей в последний, может быть, день конфликта. Поэтому, согласовав с командованием, он решил для начала ограничиться огневыми ударами. Бронированный кулак следовало занести над головой противника, но бить не торопиться. Противник, хоть и здорово ослабленный и сломленный морально, ещё может драться, если его прижать к стенке. А вот, если предоставить разбитой армии союзников «золотой мост» для бегства и преследовать их параллельным маршрутом, не вступая в прямое столкновение.

   Огненный шквал бушевал над позициями союзников ровно тридцать пять минут, затем вперёд рванули танковые и механизированные батальоны гвардейцев, обтекая по дуге Луцк, перерезая дорогу на Львов и держа открытой дорогу на Ковель. Пусть союзники отступают на север в сторону Белоруссии.

   Честно говоря, если Константин Васильевич и ждал чего-то от союзников, то не такого повального бегства. Противник, неделю дравшийся с ним на равных, и не уступая ни в чём, вдруг, без выстрела «пустился в бегство». Вначале Волобуеву показалось, что впереди их ждёт какая-то ловушка, но высланные вперёд все наличные силы корпусной разведки, ничего подобного не обнаружили. Союзники просто бежали. Правда, бежали организованно, не бросая технику и снаряжение. Европейцы, как будто, быстрее хотели уйти с проклятой для них, земли, и спасти вооружение и боевую технику для будущих сражений.

   Навстречу колонне Т-80УМ, идущих по дороге в направлении Горохова, неожиданно выскочил «Феннек», украшенный огромным белым полотнищем.

   Паша Волобуев яростно «выматерился» и бросил в гарнитуру рации — Не стрелять! Что за херня? Где разведка..?

   Из «Феннека» вылез мужик с сером берете и камуфлированном комбинезоне. Мужик был бледен, что было видно издалека, но старался держаться гордо и независимо.

   — Это может быть засада, старший лейтенант! Осторожнее! Осмотрись там. И знай, что мы, рядом! — отозвался штаб батальона.

   Откинув люк и оглядевшись по сторонам, гвардии старший лейтенант Волобуев вылез на башню и, с чувством глубокого удовлетворения, сплюнул. Закурив, начал неторопливо спускаться, как бы невзначай, дотронувшись до кобуры с «Грачом». Мужик в камуфляже даже не шелохнулся и продолжал стоять у борта броневика, внимательно глядя на него.

   — Генерал-майор Науманн. Я понимаю, офицер, что вы в небольших чинах, поэтому передайте вашему командующему генерал-лейтенанту Волобуеву, что мы готовы на переговоры о прекращении огня. Не надо ждать прилёта Суханова. Нам достаточно слова гвардейца Волобуева. Командующий Самаре согласен на переговоры на любых условиях.

   — Очень интересно. Хорошо, я передам ваши слова командованию. Господин генерал… Козырнул Пашка и пошёл обратно, к пятнистому «Барсу». Отрапортовав начальству, Волобуев- младший услышал уставший голос комбата, гвардии подполковника Проскурина…

   — Отлично, старлей.! Вот, вроде и всё. Закончили, Бог даст. Домой скоро!

День десятый. Киев

   Сводная сотня терских «пластунов» была переброшена в Киев для участия в совместном русско-украинском мини-параде. По поводу прибытия в столицу свободной Украины главы правительства Руси и сопровождающих лиц, военные обоих стран решили блеснуть сообразительностью и оригинальностью и «прогнать» по Крещатику подразделения, наиболее отличившиеся в ходе конфликта.

   Пшеничного выдернули в штаб полка, где помимо полкового командира и штабных офицеров, находился ещё незнакомый толстяк в новеньком камуфляже и при полковничьих погонах. Козырнув Базылеву и остальным офицерам, Пшеничный покосился на незнакомца.

   Рассматривая толстяка, Артём слегка напрягся. «Жиртрест» — полковник напоминал военно-прокурорское мурло, а у каждого служащего на Кавказе с военной прокуратурой после известных событий с арестами «военных, убивавших мирняк», отношения были сложные. Не иначе, как получивший «в дыню» московский подполковник добился-таки возбуждения уголовного дела? Москвичи, они такие злопамятные и всегда, рядом с начальством. А мы здесь, что в Крыму, что на Кавказе, г…но за них разгребай!

   Пшеничный сузил глаза, расширил ноздри, словно молодой бычок и нервно засопел, уставившись на толстого незнакомца в высоких чинах. Тот не выдержал взгляда, отвел глаза, кашлянул и стал возиться с бумажками, сваленными на столе. Последний встреченный им в штабе незнакомец, отморозок Маслов, и тот глаз бы не отвел. Не та закваска. А этот, точно, прокурорский. «Сосунок» тыловой.

   — Ты, капитан, глазами на дорогого гостя-то не «зыркай» — отвлёк внимание Артёма комполка Базылев. — Он тут новости хорошие привёз, а ты на него смотришь, как наш повар Филя на цыплёнка.

   В ту же минуту «жиртрест» прекратил перебирать бумажки и ещё раз кашлянув, наконец, представился. Говорил он густым басом.

   — Полковник Куприянов. Офицер по особым поручениям управления воспитательной работы Главного штаба Сухопутных войск. Прибыл из Москвы.

   Пшеничный едва сдержался, чтобы не хихикнуть, а потом покрыть сладкоречивого толстяка матом этажа в четыре. Политрабочий, одним словом, рот закрыл, работа сделана…

   Где ж ты, сука тыловая, был, когда пластуны да «десантура» с «махрой» здесь в Крыму кровью умывались. И главком где твой был?

   Тем временем, тыловой порученец продолжал заливаться соловьём и извлёк, наконец, конверт из плотной бумаги.