Зов кукушки - Роберт Гэлбрейт

— Коловас-Джонс утверждает, что после посещения больной матери Лула, устроившись на заднем сиденье лимузина, писала что-то на голубом листке бумаги…

— А вы с ее матерью не беседовали? Странная она какая-то…

— …и я намерен выяснить, что это было.

Брайони щелчком выбросила окурок в открытую дверь и беспокойно заерзала, по-прежнему сидя на столе:

— Да мало ли что это было. — (Страйк ждал ее отклика — и не ошибся.) — Список покупок, например.

— Угу, возможно; но чисто теоретически мы должны допустить, что это была предсмертная записка…

— Не может быть, что за глупости… такого не бывает… Кому придет в голову написать предсмертную записку настолько заранее — а потом накраситься и пойти танцевать? Бессмыслица полная!

— Допустим, такое маловероятно; тогда что же это было?

— Почему вы думаете, что это связано с ее гибелью? Может, она записку Эвану писала, чтобы не смел больше ее злить?

— Насколько я понимаю, он разозлил ее только вечером. И вообще, зачем писать такую записку, если у тебя есть телефон, если ты вот-вот должна с этим человеком встретиться?

— Откуда я знаю? — Брайони начала раздражаться. — Я просто говорю, что это могла быть какая-нибудь ерунда, вообще ни с чем не связанная.

— Но вы на сто процентов уверены, что не видели этого листка?

— Да, уверена. — Теперь-то она точно залилась краской. — Я туда работать приезжала, а не в чужие бумаги нос совать. У вас все?

— Насчет того дня пока все, — ответил Страйк, — но вы, очевидно, сможете помочь мне в другом. Вы знакомы с Тэнзи Бестиги?

— Нет, — отрезала Брайони. — Только с ее сестрой. Она меня несколько раз просила поработать на ее мероприятиях. Гнусная особа.

— В каком смысле?

— Избалованная богачка, — скривилась Брайони, — однако же не настолько богата, как ей бы хотелось. Эти сестры Чиллингем, что одна, что другая, падки на старичье с кучей денег. Прут как танки. Урсула понадеялась, что сорвала большой куш, когда вышла за Киприана Мея, да прогадала. Сейчас ей под сорок, возможности уже не те. А то бы давно кое-что получше нашла.

Тут она, видимо, почувствовала, что должна как-то объяснить свою желчность, и продолжила:

— Вы уж извините, но она меня обвинила в прослушке ее паршивой голосовой почты. — Визажистка сложила руки на груди и полыхнула взглядом. — Сунула мне свой мобильный и велела вызвать такси — ни тебе спасибо, ни пожалуйста. А у меня дислексия. Я ткнула пальцем не туда. Как она разоралась — чуть не лопнула.

— Как по-вашему, почему она так рассердилась?

— Да потому, что я услышала, как мужчина — но не муж ее — говорит, что лежит на кровати у себя в отеле и мечтает ей отлизать, — хладнокровно выговорила Брайони.

— Значит, она все-таки нашла кое-что получше? — спросил Страйк.

— Это еще вилами на воде, — сказала Брайони, но тут же поспешила добавить: — Сообщение довольно похабное. Слушайте, мне надо идти в зал, а то Ги ругаться будет.

Страйк не стал спорить. После ее ухода он добавил в блокнот еще две страницы записей. Брайони Рэдфорд показала себя ненадежной свидетельницей — внушаемой и лживой, но она рассказала ему намного больше, чем сама понимала.

7

Съемка затянулась еще на три часа. Опускались сумерки. Страйк ждал в саду, курил и пил воду из бутылки. Время от времени он заходил в студию и смотрел, что к чему: дело двигалось невыносимо медленно. Несколько раз он видел и слышал Сомэ, у которого, похоже, терпение было на пределе: кутюрье рявкал на фотографа и на пару ассистентов в черном, которые сновали среди металлических стоек для одежды. Часов в девять Страйк съел несколько ломтиков пиццы, которую заказала угрюмая, изможденная помощница визажистки, и только тогда Сиара Портер спустилась по лестнице, где позировала с двумя другими девушками, и присоединилась к Страйку в гримерной, откуда Брайони торопливо забирала свое имущество.

На Сиаре по-прежнему было жесткое серебряное мини-платье, в котором она позировала для последних снимков. Худая, угловатая, с молочно-белой кожей, почти такими же светлыми волосами, с широко посаженными нежно-голубыми глазами, она вытянула растущие от шеи ноги в туфлях на платформе, с обмотанными вокруг голеней серебряными ленточками, и закурила «мальборо лайт».

