Нокаут чемпиону. Часть 2 - Галина Маркус

– Не совсем… Там хороший психолог, кое-что я вырвала, но… Лучше бы Настёне вообще со мной не встречаться!

Голос у Ленки задрожал. Она и сама знала, что виновата, и предвидела справедливые упреки, но врач только сказал:

– Не казните себя. Вы много сделали для Насти. Сможете ли вы видеться или нет – это навсегда останется с ней, поверьте.

– Нет, это было полным безумием: любить чужого ребёнка. На которого не имеешь никаких прав!

– Любить – всегда безумие, вы не находите? – мудро изрёк доктор.

…Выходить на работу следовало в понедельник, и девушка не могла дождаться, когда закончится неделя. Ей было очень тяжело в эти дни. Не смотря на все предчувствия, разрыв с Мелиховым произошел слишком резко. Она тосковала по малышке, вспоминала, как та обнимает её и называет мамой, видела перед собой полные отчаянья глаза ребёнка. И ей сразу же становилось тяжело дышать.

Про Игоря она тоже думала постоянно, но эти мысли были замешаны на горечи и злости. Ленка не могла не любить его, даже таким, как он есть – жестоким упрямым эгоистом. Но обида душила её – за что он так поступил с ней, почему нельзя было остаться в нормальных, человеческих отношениях? Вышвырнул, словно сменную кассету в бритве… Нельзя было не понять, что причина кроется в Белозерцеве. «Эгоист, эгоист! Собака на сене!» – повторяла про себя девушка.

Она прокручивала и прокручивала в голове события последних двух месяцев, снова испытывая всю гамму чувств – от несбыточной надежды, через разочарование – к трагической развязке. Конечно, прошла всего только неделя, но девушка знала – даже если острота этой боли уйдёт, рана не затянется никогда. А уж то место в сердце, где жила Настёна, кровоточило, не переставая.

Серёга, конечно, названивал. Узнав, что Ленку тоже изгнали, он все порывался приехать, но девушке пока удавалось придумывать отговорки – то ей надо в институт, то на собеседование. Парень не настаивал, девушке показалось, он снова выбрал выжидательную тактику, и в его голосе явно звучало: «Никуда ты теперь от меня не денешься!»

В субботу отец дежурил, а в воскресенье они всей семьей поехали в Кунцево – разбирать бабушкины вещи, чтобы Белозерцев мог въехать в комнату. Мама немного ворчала – затея с жильцом не казалась ей столь заманчивой, к тому же она до сих пор не могла понять, какое место занимает парень в жизни её дочери.

Впрочем, когда, открыв квартиру, они увидели на кухне пятерых мужиков сомнительного вида и трех пьяных девиц, мама оставила всякие колебания.

– И правда… – сказала она, вздрагивая от очередного взрыва пьяного хохота за стеной, – надо, чтобы был кто-то свой! А то поменяют входной замок, вскроют нашу дверь и… ищи потом правды, не выселишь… Даже продать не сможем комнату, никому не покажешь!

Ленка продержалась там пару часов, помогая матери и сестре вытаскивать старые бабушкины платья, посуду и документы. Ей было невыносимо грустно… Хоть бы, и правда, здесь поселился Серёга! Тогда можно будет всё оставить, как есть – и мебель, и комнатные цветы, и скатерку на столике… Продлить иллюзию, что эти стены всё ещё не чужие, что в них будет жить родной человек. «Вот как, родной?», – поймала себя на мысли девушка и сама испугалась. Она боялась даже думать о Белозерцеве иначе, чем о своём друге, боялась сломаться…

Собрав все старые альбомы с фотографиями, Ленка уехала раньше всех под предлогом, что надо постирать и погладить одежду – завтра выходить на работу. По дороге она решила завернуть в церковь и заказать ещё один молебен для бабули – раз уж при жизни так ничего и не смогла для неё сделать.

Домой она всё равно приехала первая, и это было хорошо. Предстояло настроиться на завтрашний день, да и вообще… хотелось побыть одной. Ей стало тяжёло среди самых близких людей – приходилось постоянно скрывать эмоции. Столь быстрое возвращение от Мелихова Ленка объяснила им просто: Игорь говорил про две недели, необходимость отпала раньше.

Про интернат Ленка рассказывать не стала – ничего себе, получится, «адаптация ребёнка к родному дому!» Начались бы расспросы, что, да почему. А так отец только обрадовался, что Ленка устраивается на нормальную работу. Мама, правда, о чём-то догадывалась, она и раньше-то не умела оставлять дочь в покое, а теперь и вовсе – стоило той закрыться в комнате хотя бы на пять минут, сразу же находила предлог и стучалась в дверь.

Пользуясь одиночеством, девушка позволила себе немного всплакнуть – обо всём на свете: о бабушке, Мелихове, разлуке с Настёной и даже о Сером. Потом глянула на часы – восемь, как обычно, можно уже звонить в садик. И не успела взять в руки трубку, как та разразилась песенкой Вини-Пуха – Настя сама установила её Ленке на свой звонок. Настроение у малышки было хорошим.

– Лена! А у меня папа в гостях! Он сегодня весь день со мной! И вчеха был! Я с ним гуляла, а не с детками!

У девушки невольно участился пульс: она-то была уверена, что Мелихов уже уехал – завтра ведь у него тренировка.

– Да? А где он сейчас, рядом стоит?

– Не-а. Он пошел с воспитательницей д-разговахивать.

– Настён… Я к тебе в пятницу приеду, ты скажи об этом папе. Это уже через четыре дня.

– Урр-ра!! А ты со мной целый день будешь?

– Нет, детка, я после работы, я же теперь работаю. Ты меня рано не жди, вот приеду, и всё расскажу. Целую, малыш! – заторопилась Ленка, опасаясь, как бы Мелихов не услышал их разговор.

– Целую, мамочка!

Ленка положила мобильник. Настя до сих пор уверена, что ничего между ними не изменилось. «Мамочка»… И эту катастрофу девушка навлекла на всех них сама.

***

Волнения и беспокойство, связанные с новой работой, пошли Ленке на пользу. В понедельник она впервые с того дня, как покинула Жаворонки, смогла отвлечься от переживаний. Ей приходилось разбираться с документами, притираться к Татьяне, знакомиться с какими-то людьми.

Девушка втягивалась – работа становилась спасеньем. Отношения с начальницей складывались пока неплохо – Лебедева, и правда, оказалась справедливой и сразу оценила работоспособность помощницы. Убедившись в её компетентности, Татьяна стремилась теперь передать ей как можно больше информации и собственного опыта – они работали слаженно и сосредоточенно. Но в душу к себе она не пускала, а Ленка и не рвалась – ведь её личную жизнь тоже никто не трогал.

Остальные сотрудники, конечно, первое время оглядывались на необычную новенькую. Но быстро привыкли и, кажется, перестали замечать её недостаток. Если за её спиной и ходили какие-то разговоры, девушку теперь это мало волновало – она столько пережила за последний месяц, любила и была любимой… Ни один мужчина не занимал её воображения, а потому она не испытывала и обычного дискомфорта в их обществе. На молодых ребят Ленка и вовсе не обращала внимания – после Мелихова все они казались ей незрелыми и неинтересными.