Сталин - Дмитрий Волкогонов

Привычка работать без выходных родилась в трудные послереволюционные годы. Передо мной записка Ленину от товарищей Ровио и Гюллинга с просьбой принять их по карельскому вопросу. Из Совнаркома ее передают наркому по делам национальностей. Резолюция Сталина на записке лаконична: "Могу принять в воскресенье в 3 1/2 часа в Наркомнаце. Сталин. 4 февраля 1922 года". В фонде документов Сталина множество других подобных свидетельств (записки, распоряжения, телефонограммы и т.д.), подтверждающих, что для этого человека не существовало понятия "выходной день". Правда, иногда по воскресеньям Сталин с членами Политбюро и другими приглашенными за полночь засиживался за обеденным столом. Но за столом, где много пили, шло то же, хотя внешне и "вольное", обсуждение бесчисленных проблем и вопросов, встававших перед страной и партией.

В 20-е годы руководители жили скромно. Сталин, получивший, по распоряжению Ленина, небольшую квартиру, первое время жил в ней. Сохранилось письмо А.В. Луначарского от 18 ноября 1921 года с предложением найти Сталину более удобную квартиру. В.И. Ленин, ознакомившись с письмом, направляет записку начальнику охраны А.Я. Беленькому:

"Тов. Беленький. Для меня это новость. Нельзя ничего иного найти? Ленин. Вернуть"261.

Кроме этой записки имеется короткое письмо В.И. Ленина секретарю ВЦИК А.С. Енукидзе с просьбой ускорить предоставление квартиры наркому по делам национальностей И.В. Сталину и сообщить по телефону об исполнении. Вскоре квартира Сталину в Кремле - помещение для слуг в старое время - была подобрана. Она редко видела жильца, который появлялся здесь поздно вечером или глубокой ночью и рано уходил на работу. Бесхитростный быт: остатки старой мебели, вытоптанный пол, маленькие окна. В начале 20-х годов Сталин стал жить на даче в Зубалове, а позже, в 30-е, - в Кунцеве. Дачу по приказанию Сталина все время перестраивали. В последние годы рядом с большим домом построили небольшой деревянный; Сталин перебрался туда. А.Н. Шелепин, в прошлом известный партийный и государственный деятель, рассказывал мне: "После смерти Сталина, когда переписывали имущество генсека, то выяснилось, что работа эта довольно простая. Не оказалось никаких ценных вещей, кроме казенного пианино. Даже ни одной хорошей, "настоящей" картины не было. Недорогая мебель. Обтянутые чехлами кресла. Ничего из антиквариата. На стенах висели бумажные репродукции в деревянных простеньких рамочках. В зале, на центральном месте, висела увеличенная фотография, где запечатлены Ленин и Сталин, сделанная в сентябре 1922 года в Горках М.И. Ульяновой. (Кстати, та самая, которую теперь часто называют фальшивой, смонтированной. - Прим. Д.В.)

На полу два ковра. Спал Сталин под солдатским одеялом. Кроме маршальскою мундира из носильных вещей, - говорил Шелепин, - оказалась пара простых костюмов (один парусиновый), подшитые валенки и крестьянский тулуп..." Правда, тот аскетизм, как я уже говорил, - внешний, показной. "Хозяин" располагал несколькими дачами под Москвой и на юге, многочисленной прислугой, огромной охраной. Любая его прихоть тут же исполнялacь. Но Сталин делал все для того, чтобы подчеркнуть скромность быта.

Еще несколько слов о даче генсека. В кабинете, у большого письменного сюда, - вертящееся кресло. Прислуга рассказывала, что Сталин, устав работать, поворачивался в кресле к окну и подолгу молча смотрел в парк. Сталин не любил густого леса. Как говорил мне А.Т. Рыбин, охранявший Сталина, по весне генсек сам указывал деревья, которые надо было вырубить. Сохранилась фотография: ссутулившийся Сталин держит за руку дочку, а человек из "обслуги" по указанию "Хозяина" метит топором деревья, какие вырубать. На фоне деревьев, пока стоящих, но обреченных, - фигура "вождя", спиной к объективу... Сталин, как мы знаем, любил "прореживать" не только леса...

Генсек не любил ничего импортного. Свою неприязнь к иностранному, к "Европе", перенес и на свой быт. Многие годы он подчеркивал свою "пролетарскую простоту", хотя вся жизнь Сталина подтверждает, что нет прямой зависимости между политическими, нравственными параметрами человека и его отношением к быту, ценностям, вещам. Все значительно сложнее. Просто Сталин умел "выделять" главное. А самым главным в его жизни была власть, как цель, средство, непреходящая ценность. Бытовая "оправа" той власти не имела для Сталина большого значения. В 1938 году Сталину подобрали в Кремле другую квартиру, в великолепном здании, предназначенном для сената, которое строил Казаков в XVIII веке. Квартира занимала почти весь второй этаж. Комнаты для гостей. Для охраны. Для приемов. Этажом выше - служебные помещения. Великолепные окна, высокие потолки, крутые лестницы. Но в этой квартире Сталин почти не жил, предпочитая ей ближнюю дачу. Была и дальняя, где он тоже не жил.

