Иван Болотников Кн.1 - Валерий Замыслов

Матрена посеменила к печи, загремела ухватом и все растерянно причитала:

— Да как же сито, соколик… Что делать нам теперича?… Изболелась по тебе доченька наша. Как же нам без неё, чадушки…

— Будет охать, старая. Доставай медовухи гостю, — прикрикнул на Матрену бортпик и потянулся в поставец за чарками.

Пока Матрена собирала немудрящий ужин, Василиса присела на лавку. Нежно смотрела на Иваику, вся светилась, ласково блестя большими синими очами.

А Матвей повел степенный разговор. Подробно расспрашивал Болотникова о Москве, ратной жизни, битве с ордынцами…

Хорош старый бор в ночную пору. Тихо шуршат величавые сосны и ели. Запах густой и смолистый. Яркие звезды в ясном небе. Покойно и дремотно.

Иванка и Василиса под дозорной елью. Повеяло свежестью. Василиса поежилась и придвинулась ближе к парню. Иванка притянул ладонями пылающее лицо Василисы и молча, крепко поцеловал в полураскрытые жаркие губы.

— Иванушка, милый… Как я ждала тебя. Сердце истомилось.

— Теперь будем вместе, Василиса. Завтра заберу тебя в село. Согласна ли? — ласково шептал Иванка.

— Не могу без тебя, Иванушка. Желанный ты мой, — вымолвила Василиса и, выскользнув из объятий Иванки на мягкую душистую хвою, протянула руки. — Иди же ко мне, любимый…

Когда солнце поднялось над бором, Иванка и Василиса пришли в избушку. Старики уже поднялись. Матрена суетилась у печи, готовила варево, всхлипывала. А бортник молчаливо сидел на лавке и переплетал сеть для мережи.

Взяв Василису за руку, Иванка, заметно волнуясь, проговорил:

— Надумали мы с Василисой повенчаться. Просим благословения вашего. Не откажите, люди добрые.

Матрена, выронив ухват, застыла у печи, а затем со слезами кинулась на грудь Василисы, заголосила:

— Матушка-а-а ты моя… лебединушка-а! На кого ты меня оставляешь…

Дед Матвей завздыхал, смахнул слезу со щеки и, дернув старуху за рукав сарафана, произнес строго:

— Погодь, старая. Дай слово молвить.

Когда Матрена, сгорбившись, опустилась на лавку, бортник продолжил:

— Сиротка она, парень. Но мы ей и отца и мать заменили. По нраву нам пришлась. Одначе в девках ей не век куковать. Вижу, самая пора приспела. Да и недобрые люди сюда зачастили. Становитесь на колени, молодшие, благословлю вас. Подавай, старая, икону.

Роняя обильные слезы, благословила молодых и Матрена.

— Живите в любви да согласии. Уж ты береги нашу лебедушку, Иванушка. Храни её пуще злата-серебра.

Поднявшись с колен, Иванка обнял поочередно стариков. Сели за стол. Налив всем по чарке медовухи, бортник молвил степенно:

— Ты вот что, парень. Мы, чай, не цыгане какие. Все надлежит делать по-христиански, как богом указано. Через недельку засылай ко мне сватов. Мать твоя у меня на заимке годков десять не была. Посидим, потолкуем, невесту покажем. Уж коли приглянется наша дочка твоим старикам — будем свадьбу на селе играть. Вот так-то, родимый. А покуда Василиса у нас поживет.

Слова бортника омрачили Иванку. Но издревле заведенный порядок рушить нельзя.

Чокнулся чаркой с Матвеем, глянул на счастливую Василису и проговорил:

— Будь по-твоему, отец. Через неделю ждите сватов.

Глава 3

На дальнем покосе

Болотников отыскал приказчика на дальних княжьих покосах, где вотчинные бобыли ставили в лугах стога.

Прошлым летом Калистрат Егорыч недосмотрел за косцами. Стога сметали мужики плохо, гнетом не стянули, макушки не причесали и ничем не прикрыли. А тут по осени дожди зачастили. Почитай, половину сгноили сена. Потому приказчик нонче сам за бобылями присматривал.

Иванка спрыгнул с коня и не спеша подошел к Калистрату. Произнес холодно, без всякого поклона, чем немало удивил и Мокея и бобылей притихших:

— Есть к тебе дело, приказчик.

Мокей выступил вперед, прикрикнул, поднимая кнут:

— Забылся, Ивашка. Докладывай по чину, а не то!..

Болотников зло сверкнул на челядиица глазами:

— Не стращай. Отойди в сторонку.

Мокей ошалело заморгал диковатыми глазами, а Калистрат Егорыч, утирая шапкой вспотевшую на солнце лысину, заворчал сердито:

— Ты чегой-то дерзишь, сердешный. Прикажу тебя батогами бить за непочтение.

