Темная сторона дороги - Олег Кожин

Рядом с лысым, вывалив розовый язык и тяжело дыша, лежал крупный черный пес — старый и грязный, со свалявшейся шерстью.

Некрасивое коричневое лицо мужика напоминало обгорелую картошку, выцветшие серые глаза со странными, стянутыми в точку неподвижными зрачками будто заволокло туманом.

Ощерив желтые прокуренные зубы в ухмылке, мужик почесал подбородок с трехдневной седой щетиной и сказал:

— А то ведь знаешь, как оно бывает? Как говорится, не спеши, а то успеешь.

С кем он разговаривает, подумал Максим и огляделся. Неподалеку, на остановке, обозначенной маленькой желтой табличкой, стоял закрытый автобус — небольшой «ЛИАЗ». Рядом с ним крутились какие-то тетки с сумками, ярко-рыжая женщина с мальчишкой-дошкольником и старый дед интеллигентного вида, в плаще и шляпе. Ежась под порывами промозглого сырого ветра, все они ждали водителя, который заполнял какие-то бумаги у окошка автобусной кассы и шутил с кассиршей.

Но эти люди были далеко.

Лысого бомжа слушал только его черный пес. И Максим. Стоя поблизости, он поневоле слышал каждое слово странного человека. А тот говорил, нимало не смущаясь, будто за дружеской рюмкой в кругу приятелей и знакомых.

— Когда я еще маленький был, большинство жителей у нас ездили на производство на другую сторону реки, — рассказывал мужик. — Мост через реку имелся, но добираться до него больно долго приходилось — кружным путем, за пятнадцать верст, через город. Так что ездили все на пароме. Небольшой, деревянный. Водил его один парень, у нас его все Хароном звали. В шутку, конечно. Был он из пришлых, никто не знал его близко и дружбы особой не водил. Но в те-то годы — лет пятнадцать после войны, когда все тут заново отстраивали — много у нас чужаков живало.

Харон этот был нелюдимый, мрачноватый тип. Говорил мало, улыбался и того реже.

И вот, как сейчас помню, на Первомай случилось. Поехали мы с матерью на ту сторону реки в выходной день, тетку ее навестить. А возвращаться уже вечером надо было, на пароме, конечно.

Только мы чуть позже пришли, чем рассчитывали: народу на борт уже много набилось. Мать зашла на платформу, а меня паромщик задержал. Глянул в глаза и вдруг говорит: «Этого не возьму».

Мать, конечно, скандал подняла. И стыдила, и ругала, и корила — и пыталась дознаться, чем это я, трехлетний пацан, так уж помешаю кому? Какой с меня вес?

Но Харон только зыркнул на мать и деньги ей вернул — те, которые она ему за билет сунула. Ничего она не добилась. Паром отошел, а мы с матерью на берегу стоим… Как сейчас вижу эту картинку: холодает, река свинцовая. Люди в сумерках на воде. От другого берега туман, и мелкая волна плещет. Тихо.

Ох и злилась мать на этого Харона! Все три часа лишних, которые пришлось нам на дорогу потратить — попутными до города, оттуда автобусом через мост, — все костерила его, песочила во все корки. И то можно понять: поселок-то — вон, двадцать минут на пароме, а этот мерзавец заставил ее с малым дитем на руках круголя добираться не пойми как!

Да. А на следующий день мы узнали, что на середине реки паром баржа разбила — рули неисправные или что, я уж не помню, но наехала она на этот паром, подмяла под себя, и целые сутки после аварии наши мужики с поселка трупы из реки вылавливали. Часть мертвецов к берегу прибило, часть неделю спустя нашли, уже раздутых, рыбами объеденных, далеко от переправы. А вот сам Харон пропал. Его ни живым, ни мертвым никто у нас уже не видел. А я часто про него после вспоминал — нелюдим этот жизнь мне сберег.

А зачем? Почему? Там ведь сколько людей было. И дети, кроме меня, тоже. Получается, знал он что-то, этот Харон, про меня такое, чего я сам до сих пор не знаю. Для какого-то дела от смерти уберег. Что ж это за дело такое? Загадка! Мне уж и помирать скоро, а я так и не понял, для чего он меня пожалел и спас, а других… Дай закурить! — потребовал мужик без всякой паузы, обратив в сторону Максима глаза, затянутые белесой дымкой. Серые, свинцовые глаза.

«Слепой», — понял наконец Белов. Сигареты, должно быть, по запаху учуял.

От пустоты незрячего взгляда у Максима закружилась голова. Как во сне, когда приснится падение. Черный пес, лежавший все это время смирно, поднялся вдруг и, виляя хвостом, подошел, будто тоже сигарету выпрашивал.

Краснея от неловкости, Белов вытащил из кармана смятую полупустую картонную пачку — три сигареты там болтались, причем пара из них раскрошились, табак повысыпался. Максим вынул последнюю, оставшуюся целой, и угостил слепого. Наклонившись, помог ему прикурить.

— Не знаете, как отсюда до Москвы добраться? Поезд отменили, — спросил он, только чтобы поддержать разговор. Почему-то не хотелось, чтоб слепой знал, что он слышал всю его исповедь, обращенную к собаке.

Слепой засмеялся.

— Да вон же автобус! — И он махнул рукой с сигаретой, уверенно указывая в сторону остановки. — До Ярославля доедешь, оттуда на электричке.

Максим онемел на мгновение. Как же он не подумал об этом сразу?! Автобус. Вот идиот! Бедная Лика, бедная девочка.

Люди, ждавшие на остановке, уже вошли в автобус и рассаживались, пристраивая багаж в конце салона и на свободных местах.

— Эй, стойте! — крикнул Белов, махнув рукой водителю. — Подождите!

Схватив за лямки рюкзак и придерживая тяжелое ружье на плече, он бросился к автобусу, уже закрывшему двери. Черный пес, испугавшись резкого крика, шарахнулся под ноги.

Запнувшись о собаку, Максим едва не упал.

На ногах удержался, но нелепого секундного замешательства хватило, чтобы водитель развернул автобус боком к остановке. И уже не мог видеть Максима.

Мотор взревел, «ЛИАЗ» покатился по улице, подпрыгивая на выбоинах. На табличке, прикрепленной к заднему стеклу, был указан маршрут — «Мантурово — Ярославль».

— Разъядрит твои качели! Вашу мамашу…

Пробежав пару метров за автобусом, Белов остановился, досадуя на себя. Вот ведь тормоз! Если б не его тупость, уже к полуночи был бы дома. А теперь что? Бедная Лика.

Он повернул назад, к вокзалу. А куда еще?

Ни слепого бомжа, ни окаянного черного пса на прежнем месте не оказалось. Пропали, словно растворились в пыльном воздухе.

А спустя пару минут хлынул наконец дождь.

Укрывшись от ливня под крышей вокзала, Максим разузнал у торговки в буфете, что следующий автобус из городка пойдет только в одиннадцать вечера.

Что ж, подумал Максим, придется ждать вечера. Потом трястись до Ярославля часа четыре, не меньше. Интересно, во сколько первая электричка оттуда до Москвы? И все-таки он доберется домой почти вовремя, хоть и с опозданием на полсуток. Надо позвонить Лике. Успокоить ее. А вдруг она еще и не успела прочитать смс-ку?