Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была любопытна, как все затворницы, и захотела узнать его имя. А когда узнала, была потрясена: нового обитателя дворца д’Оссуны звали Филипп Мантуанский, принц Гонзаго.
Гонзаго! Но ведь это имя я видела в списке моего друга Анри. Это было второе имя из вписанных им туда во время путешествия и четвертое из невычеркнутых: Фаэнца, Сальданья, Пероль и Гонзаго.
Я подумала, что Анри, несомненно, друг этого вельможи, и даже надеялась увидеть его.
На другой день Анри велел прибить на окнах моей комнаты жалюзи, которых до тех пор там не было.
— Аврора, — сказал он мне, — я прошу вас не показываться людям, которые будут прогуливаться в саду.
Признаюсь вам, матушка, что после такой просьбы мое любопытство только усилилось.
Сведения о принце Гонзаго получить было нетрудно: все только и говорили о нем.
То был один из самых богатых людей во Франции и личный друг регента. Он приехал в Мадрид с каким-то доверительным поручением. Его принимали как посла, и у него был целый двор.
Каждое утро малыш Жан Мари приходил ко мне и рассказывал, о чем говорят в квартале. Принц был красив, у него были прекрасные возлюбленные, он швырял миллионы. Его сопровождали молодые гуляки, они компанией шатались ночами по Мадриду, забирались на балконы, били фонари, высаживали двери и колотили ревнивых покровителей красавиц.
Среди них был один, которому не исполнилось, наверное, еще и восемнадцати, истинный дьявол. Его звали маркиз де Шаверни.
Рассказывали, что щеки у него свежие и розовые, как персик, сам он миловиден, с длинными светлыми волосами, обрамляющими чистый белый лоб, и глазами, озорными, как у девушки, и у него еще даже не выросли усы. Он был самый ужасный из всех. При мысли об этом херувимчике сладко ныли сердца всех сеньорит Мадрида.
Сквозь щели жалюзи на моем окне я иногда видела в сени прекрасного парка Оссуны молодого изящного дворянина с несколько женственной внешностью, но уж он-то совершенно не походил на этого повесу де Шаверни. Он выглядел таким скромным и целомудренным. К тому же он выходил на прогулку ранним утром. А де Шаверни после бурно проведенной ночи, надо думать, вставал поздно.
Этот юный дворянин то присаживался на скамейку, то ложился в траву, то, склонив голову, прохаживался с задумчивым видом и почти никогда не выпускал из рук книгу. То был чрезвычайно прилежный молодой человек.
Навряд ли де Шаверни был так привержен к чтению.
Нет, такое и подумать было просто невозможно. Этот дворянин был полнейшей противоположностью де Шаверни, если только молва не оболгала самым постыдным образом юного маркиза.
Но молва молвою, а этот дворянин оказался тем самым маркизом де Шаверни.
Шалун, дьявол! Мне казалось, я влюбилась бы в него, не будь на свете Анри.
У него было доброе сердце, матушка, правда испорченное теми, кто сбил его в столь юные годы с пути, но все же благородное, пылкое и щедрое. Наверное, однажды ветром отогнуло край жалюзи, потому что он увидел меня и с той поры все время проводил в парке.
Во всяком случае, я удержала его от многих сумасбродств. В парке он вел себя кротко, как святой. Но тем не менее иногда отваживался поцеловать сорванный цветок и бросить его к моему окну.
Однажды он пришел с духовой трубкой, нацелил ее на жалюзи и очень точно забросил в щель между рейками записочку.
Если бы вы только знали, матушка, до чего это была прелестная записка. Он хотел жениться на мне и писал, что я вырву его душу из ада. Я едва удержалась от ответа, но ведь я совершила бы доброе дело. И лишь мысль об Анри остановила меня. Я даже не подала признаков жизни.
Бедняжка маркиз долго ждал, не отводя взора от моего окна; потом я увидела, как он утер глаза, на которые, видимо, навернулись слезы. Сердце у меня сжалось, но я проявила стойкость.
Вечером того дня я сидела на балконе витой башенки, что возвышалась на боковой стене нашего дома, стоящего на углу калье Реаль. С балкона была видна и широкая калье Реаль, и наша темная улочка. Анри запаздывал, я ждала и вдруг услыхала в темноте два негромких голоса. Я обернулась. У стены я заметила две фигуры. То были Анри и маленький маркиз. Вскоре голоса стали звучать громче.
— Да знаете ли вы, приятель, с кем разговариваете? — надменно бросил де Шаверни. — Я кузен принца Гонзаго!
При этом имени шпага Анри, казалось, сама выскочила из ножен.
Шаверни обнажил свою и бесстрашно встал в боевую позицию. Этот поединок был бы до такой степени неравным, что я не выдержала и закричала:
— Анри! Анри! Он же совсем мальчик!
Анри тотчас же опустил шпагу. Маркиз де Шаверни поклонился мне, и я услышала, как он сказал:
— Надеюсь, мы еще встретимся?
Когда Анри через несколько секунд вошел в дом, я с трудом узнала его. У него было такое взволнованное лицо… Он не заговорил со мной, а принялся расхаживать по комнате.
— Аврора, — произнес он наконец каким-то чужим голосом, — я не отец вам.
Я это знала. Я думала, он продолжит, и вся обратилась в слух. Но он замолчал и снова принялся расхаживать. Я заметила, как он вытер со лба пот.
— Что с вами, друг мой? — ласково спросила я его.
Вместо ответа он задал мне вопрос:
— Вы знаете этого дворянина?
Отвечая, я, наверное, покраснела.
— Нет, не знаю.
Но ведь это было правдой. После некоторого молчания Анри снова заговорил:
— Аврора, ведь я же просил вас держать жалюзи закрытыми. — И не без оттенка горечи в голосе добавил: — Я просил не ради себя — ради вас.
Я почувствовала себя уязвленной и осведомилась:
— Разве я совершила какое-нибудь преступление, что должна все время прятаться?
— Это должно было случиться, — прошептал он, спрятав лицо в ладони. — Господи, сжалься надо мной!
Тогда я поняла только одно: я обидела его. По щекам у меня заструились слезы.
— Анри, мой друг! — вскричала я. — Простите меня! Простите!
— За что мне вас прощать, Аврора? — промолвил он, подняв на меня пылающий взор.
— За огорчение, что я причинила вам, Анри, — сказала я. — Я вижу, вы опечалены, и это моя вина.
Он остановился и вновь взглянул на меня.
— Пора! — прошептал он.
После этого он сел около меня.
— Аврора, говорите открыто и ничего
