ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ - Всеволод Иванов

Смотрит на, него майор Михельсон, усы поправляет. Куроптев вобрат смотрит:

- У, падло!

И опять командует Михельсон:

- По солдату-бунтовщику пальба ротою. Рота-а! Пли! Ровно град разорвался залп. Попадали мужики. А первее всех - Куроптев Феофан, Архангелогородского полку солдат российский в зеленом кафтане; треуголка, пулями простреленная, отлетела в сторону.

А остальные мужики, кто уцелел, руки подняли, на колени пали.

Не взяли Куроптева ни пули, ни ядра в честном бою, а пал он от русской пули, что направлена была рукою майора Михельсона.

И после залпа настала в Левашовке тишина. Только ветер по нивам летит, нивы зреют, березки ветвями качают, ровно рукава опустели, лес зеленый шумит.

А потом и ночь настала.

А барин Левашов в Москве, за самоваром да ватрушками сидючи, головой качал:

- Ай, ай, ай… Лизонька, что же это? Из деревни пишет старый староста Селиверст, что мужики нашего Густава Адамыча порешили, что бунт был, да, спасибо, солдат пригнали из Тулы… А кто всех взбунтовал? Да солдат, что с войны пришел, Куроптев. Помнишь? Как теперь в деревню ехать? Густав Адамыч - вот управитель был, зверь! Надо будет нового немца из пленных поискать… Лизонька, налей-ка мне еще чашечку… Ах, ватрушки хороши…

Глава 12. Императрица Екатерина Вторая

И та же самая ночь, что пролетела тогда над Левашовкой с зарей да с остатними соловьями, проплывала и над Петергофом, только тут была она белей. Белым зеркалом лежал залив - в нем плыло отраженное розовое облачко да большая лайба…

Петергоф, известно, - увеселительный императорский дом для пребывания царей в летнее время - царям веселье очень было надобно…

В Петергофе рощи большие насажены, в рощах - гроты для отдыха уединенного; парки стриженые, в парках - статуи мраморные, фонтаны разные бронзовые, водометы, каскады и многие другие к увеселению служащие мероприятия.

А в шесть утра 28 июня солнце плыло над зелеными газонами Нижнего сада, где в павильоне «Монплезир» [«Мое удовольствие» (франц.)] почивала спокойно императрица Екатерина Алексеевна.

Ранним утром не было в Петергофе на улицах да на дорогах ни полиции, ни охраны. По дороге из Петербурга четверкой лошадей не спеша катилась большая карета.

Карета подъехала к «Монплезиру», из нее вылез Алексей Григорьевич Орлов, брат Григория, любовника Фике. Рослый, широкоплечий, он с удовольствием потянулся - ноги затекли, тащились всю ночь - тридцать верст не шутка! За ним вылез Бибиков.

- Ну, иди, что ли! - сказал он.

Орлов быстро встряхнулся, пошел в пристройку голландского дома, что строил еще Петр Великий. В маленьких комнатах было сонно, душно, пусто. Орлов разбудил камер-фрау Шаргородскую и с нею безо всяких церемоний шагнул в спальню Фике.

Фике спала, свернувшись кошечкой под голубым с гербами атласным одеялом, У туалета было уже приготовлено к утру розовое пышное платье.

Сегодня был канун именин императора Петра Федоровича, царь обещал приехать обедать в Петергофский дворец из Ораниенбаума, из своего Петерштадта, чтобы потом переночевать и завтра праздновать на открытом легком воздухе именины. Обед был заказан на сто двенадцать персон. Орлов покосился на платье, хмыкнул и тронул государыню за белое плечо.

- Ваше величество! - сказал он совершено спокойным голосом. - Пора вставать!

Фике, открыв глаза, села, придерживая на груди рубашку. - Все готово в Петербурге!

- Но что это значит? - воскликнула императрица вполголоса. - В чем дело? Почему?

Было ведь условлено, что заговорщики начнут действовать, когда император Петр уедет из России воевать с Данией.

- Капитан Пассек арестован! - многозначительно сказал Орлов.

- Уходите, я оденусь!

Через пять минут императрица в обычном своем черном платье выходила из дворца.

- Прошу, ваше величество! - сказал Орлов, распахивая дверцу кареты.

Фике села в карету, с нею Шаргородская. Алексей Орлов вскочил на козлы, рядом с кучером, Бибиков и камер-лакей Екатерины Шкурин стали на запятки.

- Гони вовсю! - бросил Орлов кучеру. Лошади поскакали.

Алексей Орлов, нагнувшись с козел, передавал в переднее окошко происшествия вчерашнего дня.

- Еще позавчера, - рассказывал он, - капрал Преображенского полка Фомин подошел на плацу к майору Измайлову да спрашивает:

«Когда же наконец уберут этого черта императора?» Майор заорал на капрала, арестовал его, доложил командиру роты, тот - командиру полка, полковнику Ушакову. Дело было к вечеру, а утром Фомина представили на допрос. Фомин рассказал, что он уже спрашивал о том же самом у капитана Пассека, тот тоже накричал на него, но никому ничего об этом не донес. Доложили императору в Ораниенбауме, тот приказал арестовать Пассека. Приказ был получен в Петербурге в 12 часов дня, но арест состоялся только вечером - затянули свои люди.

