Искупление (СИ) - Юлия Григорьева

   Глаза уже совсем привыкли к сумраку, и я прикрыла рот ладонью, разглядывая опухшее от побоев лицо. Один глаз совсем заплыл, на брови запеклась кровавая корка. Следы крови были везде. На разбитых губах, на щеке, на которой налился чернотой синяк с содранной кожей, словно по ней проехались перстнем. Одна рука Руэри была вывернута как-то слишком неестественно, распухла и почернела. Я даже побоялась притронуться к нему, понимая, что все его тело выглядит не лучше, и я только причиню боль своими прикосновениями. Ком, застрявший в горле, мешал произнести хоть слово.

   - Сафи, - повторил Ру и поморщился.

   - Руэри, - сдавленно выдохнула я, и рыдания, наконец, прорвались наружу. - Милый мой, зачем? Зачем ты вернулся? - голос стал совсем хриплым. - Ты ведь мог сбежать.

   - И оставить тебя на растерзание чудовищу? - он попробовал улыбнуться. Сухие губы треснули, и показалась капля свежей крови.

   - Боги, Ру, что он с тобой сделал? - простонала я, осторожно касаясь лица там, где не было синяка.

   - Он меня даже не видел, - мой муж опять скривился от боли, пытаясь привстать.

   Я бросилась ему на помощь.

   - Прости меня, милый, прости меня, - всхлипывала я, боясь взглянуть ему в глаза.

   Руэри задел поврежденную руку, вскрикнул и упал обратно на тюфяк. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, пережидая острую вспышку боли, а когда снова посмотрел на меня, его взгляд был спокойным, даже нежным.

   - Глупая, - ответил Ру. - В чем твоя вина? В том, что тебя полюбил сам герцог? Или в том, что я не пожелал отказаться от тебя? Знаешь, - он протянул здоровую руку, и я схватила горячую ладонь, поцеловала ее и прижала к своей щеке. - Когда меня везли в поместье, а потом там, я много думал над нашим последним разговором. За своей обидой на герцога я ведь совсем забыл, как любил тебя. Но я вспомнил, Сафи. Ты ведь все та же девочка с большими наивными глазами, моя девочка, - Ру сделал новую попытку улыбнуться. - Ничего не прошло, малышка. И завтра я буду вспоминать, как первый раз поцеловал эти губы. Я буду вспоминать твои глаза. И я буду думать о твоих ласках.

   - О, Ру, - всхлип был надрывным, и слезы вновь заструились по моему лицо, увлажняя его ладонь, к которой я все еще прижималась.

   - Не плачь, маленькая, - его пальцы мягко стерли слезы, повернули мое лицо к нему, ласково взяв за подбородок. - Мне не страшно. И ты не бойся.

   - Я заставлю его...

   - Нет! - взгляд зеленых глаз стал жестче. - Хватит. Меня всегда бесила твоя защита. Я мужчина, я должен защищать свою женщину. Раз не смог, значит, слаб.

   - Но, Ру...

   - Я сказал, не вздумай унижаться, - отчеканил мой супруг с неожиданной силой.

   - Побег...

   - Нет, я не желаю, чтобы ты рисковала собой. Если мое время пришло, значит, нечего тянуть дальше.

   - О, боги, - я спрятала в лицо в ладонях, заходясь в беззвучных рыданиях.

   Руэри погладил меня по плечу, до которого смог дотянуться, и потянул на себя.

   - Жаль, что все случилось так, а не иначе, - тихо произнес он. - Хотелось иной судьбы для нас с тобой... детей.

   И тут я не выдержала, завыла в голос. Все, что таилось во мне эти две недели, сейчас прорвало, снесло плотиной, и я уже не могла остановиться. Руэри, как смог, привстал, морщась и шипя сквозь стиснутые зубы.

   - Что, Сафи? Что случилось? - спросил он, дергая меня за руку. - Что он сотворил? Только не говори, что не он.

   Сквозь рыдания я выдавила то, что совсем не хотела ему говорить:

   - Он забрал у меня ребенка.

   - Ребенка? Моего? - на большее сил у моего супруга не хватило, и он упал на тюфяк, громко вскрикнув. - Сафи, это был наш ребенок?

   - Я не знаю, Ру, правда, - я виновато склонила голову. - Это был мой ребенок, и это было главное.

   - Мой, - уверенно произнес Ру. - Наш малыш, я знаю. Такому, как он, боги не могли дать это счастье. - Он вдруг светло улыбнулся. - Я присмотрю там за ним, не переживай. Он не будет одинок, с ним будет его отец.

   - Ру-у-у, - взвыла я, стискивая его руку. - Я не хочу, чтобы ты умирал!

   - Перестань, слышишь? - Руэри строго посмотрел на меня. - Ты всегда была сильной девочкой, ею и оставайся. Поклянись, что завтра ты не заплачешь. Клянись!

   - Не могу... - выдохнула я, справляясь с истерикой.

   - Клянись, что не заплачешь и не унизишься перед этой эгоистичной скотиной, - продолжал требовать мой супруг. - Клянись!

   - К... клянусь, - выдавила я и опустила голову ему на плечо. - Я все еще люблю тебя, Ру.

   - И я тебя, маленькая, - шепнул он. - Поцелуй меня скорей, я слышу шаги.

   До меня тоже донеслась, явно нарочито громкая поступь. Я коснулась губами виска Руэри, скользнула на здоровую скулу. Он перехватил мою голову за затылок и прижался к губам, не кривясь и не морщась.

   - Мы еще встретимся, родная, - жарко прошептал Руэри. - Обещай, что научишься быть счастливой. Сбежишь и будешь счастлива, а мы будем ждать тебя. Хочу слышать твой смех, как девять лет назад. Ты так красиво и заразительно смеешься. Обещай.

   - Обещаю, - я выдавила через силу улыбку. Дверь громыхнула, открываясь. - Я люблю тебя, - прошептала я.

   - И я тебя, Сафи. Всегда.

   - Тарганна Сафи, - донеслось от двери. - Пора.

   - Прощай, мое сердечко, - улыбнулся Ру, назвав так, как называл в мои далекие пятнадцать лет.

   - Прощай, мое несбывшееся счастье, - прошептала я, бросила на него последний взгляд и побрела к двери.

   Тарг Грэир пропустил меня вперед, закрыл дверь, и силы оставили меня. В глазах вдруг потемнело, и если бы не начальник дворцовой стражи, я бы полетела на каменный пол. Грэир успел подставить плечо, перехватил меня и понес в сторону лестницы. Как до кареты добирались, я уже не помнила. Очнулась, когда экипаж подкатил к приюту.

   - Пора, Сафи, - тихо произнес тарг Грэир.

   - Спасибо, - кивнула я, но еще несколько минут ушли на то, чтобы взять все чувства и эмоции под контроль. - Боги, боги... - прошептала я, натягивая на лицо улыбку.

   С ней и покинула карету, вошла в здание приюта и минуту стояла в темноте коридора, не спеша войти к детям. Затем снова выдохнула, снова приклеила улыбку на лицо и направилась туда, откуда звучал детский смех. Детям не нужны чужие страдания. Их возраст благословенен тем, что самым большим горем должны быть разбитые колени и ломанные игрушки. Должно быть, боги специально создали детство, чтобы люди могли насладиться простым, но ярким счастьем прежде, чем начнется жестокая взрослая жизнь... Жаль у моего дитя все началось со смерти. Пришлось вновь остановиться и закинуть голову кверху, чтобы сдержать слезы.

   - Я сильная, я и это переживу, - прошептала я, входя в приютский дворик.