К 70-летию Сталина Берия в качестве подарка преподнес ему дачу на берегу водохранилища под Москвой, уговорил "вождя" посмотреть ее. Стареющий "вождь" сдался, приехал. Красивый дом едва просматривался среди высоких сосен и елей.

- Это что за мышеловка? - подозрительно бросил Сталин Берии. Не раздеваясь, походил по комнатам, обошел вокруг, посмотрел на сопровождающих, сел молча в машину и уехал. Больше он там никогда не появлялся. Менять привычки и привязанности в преклонном возрасте трудно. Они словно невидимый поводырь ведут человека по нахоженным тропкам, превращаясь в неотъемлемую часть загадочного мира каждой личности.

Образ жизни генсек вел нездоровый. Уже в 20-е годы он предпочитал работать по ночам. Очень много курил. За год (или немного меньше) до смерти Сталин бросил курить, и очень этим гордился.

Сталин обычно любил выпить перед обедом немного сухого грузинского вина. Мало гулял. У него не было, как он говорил, "аристократической привычки" проводить долгие часы на охоте или рыбалке. Помнится, А.И Герцен, говоря о цели жизни человека, видел эту цель в многогранности личности, которая, как он писал Н.П. Огареву, умеет "жить во все стороны". Сталин же жил лишь "в одну сторону". Работа, дело, вновь работа и дело, невиданные по своей сложности и масштабности, превратили его в раба своей должности.

Люди, окружавшие Сталина, вспоминают, что в редкие минуты, когда он появлялся в парке, ссутулившаяся фигура описывала один-два круга по асфальтовой дорожке, затем застывала где-нибудь у клумбы или куста сирени. Сталин как бы рассматривал вечное чудо природы, а в действительности думал о своем. У каждого человека ассоциации, идеи, размышления с чем-то связаны. У многих людей мысли о бытии, совести и себе рождаются, когда они смотрят в бездну неба и облаков, в колдовские глаза лесного костра или когда слушают дыхание моря. Сталин, бывая в Сочи, любил стоять на берегу и слушать шуршание гальки во время вздохов прибоя. Море представало перед ним как огромное, фантастическое существо, которому неведомы ни страдания, ни радости, которое не мучает прошлое и не заботит грядущее... Усмехнувшись, глядя на буйство куста сирени, соотнес вечный порядок в Великой Природе со своими делами: "Суета сует..."

Вот только что просмотрел папку с бумагами от Ворошилова. Чем только ни приходилось заниматься: испрашивалось разрешение об освобождении от военных сборов трактористов и комбайнеров, вносилось предложение о постройке нового дома для РККА, сообщалось о выступлении Пилсудского, передавалось сообщение чехословацкой буржуазной газеты, докладывалось письмо командира 26-го кавполка о недоразумении с уполномоченным Гостинцевым, письмо т. Ильина о необходимости развертывания дирижаблестроения, о строящихся новых объектах оборонного назначения и т.д. А сколько он продиктовал сегодня телеграмм! Последнюю помнит дословно:

"Рязань, секретарю Сасовского района, село Просяные Поляны.

От учительницы Ширинской получена телеграмма. Защитить учительницу татарской школы от ненужных грубых бесчинств уполномоченного Кадомского РИКа Иванова, врывающегося в квартиру под видом ликвидации имущества отца, требующего выдать никому не нужный шкаф, мешающего спокойно работать, навязывающего мысль покончить с собой.

Прошу немедля вмешаться, оградить Ширинскую от каких бы то ни было насилий и сообщить ЦЕКА (так в тексте - Прим. Д. В.) о результатах.

Секретарь ЦК И. Сталин"262.

За каждой бумагой, телеграммой, сообщением - судьба, судьбы. А сколько дел в других папках завтра подбросит Товстуха? И так каждый день.

Со временем всю такую работу возьмут на себя помощники, секретари, аппарат. Но Сталин до конца дней любил решать сам часто мелкие вопросы, отдельные судьбы, особенно связанные с назначениями, "своевольством", инакомыслием, строптивостью некоторых людей.

Чем больше повышался вес Сталина в партийных и государственных делах, тем ретивее многие стремились доложить "на его личное решение" множество вопросов... Что, о трактористах, их призыве, не может решить сам нарком? А строительство нового дома в столице? Разве судьбой учительницы Ширинской не может заняться один из секретарей? Но где-то у Сталина крепла торжествующая мысль: не могут без меня... А я все могу... Может быть, такова доля всех высших руководителей?!