Так как Пассек был в заговоре, остальным заговорщикам приходилось торопиться, чтобы дело не провалить. Сам Григорий Орлов бросился к княгине Дашковой, которая тоже знала, что «что-то затеяно», но что - не знала. Орлов рассказал ей про арест Пассека и уверил ее, что это никаких последствий иметь не будет. Дашкова успокоилась и ничего не предпринимала.

Федор Орлов поскакал, в дом гетмана Кирилла Разумовского… На его доклад вельможа ухом не повел, промолчал, однако по уходе же Орлова приказал, что все готово было в секретной типографии, чтобы печатать манифест.

Алексей Орлов сел в карету и поехал с Бибиковым в Петергоф за императрицей. Чтобы сберечь лошадей, они ехали медленно, всю ночь.

Через полтора часа обратной скачки карета была уже в пяти верстах от Петербурга. На дороге ожидала коляска. Карета остановилась, подбежал Григорий Орлов. Он посмотрел нежным взглядом в глаза своей любовницы, поцеловал руку:

- Прошу пересесть в мою коляску, ваше величество… Лошади свежие… Я здесь с князем Барятинским…

Екатерина пересела в коляску, Барятинский сел на козлы, Григорий Орлов стал на подножку, и лошади опять скакали по направлению к деревне Калинкиной. Справа и слева неслись огороды, пригороды Петербурга, плетни, заборы, бедные домики.

Лошадей гнали во весь опор, но Фике все казалось, что коляска стоит, плетется шагом. Неужели же удача изменит в эти последние, решительные минуты? Неужели глупый случай сорвет весь план?

- Ваше величество, не беспокойся! Тебя, дорогую, там уж ждет десять тысяч человек… - говорил Орлов.

А Екатерина не слушала, думала. Шестнадцать лет жила она с Петром. Шестнадцать лет тревог, интриг, подозрений… Шестнадцать лет осторожного, хитрого, выдержанного обмана! Скорей! Скорей!

Показались длинные деревянные дома. Один, другой - казармы Измайловского полка.

Григорий Орлов выскочил из коляски, сказал кучеру:

- Поезжай шагом! Я побегу, упрежу!

И бросился вперед, подобрав шпагу, гремя ботфортами по булыжникам.

Коляска медленно тянулась к кордегардии. Вдруг загрохотали барабаны, и измайловцы, кто в рубашке, кто в кафтане, все растущей толпой бросились навстречу императрице. Впереди всех, подхваченный двумя гвардейцами под руки, бежал старик, поп Измайловского полка отец Алексей. Золотая епитрахиль и крест так и блестели.

- Ура! - кричали солдаты. - Ура! Матушка наша! Веди нас куда прикажешь! Урра-а-а!

Подбегая к коляске, солдаты падали на колени, крестились, целовали Фике руки, за ними набегали другие. Императрица поднялась в остановившемся экипаже, отец Алексей благословил ее крестом.

Орлов скомандовал:

- Полку построиться… Для принесения присяги!

- Ур-ра! - кричали измайловцы. - Ур-ра!

Раздался конский топот, и во двор казарм на сером коне прискакал полковник Измайловского полка гетман Разумовский. Спешившись, бросив солдату поводья, он подбежал к коляске, опустился на колено и церемонно поцеловал руку Екатерины. Полк быстро привели к присяге, отца Алексея водрузили на козлы, Григорий Орлов с взволнованным, счастливым лицом стал на подножку, и коляска тронулась вдоль по Фонтанке. Гетман Разумовский ехал верхом на коне рядом. Отец Алексей осенял всех крестом направо и налево, толпа всё росла. Через Обуховский, через Семеновский мост бежали солдаты Семеновского полка и тоже присоединялись к шествию.

Дошли до Гетманского сада, у дома Разумовского, что стоял на углу Невского и Садовой. Сюда бежали солдаты Преображенского полка. Сюда по тревоге с третьей ротой бежал и рядовой Гаврила Державин.

- Матушка! - кричали они. - Прости Христа ради! Опоздали мы! Да офицеры задержали… Арестовали мы их. Веди нас, матушка!

В конном строю подошли конногвардейцы. Прибежали кое-как одетые упразднённые лейб-кампанцы - или возвращаются уже времена царицы Елизаветы?

На Петропавловской крепости пробило десять. Шествие достигло Казанского собора. Отслужили накоротке молебен. Сюда подошло еще четыре полка пехоты да артиллерия с пушками. Из собора вышел крестный ход. Народ валил со всех сторон, двигался по Невскому к Зимнему дворцу, к Неве… Фике ехала в коляске, теперь ее сопровождали верхами гетман Разумовский, генерал-аншеф Вильбоа, Григорий Орлов и граф Брюс.