Каббалистическая астрология. Часть 4: Диалектика, или Дома - Авессалом Подводный

Глава 10

ПЕРЕХОД ОТ АНАХАТЫ К МАНИПУРЕ

или ДВЕНАДЦАТЫЙ ДОМ

"И восходит в свой номер на борт по трапу

постоялец, несущий в кармане граппу,

совершенный никто, человек в плаще,

потерявший память, отчизну, сына;

по горбу его плачет в лесах осина,

если кто-то плачет о нем вообще".

Ключевые слова: жертва любви; разрушение роли и функции; обнажение скрытой структуры; работа на износ; критическая эксплуатация.

Мы переходим ко второй половине жертвенного спуска объекта по ступеням эволюционной лестницы, и здесь он порой оказывается в жалком виде. Казалось бы, окончена нормальная эксплуатация, объект исполнил свою функцию, реализовал свой потенциал — что же еще можно от него требовать? Пусть идет себе на заслуженный отдых. Ан нет, мир ждет от него еще многого. Послушаем, как эта ситуация рассматривается в учении Будды:

"Когда Сямавати, жена царя Удаяна, принесла в приношение пятьсот одежд Ананде, тот с удовольствием их принял.

Когда царь узнал об этом, он подумал, что, может быть, Ананда принял приношение из жадности. Он подошел к Ананде и спросил его:

"Благороднейший, что ты будешь делать, получив целых пятьсот одежд?"

Ананда ответил ему: "Царь, многие монахи ходят в поношенной одежде. Я хочу дать им новую одежду." — "А куда денешь поношенную одежду?" — "Из поношенной одежды мы делаем простыни". — "А куда ты денешь простыни?" — "Их мы перешьем в подстилки". — "А куда старые подстилки?" — "Мы сделаем ковры для вытирания ног". — "А что ты будешь делать со старыми коврами?" — "Из них мы сделаем тряпки". — "А старые тряпки?" — "Царь, старые половые тряпки мы рвем на узкие лоскутки и замешиваем их в глину. Из этой глины, когда мы строим дом, мы делаем стены"."

Одиннадцатый дом в каком-то смысле является исключением из всех дневных домов, так как в числе его ключевых слов фигурирует эпитет "нормальный". Вообще диалектический переход переживается чаще всего как нечто из ряда вон выходящее, нередко драматическое и "ненормальное". Это относится и к ночным домам, исключая пятый. Однако, ввиду того, что одиннадцатый дом весьма распространен, возникает соблазн строить представления об остальных диалектических переходах, ориентируясь на него, и это совершенно неправильно. Диалектика спуска насквозь трагична, если рассматривать объект сам по себе как постепенно деградирующую и гибнущую Вселенную — но глядя на обратное, то есть эволюционно восходящее за его счет развитие окружающей среды, можно зато преисполниться радостью и оптимизмом.

Двенадцатый дом продолжает тему одиннадцатого, доводя ее до логического конца. Это эксплуатация объекта, уже израсходовавшего свой рабочий потенциал, исполнившего свою функцию по представлениям его создателя; или же это эксплуатация объекта, который только еще начинает готовиться к выполнению определенной функции и совершенно еще не успел набрать никакого потенциала, и работать может только чудом, расходуя исключительно энергию Божественной любви, в нем заключенной, но не энергию формы, которую не успел набрать.

Так в конце войны терпящая поражение страна объявляет мобилизацию подростков и стариков, превращая их вскорости в "пушечное мясо"; так бедный автолюбитель задешево покупает откатавший свой заводской лимит автомобиль и гоняет его "в хвост и в гриву", пока тот в одночасье не развалится на составные части (и двенадцатый дом завершится девятым); так младшие дети донашивают до расползания по швам достающуюся им одежду старших; так работает "на износ" человек, служащий жесткому профессиональному эгрегору, пока однажды его сердце не разрывается от непосильной нагрузки; так из последних сил до самой глубины раскрывается цветок перед тем, как бессильно обвиснуть съежившимися лепестками.

Для двенадцатого дома характерна очевидная, отчетливо выраженная жертвенность и тесно связанный с ней контраст: несоответствие роли и возможностей объекта, ведущие к его очевидно безжалостной эксплуатации и затем полному разрушению его роли и функции, лишению защитной оболочки Божественной любви и обнажению его дотоле скрытой структуры. При этом объект как таковой, то есть как структура, сохраняется; но, конечно, на него, лишенного любви и функции, смотреть может быть тяжело, особенно если человек начинает идентифицировать с ним собственную горестную жизнь. Нужно, однако, видеть не только объект, но и окружающую его среду, остро нуждающуюся именно в той энергии и информации, которые поставляет ей переходящий с анахаты на манипуру объект.