— Боже мой, не могу поверить: сын Рокера! — с придыханием выговорила она, раскрыв аквамариновые глаза и сочные губы. — Уму непостижимо! Я с ним знакома: в прошлом году он приглашал нас с Лули на открытие «Великих хитов»! И его других сыновей, Эла и Эдди, я тоже знаю! Они рассказывали, что их старший брат служит в армии! Боже мой! Обалдеть! У тебя все, Брайони? — со значением спросила Сиара.

Визажистка тщательно укладывала свой профессиональный инвентарь. Теперь ее движения ускорились; Сиара курила и молча следила за ней глазами.

— Теперь все, — жизнерадостно объявила Брайони, перебросив через плечо ремень кофра и взяв в каждую руку по чемоданчику. — Увидимся, Сиара. До свидания, — кивнула она Страйку и вышла.

— Любопытная — сил нет, а сплетница! — сказала Сиара Страйку, откинула длинные белые волосы и, переставив жеребячьи ноги, спросила: — Вы с Элом и Эдди часто видитесь?

— Нет, — отрезал Страйк.

— А ваша мама… — без тени смущения продолжила Сиара и выпустила дым из уголка рта. — Она же типа легенда. Баз Кармайкл два сезона тому назад создал целую коллекцию под названием «Супергрупи» и вдохновлялся типа вашей мамой и Биби Бьюэлл. Макси-юбки, блузы без пуговиц, ботинки. Вам это известно?

— Нет, — сказал Страйк.

— Ну, это типа того, как про платья Осси Кларка говорилось: мужчинам они нравятся, потому что типа не мешают заниматься любовью. Ваша мама — это же типа целая эпоха.

Она опять тряхнула головой, чтобы волосы не лезли в глаза, и стала разглядывать Страйка: не с той холодной, оскорбительной оценкой его стоимости, как Тэнзи Бестиги, а с неприкрытым и, казалось, откровенным изумлением. Страйк затруднялся определить, что это: искренность или привычная игра на публику. Его сбивала с толку красота Сиары, паутиной застилавшая ему глаза.

— Если не возражаете, я бы задал вам пару вопросов о Луле.

— Боже мой, о чем речь? Конечно! Я реально хочу помочь. Когда мне сказали, что кто-то взялся за это расследование, я прямо типа обнадежилась. Наконец-то.

— Вы серьезно?

— Боже мой, конечно. После этой истории я была в таком шоке. Просто не могла поверить. Я до сих пор ее из телефона не удалила, вот смотрите.

Сиара порылась в необъятной сумке и выудила белый смартфон. Прокрутив список контактов, она наклонилась к Страйку и показала ему имя «Лули». Он вдохнул сладковато-перечные духи.

— Все время жду, что она позвонит. — Сиара на мгновение помрачнела и убрала телефон в сумку. — Не могу заставить себя удалить этот контакт, все время к нему возвращаюсь, а потом типа закупориваю, понимаете?

Она беспокойно поднялась с места, опять села, поджав под себя одну ногу, и несколько мгновений молча курила.

— Вы ведь провели с ней вместе почти весь последний день ее жизни, правда? — спросил Страйк.

— Какого черта вы мне об этом напоминаете? — Сиара закрыла глаза. — Я миллион раз прокручивала это в голове. Пыталась понять, как можно типа за считаные часы прийти от полного счастья к смерти.

— Она была полностью счастлива?

— Боже мой, я в жизни не видела ее такой счастливой, как всю ту неделю. Мы с ней вместе были на Антигуа, там проходили съемки для «Вог», только-только вернулись. Они с Эваном вновь сошлись и даже устроили что-то типа обручения. Лули была на седьмом небе.

— Вы присутствовали на этом обручении?

— А как же. — Сиара бросила окурок в банку из-под кока-колы, откуда донеслось тихое шипение. — Боже мой, до чего же это было романтично. Эван буквально огорошил ее своим предложением в гостях у Дикки Карбери. Вы знаете Дикки Карбери? Он ресторатор. У него совершенно фантастический дом в Котсуолдсе, мы все приехали туда на выходные, а Эван заранее купил для них обоих парные браслеты от Фергюса Кина, просто бесподобные, из оксидированного серебра. В мороз, в пургу погнал нас всех на озеро, там прочел стихотворение, которое сам для нее сочинил, и надел ей на руку браслет. Лули смеялась взахлеб, а потом типа ответила ему другим стихотворением. Уолта Уитмена. — Сиара вдруг посерьезнела. — Я прямо впечатлилась, честное слово: чтобы вот так взять и по памяти такие великолепные стихи продекламировать! А еще говорят, что модели — тупые, представляете? — Она снова откинула волосы и, прежде чем закурить, предложила сигарету детективу. — Я уже устала людям объяснять, что за мной сохраняется место в Кембридже — буду изучать английскую филологию.

— Вы серьезно? — Страйк не сумел скрыть свое изумление.