Фантастика-2009 - Сборник

Это не было городом. Сейчас ретранслятор был выключен, и камеры в макете – тоже, так что место, на которое проецировалось увеличенное изображение макета, было пустым. Хотя и не совершенно: тот небольшой пятачок, который в макете не был занят ничем, просто на небольшой площадке росло несколько деревьев – тут, в реальности, возвышалось небольшое, круглое в плане строение, напомнившее мне старинный вход в подземку – несколько таких станций, охраняемых законом, ещё существовали на Теллусе. Купол был освещён снаружи шестью прожекторами тихого (как это называется на нашем жаргоне) света, и это помогало приблизиться к нему, не теряя направления. Но я не стал спешить, напротив, всё замедлял шаги. Если в Куполе бодрствовали – а им сейчас полагалось быть начеку – меня могли уже наблюдать, а укрыться за чем-нибудь на гладкой площадке было невозможно. Оставалось только надеяться на...

В тот миг, когда я так подумал, источник моей надежды издал слабый звучок. Он не был бы слышен и в двух шагах, но в моём ухе прозвучал совершенно чётко. Это было сигналом. Я остановился в ожидании. Грудь ощутила жар: ящик работал. Минута прошла. Вторая. Снова пискнуло – дважды. Это означало, что авизуальное поле наведено. Я помнил, что оно может держаться десять минут, таким был, по словам декана, оперативный запас костюма. После этого требовалась новая зарядка, а я не был уверен, что нужная система окажется там, куда я направлялся. Так что нельзя было терять ни секунды.

За минувшие в ожидании минуты я успел восстановить в памяти всё об объекте, что было мне известно из тех источников, что вручил мне мой шеф. И сейчас уверенно направился не прямо, а принял левее, потому что нужный мне вход должен был помещаться именно там.

Там он и оказался. Хотя увидеть его можно было, лишь напряженно всматриваясь в гладкую стену в путанице жёлто-зелёных бесформенных линий и пятен.

Зато датчики охранной системы были замаскированы не очень тщательно, намётанный глаз определил их за минуту с лишним. Впрочем, я это сделал просто для тренировки. Мой черныш сделал это быстрее. Минута с лишним понадобилась ему, чтобы заглушить их. Он пискнул трижды. Операция, этап третий. Вход возник – ровно настолько, чтобы я мог боком пройти внутрь. Так я и поступил.

Я не боялся, что мне придётся применять тут оружие. Во-первых потому, что я и не был вооружён. Во-вторых – мне заранее было известно, что живых людей здесь не будет. Тут их вообще никогда не было.

Зато всего такого, что я определял, как «они» – приборы и аппараты, – открылось великое изобилие. Как говорится, глаза разбежались. Вся эта технология оказалась совершенно незнакомой. И не только для меня, тёмного. Это не принадлежало к человеческой культуре. Не было рассчитано на использовании людьми. Это был, если угодно, памятник – действующий памятник – если и не той цивилизации, следы которой Лепет с компанией отыскали на Антилии, то никак не меньшей. И которую обнаружили, быть может, слишком рано. Слишком опасно для самих же людей, для существования нашей цивилизации, пока ещё более или менее здравствующей.

Никаких освещённых шкал или циферблатов с числами, столбиками, стрелками, световыми индикаторами. Никаких пультов, кнопок, клавиш, рычагов, шлемов для съёма биотоков, и всего прочего, чем мы так привыкли гордиться. Голые матовые стены разных цветов, не плоские, но обладавшие глубиной. И на них – или в них – постоянное, безостановочное движение точек и линий по каким-то сложным траекториям в любом из мыслимых направлений. Они вспыхивали, бежали, иногда сливались, вновь разделялись, останавливались, вспыхивали ярче или, напротив, бледнея до полной невидимости. Они возникали из ничего где-то в глубине стены и неслись прямо на меня, заставляя невольно отступить в сторону, освобождая дорогу – и в последний миг, едва не вырвавшись на поверхность, закладывали крутой вираж и улетали прочь – или замирали на мгновение и – если это был лишь отрезок – давали задний ход, как поезд, где машинист просто переходит из головного вагона в последний, становящийся после этого ведущим. Единственная закономерность, которую мне удалось подметить в первые две минуты, заключалась в том, что ни одна линия не выходила за пределы того цвета, в котором возникала и двигалась. Следовательно, каждый цвет обозначал определённую группу приборов и механизмов. Судя по оживлённому движению большинства этих фигур, вся эта сверхсистема активно жила своей жизнью, хотя создателей её давно уже не существовало. Ну, это не удивило меня, как не озадачило бы любого из моих коллег: давно известно, что создания переживают своих создателей. Иногда на дни, иногда на тысячи и десятки тысяч лет. Тем дольше они живут, чем конструкция и принципы действия их были ближе к природным, основополагающим. А всякая истинная цивилизация в своём развитии приближается к природе, а не противоречит ей. Та, что идёт вопреки ей, может вспыхнуть ярко, но сгорит за исторически ничтожное время.

Стоп. Мне сейчас было не до отвлечённых размышлений. Я не исследователь, как хотя бы тот же Лепет, я оперативник Института Галактик. Или, на жаргоне, взрывник – потому что институт наш принято называть Институтом Большого Взрыва, или ещё проще – Институтом Создания, ИНКРЕАТ – Институт Креатора.

Так называем себя мы сами.

Я оперативник, и моя подлинная задача...

Хотя я и сейчас ещё не вправе говорить о ней. Вправе лишь действовать.

Будем действовать.

Я успел заметить ещё нечто, очень важное.

Вся панорама – круглый зал, где кроме этих стен нет ничего – как и тот странный зал на Вокзале – тут состояла из девяти цветных секторов, каждый – от пола до средней точки Купола, но ширины они были разной. Самый большой занимал полтораста градусов, самый маленький – градусов где-то пятнадцать. Но от других они отличались не только размерами. Общим у них было ещё и то, что в них отсутствовало движение. Линии и точки были, но едва заметные, тусклые. В узком секторе – вообще никакого движения, в большом – два-три коротких отрезка перемещаются очень лениво, движение их замечаешь, лишь пристально всмотревшись. Всё как на Вокзале. А в остальных семи секторах движение было заметным. Что это может означать?

Что две из девяти систем сейчас не работают – или почти не работают.

Что может не работать сейчас?

Система охраны, вот что. Она отключена Чернышом. На моих глазах.

А вторая? Она дышит, но еле-еле. Как в глубоком сне.

Я не знаю, чем ведают остальные, те, что активны. Чем-то другим. Здесь или где-нибудь у чёрта на рогах. Это ещё предстоит узнать – мне или кому-нибудь другому. Но это – дело будущего.

А чем этот центр сейчас не управляет – или почти не управляет?