Типичный пример — выходящие на пенсию старики помогают своим взрослым детям воспитывать их детей, то есть собственных внуков. Когда взрослые воспитывают и учат детей, то у первых (по идее) включен одиннадцатый дом, а у вторых, соответственно, шестой, то есть они обретают форму и социальный, профессиональный и т. п. потенциал. Однако детям этого недостаточно, им нужен еще и переход пятого дома, с манипуры на анахату, то есть игры, в которых они непринужденно освоят жесткие структуры, появляющиеся в их жизни, а за ними ощутят Божественную любовь. Для этой цели нужны, однако, не профессионально (одиннадцатый дом) играющие свою роль учителя и наставники или четкие родители, но видимо не справляющиеся с ролью "настоящих" учителей, а скорее ее любовно пародирующие бабушки и дедушки, отдающие внукам свою любовь до конца — то, что они не смогли отдать своим детям, родителям, друзьям, любовникам и работе. Именно теперь, постепенно дряхлея и отдавая последнюю, уже очень плохо оформленную, но зато глубочайшую свою любовь, человек прозревает самые свои глубинные структуры, открывает главные тайны своей жизни и в конечном счете миссии, и видит конструкцию, которая связывает всю его жизнь в единое целое. И ее видение странным образом полностью компенсирует человеку утраты как своей формы, так и любви, безотносительно к тому, как они воплотились в окружающей среде.

Говорят, что история повторяется дважды: сначала в виде трагедии, затем откровенным фарсом. К тому же разряду наблюдений относится принцип отчуждения (профанации) идей по мере их распространения. С точки зрения каббалистической диалектики, история (идея) повторяется шесть раз, спускаясь с сахасрары на аджну, затем на вишудху и т. д. Исторические трагедии (или, в положительном варианте, периоды позитивных, конструктивных идей) соответствуют одиннадцатому дому (здесь тираны, завоеватели и реформаторы особенно сильны), а фарсы (отчуждение идеи, ослабление пассионарности в последователях) соответствуют двенадцатому дому, где роли уже очевидно исчерпывают себя, но все еще существуют благодаря остаткам любви, некогда вложенной их создателями. А когда двенадцатый дом заканчивается и обнажается структура (обычно довольно примитивная), бывшие страстные поклонники идеи, лишенные обаяния ее силы, власти и любви, терпят полный крах и думают: "Боже, и этому мы поклонялись?" Так при разводе жена смотрит на некогда обожаемого мужчину и пытается сама себя понять или хотя бы вспомнить: "Ну что я находила в этом бесцветном лице, руках, волосах, скучном голосе?!"

Роли двенадцатого дома играются непрофессионально, дилетантски, по пути разрушаясь до основания и на совершенно другой энергии, чем роли одиннадцатого дома, хотя часто являются как бы продолжением и на самом деле окончательным завершением последних. Энергия двенадцатого дома переживается как любовь в чистом виде, для которой практически не важны формы выражения, для него характерны искренность и желание доиграть роль, испить чашу и раздеться до конца, обнажив самую глубокую и интимную тайну устройства объекта (например, себя самого), как пелось в белогвардейской песне:

"Ах, зачем, почему наша жизнь проходит и тает.Я бокал не допил и сердце свое не раскрыл.Ухожу навсегда из родного и милого края,Где оставлено столько могил".

Трудности и препятствия. По своему отношению к двенадцатому дому люди делятся на четыре категории, каждая из которых имеет вполне определенное мнение по его поводу, что не способствует правильной его идентификации и проработке.

Первая категория считает, что двенадцатый дом вообще нехорош, его как бы и не должно быть, и не принимает его включение и активность ни у себя, ни у других. Эта точка зрения характерна для прямолинейных гуманистов и ярых поклонников Божественной любви, почитающих ее единственным источником добра, а ее отсутствие — главной причиной зла. С этой точки зрения жертвенное лишение любви всегда есть зло и его следует всячески избегать. Эти взгляды, однако, противоречат не только ежедневно наблюдаемым явлениям, из которых очевидно, что Божественной любви на всех не хватает и одним она достается жертвенным поведением других, но и принципу разрушения всех без исключения объектов феноменального мира. Совершенно ясно, что пока Божественная любовь защищает объект, он не может погибнуть, и поэтому когда приходит его час, то вначале он лишается любви и обнажается его структура, и лишь после этого она может быть разрушена, что и означает (первичную) гибель.