Моя строптивая леди - Джо Беверли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы слишком мало знакомы, чтобы можно было предсказывать будущее.
— А сколько ты хочешь? Год? Десять лет? Все самое главное мы друг о друге уже узнали.
— За пять дней?
— Почему бы и нет? Представь, что в день нашей встречи мы родились заново. Все, что было до этого, в счет не идет.
— Будь же серьезнее!
— Не буду. Я пытался сделать тебе серьезное предложение, но не преуспел. Придется шуточками завлечь тебя в сети брака.
— О браке не может быть и речи! — упорствовала Честити.
— Это мы еще посмотрим.
Она оглянулась в поисках того, чем можно как следует облить. Это не укрылось от Сина.
— Делать нечего, придется ввести продукты питания не только в любовные игры, но и в ссоры. Как насчет меда? Он пачкает не хуже, чем масло или сливки, а потом его можно долго и со вкусом слизывать…
Честити разрывалась между желанием наброситься на него с кулаками и желанием разделить его прекрасную бесшабашность.
— Кстати, ты тоже перепачкалась.
Взглянув на себя, она обнаружила пятна от масла и сливок. Их было не так уж много, но в целом одежду нельзя было назвать опрятной.
— Сойдет!
— Зачем привлекать внимание? По-моему, самое время тебе вернуться к женскому наряду.
— Как?! Ты хочешь, чтобы я опять нацепила те непристойные тряпки?!
— Почему бы и нет? Надо только разжиться приличным платьем, которое все это скроет.
— Но я привыкла ходить в мужском!
— Когда-нибудь все равно придется отвыкать, почему же не теперь? — Син улыбнулся с обезоруживающей нежностью. — Я предпочитаю путешествовать с дамой. Не забывай, милая, что у меня всего лишь короткая передышка между сражениями. Из того, что может подарить женщина мужчине от разлуки до разлуки, самое драгоценное — это полная откровенность.
Полная откровенность от разлуки до разлуки. Для Честити это был новый и трогательный образ. Она уступила.
— Но как же я поеду верхом?
— Как угодно. Можешь ехать по-мужски, как простолюдинка, а если хочешь, подыщем дамское седло.
Девушка подумала, в какой позе будет меньше страдать, — и вздрогнула, поймав испытующий взгляд Сина. Он что-то подозревал, потому что взял ее правую руку и внимательно всмотрелся в рубец, чуть-чуть опавший за ночь.
— Тебе надо рассказать, что случилось в мое отсутствие. Честно и без утайки.
Она потянула руку к себе, но не смогла высвободить.
— Какая разница, раз все уже позади? Мы и так сильно задержались, Син, а нужно спешить. Натаниель и Верити, быть может, уже дожидаются нас.
— Если верховая езда причиняет тебе боль, разница громадная.
— Просто… просто я не привыкла подолгу ездить верхом.
— Что за глупости! Мы ездили верхом уже не раз, и никогда еще я не видел, чтобы ты столько возилась!
— Син, ради Бога! Перестань изводить меня расспросами! Я же еду верхом, и ничего, не умираю! Со мной не случилось ничего страшного, поверь!
Вырвав руку, Честити бросилась к двери. Син перехватил ее на полдороге.
— Ты лжешь!
— А если и так, то что? — вспылила она. — Когда я хочу солгать, я это делаю, и ты не будешь исключением!
— Пожалуйста, лги, но не в жизненно важных случаях!
Сейчас он был серьезен — о, более чем серьезен! Мрачен, как туча, и грозен, как Родгар. Честити, упрямо сжав губы, отвернулась. Нельзя, невозможно было рассказать о вздернутых юбках, об ударах трости и о гнусных руках Линдли у нее на груди.
Ладони легли на плечи осторожно и бережно. Как много может сказать одно прикосновение мужских рук!
— Ты должна рассказать, — попросил Син мягко. — В этом нет ничего страшного, как раз наоборот. Тебе сразу станет легче.
— Отец… — Честити судорожно сглотнула, — он ударил меня тростью… по голым ногам. Всего трижды, но болело ужасно! Со временем все заживет, и я думаю, что поездка…
Она умолкла, когда пальцы на плечах сжались. Син повернул Честити к себе и пристально вгляделся в ее лицо.
— Это все?
— У меня не слишком хорошо выходит лгать тебе.
Он засмеялся, довольный, и Честити с облегчением поняла, что новых вопросов пока не последует.
— А что подумал ты насчет того, что со мной случилось?
— Какая разница? Идем! — Син сделал движение вернуться к столу.
— О нет, разница огромная! — Настал черед Честити загородить ему дорогу. — Ты вырвал из меня признание, Син Маллорен. Теперь твоя очередь. Отвечай, что ты подумал?
— Что тебя все-таки отдали в бордель и как раз оттуда ты убежала.
— Почему это пришло тебе в голову? — спросила она в изумлении.
— Этого мне хотелось меньше всего. Ты невинна душой, и я предпочитаю, чтобы так оно и оставалось.
— Но с чего именно ты взял, что я была в борделе? Ты же знал, откуда взялась одежда! При чем здесь моя возня в седле?
— Если женщину берут силой, ее могут поранить, и даже серьезно. Все нежное легко рвется. Женщина беззащитна в этом жестоком мире, и для мужчины честь — стать ее защитником. Ей просто необходим рыцарь на белом коне!
Син улыбался с оттенком мягкой иронии. Честити протянула ему губы для поцелуя и не заметила, как пуговки ее жилета оказались расстегнутыми. От мучительной потребности в ласке груди налились почти до боли. Когда ладони легли на них, у Честити вырвался приглушенный возглас.
И не только у нее.
Они разом обернулись. Хозяин стоял у двери, зажимая рот рукой, и глаза у него были как плошки. Честити залилась краской. Син, однако, не был пристыжен ни в малейшей степени.
— Надо же, наш маленький секрет раскрыт! Друг мой, будьте снисходительны к беглым любовникам. Кто может устоять против стрел Амура?
Он сунул гинею в руку хозяину, и тот принял ее, продолжая таращить глаза.
— Ах да, я забыл упомянуть, что этот милый паренек — переодетая женщина. Ее отец — тиран и деспот, и мне пришлось умыкнуть ее из дому. Теперь, когда она в безопасности, мы вернем ей женский облик. Не правда ли, друг мой? — Он вынул еще одну гинею. — Можно здесь достать платье?
— Можно, сэр! — дискантом ответил хозяин, откашлялся и перешел на бас. — Я сейчас же этим займусь, милорд!
— И приготовьте нам комнату, чтобы переодеться. Как видите, мне тоже надо привести себя в порядок.
— Да, милорд, конечно! — охотно согласился хозяин, присовокупляя к двум другим еще одну монету.
— И вот что, друг мой. Если кто-нибудь — все равно кто — явится с расспросами насчет нас, скажите, что впервые о таких слышите.
Это была не просьба, а приказ. Хозяин принял это как должное, понимая: офицер и дворянин за длинный язык сотрет его в порошок.
Некоторое время спустя их провели в номер, где была приготовлена теплая вода. На постели лежало голубое платье — судя по крою и отделке, выходной наряд одной из служанок. Оно выглядело изрядно поношенным. Син расправил его, встряхнул и передал Честити.