Олег Табаков - Лидия Алексеевна Богова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аналогов подобной школы нет даже в Европе. В наше расписание я ввел полтора часа чтения: вы будете читать хорошие книги, а мы с педагогами раз в две недели проводить коллоквиумы по этому чтению, то есть смотреть, как заполняется ваша душа. Зачем? Русский актер, в отличие от других национальных школ, если не способен сопереживать, сострадать, — в лучшем случае сумеет хорошо обучиться, на большее он рассчитывать вряд ли сможет. Это начинается с простого: встать в троллейбусе, если рядом старый человек, женщину вперед пропустить, если старушка идет через дорогу, а вы видите, что ей трудно, — необходимо отозваться. «Автоматом», не рассуждая! Часто буду напоминать о необходимости качества, без которого нет русского актера, — интеллигентность. Интеллигентный русский человек — это человек сострадающий, он озабочен всеми, кому живется хуже, чем ему. Сегодня людей, которым живется хуже, — хватает. Понимайте это, как хотите. Может быть, кому-то не интересны люди, которые живут хуже вас. Тогда вы чего-то не поймете или что-то важное в вас не произойдет. И последнее: вы правы — оттого, что молоды и будете жить дальше, вы изначально генетически в философском смысле — правы, а вот на что способны в свете перечисленных мною разных вещей — мы посмотрим. И спрашивать будем и с вас, и с себя в полной мере, потому что за вами — будущее! Вы молоды, вам жить, вам дерзать, вам искать. Что может быть прекраснее этого?
Середина сентября 2010 года.
— Что такое учеба? Это прозаическая работа, требующая усилий воли. Учеба — всегда в какой-то мере преодоление себя. Вспоминая себя 65 лет назад, я не могу сказать, что шел в школу с радостью. Точнее сказать: радость была нерегулярной. Учеба — это труд. Не могу уверять, что труд создал человека, — ни как очевидец, ни как участник. Труд — нечто, что позволяет нам контролировать наше желание получать удовольствие. Конечно, если бы можно было получать удовольствие пять дней в неделю — было бы лучше, нежели два дня. Когда произношу «труд», я подразумеваю и то, что он связан со здоровьем человека. Говорю о прозаических вещах, но хочу, чтобы мы честно договорились и знали на берегу, куда и зачем вы пришли. В театре артистов любят здоровых. Приходя больными, вы наносите вред и себе, и партнерам. Это простые вещи, но нужно помнить: в театре мы все связаны между собой. Отсюда следует: не прийти, когда ты должен быть в театре, — нельзя. Я за свою жизнь не вышел на сцену только однажды, в конце 57/58 сезона, на спектакль «Никто» в постановке Олега Николаевича Ефремова. Произошел инцидент, о котором расскажу позже. Кончилось тем, что свой выход из оркестровой ямы я помню до сих пор, помню, во что был одет мой персонаж: мокасины и красные носки. И сегодня не забыл, как вбежал, как увидел, что в мокасинах и красных носках роль мою играет Игорь Кваша.
К чему этот весь рассказ? Умрешь — имеешь право не выйти на сцену. Сошел с ума, арестован. Не имеет права театральный человек не позвонить, не предупредить. А если что-то подобное случилось с вами — не повторяйте ошибок. В таких случаях будем с вами расставаться. Так что не исчерпывайте лимита своих ошибок. Я отчислял и способных людей. В свое время, когда создавали студию первого набора, три с половиной тысячи москвичей прослушали, в наборе осталось 49, и только восемь поступили на первый курс Театрального института. Это про отсев. Возникнет вопрос: а зачем брать столько, чтобы потом мучить и отчислять? Опять то, что я не устаю повторять: театр, ребята, — это повышенное поле социального риска во всех смыслах. Вы идете в профессию, которая ничего не гарантирует. Надо принять эти условия, только тогда сможешь выжить. При наличии таланта — с одной стороны, при наличии умения, которое приобретается в процессе обучения, — с другой, и при наличии везения, которое является весьма важным условием того, чтобы человек нашего ремесла состоялся, — с третьей. Нужно к этому быть готовым.
Дальше необходимо сказать о такой немаловажной категории, как достоинство. Я с молодости видел много дурного. Как дурно обращаются с людьми. Когда видел, мне было неловко. Вы молоды, неопытны и какое-то время будете растеряны в нашей системе сомнительных координат отношений. Но достоинство надо сохранять в любых ситуациях. Иначе что-то умрет в вас. Достоинство вы можете сохранить только вопреки многому: настроению, усталости, нежеланию работать. Работать — значит научиться чему-нибудь. Что такое работа артиста? Для писателя — это тексты, для художника — наброски, а для нас, артистов, — жизненная эмоциональная память.
Набираться знаний и ощущений впрок — одна из сложнейших проблем. Если обратиться к записным книжкам писателей, художников, можно увидеть, что огромный зафиксированный там материал совсем не является тем материалом, который будет ими обработан и использован в творчестве. Чаще всего — это материал «впрок», обогащение души художника, пища его ассоциативного мышления. И понадобится материал не обязательно сегодня. Как правило, не сегодня. А впрямую, может, и никогда. Так бывает.
Общаясь друг с другом, вы будете желать производить впечатление друг на друга, поэтому будем совершенствоваться в своих наблюдениях, приращивать свои умения. Дальше возникает проблема: как человеку в любых обстоятельствах человеком быть. Это более сложная проблема. Мир устроен не лучшим образом. Жить в этом мире — ежедневный труд. Что происходит в этом мире, тоже нужно замечать. Читать газеты необходимо, следить за новостями. Приучивание к постоянному чтению в нашем заведении — неотвратимо, как неотвратимо наступит посещение концертов симфонической музыки. Почему? Потому что это — работа, вернее, часть вашей работы по заполнению вашей души.
Не скрою, на первом концерте симфонической музыки в консерватории, где играл неслабый пианист Лазарь Берман, я заснул примерно через десять минут музыцирования. Стремление ко сну на музыкально-симфонических концертах пропало у меня только спустя полтора года. Много-много вами еще не увидено, не услышано. И удивляться таланту других — полезное занятие, свойство русского интеллигента. Удивляясь таланту соседа,
