От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона - Элис Виртшалфтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от протокола Троппау, в котором Австрия, Пруссия и Россия заявили общую позицию по урегулированию кризиса в Королевстве Обеих Сицилий, на конгрессе в Вероне 8 (20) ноября 1822 года союзники согласились не издавать общий протокол, но послать отдельные инструкции своим министрам в Мадриде[433]. Эти инструкции объясняли взаимные озабоченности и принципы действий и предписывали дипломатам действовать «в концерте» с коллегами. 14 (26) ноября 1822 года император Александр подписал инструкции своему поверенному в делах в Мадриде, графу Булгари. Эти инструкции, которые были разработаны, чтобы представить подлинную картину Испанской революции и ее последствий, и которые Булгари должен был согласно приказу распространять в правительстве и высших кругах общества, начинались с заявления о решимости союзников укреплять мир в Европе и предотвращать любые действия, подрывавшие текущее состояние всеобщего спокойствия[434]. В марте 1820 года военный мятеж вынудил испанского короля принять либеральную конституцию 1812 года – «закон, который общественный разум Европы, просветленный опытом столетий», встретил протестами неодобрения. Союзные правительства осудили эти события, российское правительство, в частности, предупреждало о грядущих бедах. Основанные не на теориях или принципах, а на фактах, предупреждения и страхи 1820 года теперь оказались пророческими.
Союзники полагали, что народ Испании разделяет пожелания своего короля и что испанское правительство стремится сохранить целостность монархии. Следовательно, решения Вероны предложили Фердинанду VII дружественное вмешательство, направленное также на восстановление испанской власти в отдаленных провинциях империи, которые обеспечивали столько богатства и власти. Согласно инструкциям, мартовские события, казалось, оправдывали восстание в Америке, поощряя лояльные провинции, которые пострадали под давлением революционного деспотизма, отделиться от метрополии. Независимо от причин и мотивов анархия революции угрожала процветанию испанских колоний в Америке. В условиях беспорядков государственные и частные капиталы были сведены на нет, права были аннулированы, были наложены крупные проценты и требовались разорительные займы. Уважение к трону и религии уже было растоптано в тот момент, когда законную власть сменила слепая страсть народа. В течение трех лет союзники питали надежду на то, что характер испанского народа, который решительно выступал против революции во время наполеоновского завоевания, возобладает над духом восстания и позволит королю вернуть законные права на трон.
Но вместо восстановления испанская монархия пережила упадок. Хотя народ Испании выдержал шесть лет кровопролития ради поддержания монархии, после восстания 7 июля 1822 года король и его семья стали пленниками[435]. Разразилась гражданская война, что привело к новому витку насилия и большему числу жертв. Заговорщики также не ограничивались в своей деятельности одной Испанией. Они открыто занимались распространением восстания, брали на себя ответственность за революции в Италии и в настоящее время угрожали Франции. Император Александр не стремился к конфликту с испанским правительством, однако революционная угроза не могла быть отвергнута, а радикальные доктрины, выставленные напоказ, могли быть соблазнительными и фатальными. Таким образом, несмотря на стремление союзников к дружеским отношениям с Мадридом, они опасались, что у короля не будет свободы для прекращения гражданской войны или предотвращения конфликтов за рубежом. Испанскому правительству оставалось исправить ситуацию, вернув стране почетное положение в европейской семье, которое она занимала в 1814 году. Этого можно было добиться только победив революцию и вернувшись к управлению, основанному на древних добродетелях и уважении к религии.
Император Александр направил графу Булгари дальнейшие указания сообщить о своих добрых намерениях по отношению к испанскому правительству. Союзники не претендовали на право вмешательства и не стремились навязывать Испании законы или посягать на независимость страны. Однако они хотели, чтобы Испания освободилась от мучений и кровопролития, и надеялись, что испанское правительство будет восстановлено как мудрое и национальное. В тот момент революция поставила под угрозу процветание Испании и безопасность Франции. Революционное правительство в Мадриде не только поощряло гражданскую войну, но и препятствовало умиротворению с колониями. К сожалению, союзники больше не верили, что король сможет восстановить свою власть или общественный порядок. Поскольку Фердинанд и его семья стали фактически пленниками, испанский монарх не мог свободно работать с союзниками. Как говорилось в инструкции, только лица, стоящие у власти в Мадриде, могли бы предпринять шаги, предлагаемые для того, чтобы привести Испанию к спокойному и славному будущему. Таким образом, хотя союзники не настаивали на какой-либо конкретной форме правления, они явно отвергли конституцию 1812 года и хотели восстановить власть короля и религию.
Во втором послании, также датированном 14 (26) ноября 1822 года, графу Булгари разъяснялось, как ему следовало действовать в текущей серьезной и опасной ситуации[436]. Союзники стремились улучшить будущее Испании, что подразумевало убеждение испанской нации и правительства отказаться от революции. Эта тактика оказалась эффективной в Королевстве Обеих Сицилий, где союзники достигли соглашения с королем Фердинандом I о прекращении революции. Тем не менее, какими бы зловещими ни казались последствия Испанской революции, Александр I и его союзники не ожидали, что их усилия увенчаются успехом: «Из-за разгоревшихся страстей к голосу разума прислушиваются весьма редко». Если предположить, что те, кто стоял у власти в Мадриде, отказались бы прислушаться к голосу разума, то тем не менее было крайне важно предоставить испанской нации возможность судить по подлинным документам о великодушных намерениях союзных правительств. Таким образом, дипломаты, такие как Булгари, получили инструкции, описывающие ущерб, который мартовская революция, пленение короля и его семьи причинили Испании, и данные разведки, раскрывавшие, как зачинщики смуты в Испании подстрекали к бунту и восстанию во Франции и других странах. Задача Булгари заключалась в проведении кампании против действовавшего испанского правительства, как среди чиновников, так и в обществе, чтобы ослабить партию, которая угнетала Испанию, и тем самым усилить позиции партии, уже боровшейся за ее освобождение. С этой целью он был уполномочен не только зачитать министру иностранных дел Испании депешу с составленной союзниками хронологией революции и ее последствий, но и оставить ему копию этого документа. Если правительство не прислушалось бы к совету держав, предпринимающих вмешательство в испанские дела, или не ответило бы в течение пятнадцати дней, Булгари должен был запросить паспорта и покинуть страну со всеми чиновниками российской миссии. Поверенные в делах Австрии и Пруссии получили те же предписания, и хотя всем было разрешено вести переговоры с министром иностранных дел Испании, условия сохранения дипломатических отношений с Испанией не допускали никаких изменений[437].
Инструкции, полученные в Вероне, и дипломатические маневры в Мадриде не смогли изменить испанскую политику. В январе 1823 года Австрия, Пруссия и Россия разорвали дипломатические отношения с Испанией, и на открытии сессии обеих палат французского парламента Людовик XVIII объявил, что его войска готовы к походу. Фактическое вторжение в Испанию началось в апреле, и к сентябрю французская армия восстановила королевское правление. В октябре король Фердинанд VII отменил амнистию, которую он объявил в сентябре, объявил, что на самом деле он был в заключении с 1820 года, и отказался от конституции 1812 года вместе со всеми законами, принятыми при революционном правительстве. Согласно историкам, после периода репрессий в 1823–1824 годах король проводил более умеренную политику, и в 1827 году французские войска покинули Испанию. Миротворцы посленаполеоновской Европы одержали временную победу. Тем не менее Испанская революция выявила не только трудноразрешимый политический раскол между либералами и роялистами, но и ту легкость, с которой политический