— Ох, любишь ты, когда перед тобой спину ломают, приказчик. Только батоги теперь забудь. Покуда я княжий стремянной и прислан к тебе Телятевским с грамотой, — припугнул Калистрата Иванка.

— Вон оно как, сердешный. Выходит, при князе нонче служишь, — с досадой крякнул Калистрат Егорыч.

Иванка вытянул из-за пазухи бумажный столбец и передал приказчику княжий наказ.

— Так-так, сердешный. Повеление батюшки Андрея Андреевича сполню, — вымолвил Калистрат Егорыч и напустился на бобылей:

— Чего рты разинули. Вершите стога, окаянные!

Бобыли взялись за вилы и потянулись к копнам. Иванка, не обращая внимания на озадаченных приказчика и Мокея, подошел к стогу, задорно крикнул стоящему наверху:

— А ну, принимай сенцо, Потапыч!

— Енто можно. Эких работничков — да побольше. Как с басурманами управились, Иванка?

— Побили поганых, Потапыч. Прытко от нас бежали, только лысые затылки сверкали, — весело проговорил Иванка, вскидывая на стог большую охапку сена.

Бобыли подтаскивали сено к стогу, а Болотников, стосковавшись по крестьянской работе, скинув суконный кафтан на пожню, один успевал подавать Потапычу. Да все покрикивал:

— Ходи веселей, борода!

Через полчаса Потапыч совсем запарился. Отдуваясь, уселся на вершине стога, свесив вниз длинные ноги в облезных лаптях.

— Уморил ты меня, парень. Дай передохнуть малость.

— Отдыхай, Потапыч. А я к отцу поскачу. Он нонче тоже стога вершит.

Оставив за старшего Потапыча и строго-настрого предупредив бобылей, чтобы княжью работу выполняли споро и с толком, Калистрат Егорыч поспешил с Мокеем в Богородское.

— Забыл спросить у смутьяна, вернулся ли Афоня Шмоток. Поди, в бега подался, лиходей, — сердито проговорил приказчик, выехав на проселочную дорогу.

Приехав в свою просторную в два яруса избу, Калистрат Егорыч, не мешкая, снарядил Мокея с двумя дворовыми за бобылем.

Но вернулись челядинцы без Афони.

— Нету Шмотка дома. Баба его сказывала, что в лес за малиной подался.

Калистрат Егорыч затопал на дворовых ногами.

— Бегите в лес, дурни! Ищите Афоньку.

Приказчик еще долго сновал по двору, плевался, громко бранился, пока не вспомнил про Княжью грамоту. Писал в ней Андрей Андреевич, что по указу великого государя всея Руси Федора Ивановича надлежит на крестьян новая ратная повинность. На пополнение оскудевшей за войну казны царь повелел собирать денежный оброк — по полтине с каждого лошадного двора и по десять алтын с бобыльского. В своей грамотке князь отписал также, чтобы оброчные деньги Калистрат выслал с Мамоном к первому Спасу.

Калистрат Егорыч присел на крыльцо и стал размышлять. Мужики нонче уж больно прижимисты. Намедни на себя едва по десятку яиц со двора собрал[159]. Сколь шуму было. А тут деньги немалые.

Сказал Мокею:

— После косовицы собирай сход. С мужиками буду толковать.

Глава 4

Завязали Илье бороду

Завтра — Ильин день. Селяне худо-бедно, но все же готовились к большому празднику. Судьба урожая в руках батюшки Ильи. Он все может — либо засуху на мирян напустит, либо дождя ниспошлет, а то за великие грехи и градом весь хлебушек побьет. Как тут не помолиться за святого пророка да не почествовать.

Ранним утром, когда солнышко едва над дремавшей землей вылупилось, Карпушка Веденеев направился селом на сенокосное угодье. Припоздал новопорядчик с косовицей. Все свою новую избенку рубил с плотниками.

Возле храма Карпушку повстречал благочестивый старик в чистой домотканой рубахе.

— Куда снарядился, голуба? — спросил страдника белоголовый Акимыч.

— Лужок докосить, батюшка. Спозаранку да по росе коса легко шаркает.

Акимыч сурово покачал головой.

— Илью гневишь почтенный. Ступай в избу, а не то тебя мужики кнутом отстегают.

Карпушка остановился посреди дороги, почесал затылок и побрел назад.

— Упаси бог Илью гневить, — проворчал ему вслед Акимыч.

Не зря осерчал благочестивый старик на селянина. Уж так издавна повелось — на Ильин день стогов не мечут, в поле не жнут и всякую работу оставляют. А то либо громом убьет, либо молнией спалит все село. Всякого, кто нарушит древний обычай, селяне жестоко наказывали.

Накануне, до всенощной, в храме Илью задабривали.

Несли в церковь приготовленные заранее три ендовы меду, малый бочонок браги, пучок колосьев, зеленый горох, а также краюху хлеба, выпеченную из свежей ржицы.