Секта. Роман на запретную тему - Алексей Колышевский

– Пэм, не буди во мне ревнивца. Мне как минимум неприятны мысли о тех, с кем ты наверняка спала, ведь с нашей последней встречи ты не поправилась ни на грамм.

Пэм приподнялась на локте и с изумлением уставилась на Игоря:

– Ты сошел с ума? О чем ты вообще говоришь? Какой бред. Милый, мы не виделись – сколько? – десять лет? И спустя десять лет ты говоришь мне о каких-то… Неужели не осталось ничего между нами и ты опустился до пошлости?

– Когда-то между нами было зло, в которое мы верили, Пэм.

– Я и сейчас верю в него, Эгер. Не будь его, не было бы и меня, и тебя, и нашего мира.

– А ты видела что-то, кроме НАШЕГО мира? Мира, в котором, кроме постоянного напряжения, нет ничего!

– Эгер, я прошу, не смеши меня. Еще не хватало, если ты признаешься, что за десять лет стал кем-то вроде доброго самаритянина.

– А если и так? – он со смехом навалился на женщину. – Я шучу, дорогая. Шучу… Все идет как надо, я у них доверенное лицо. Скоро заставлю их целовать козла под хвостом, недолго осталось. Всякая власть – это прежде всего пресыщенность, и распятие отнюдь не ее символ. «Сильные выбирают новую религию», как тебе? Те, кто привык к поклонам, не станут кланяться сами. Гордость не позволит.

– Ты полагаешь, что положение не так катастрофично, как это видится из Америки? Нынешняя Россия щекочет нервы многим, нам в первую очередь.

Игорь поцеловал ее в лоб, словно маленькую девочку, встал и принялся одеваться:

– Я сделаю все, что от меня зависит. Пора, – он взглянул на часы, – мне пора возвращаться. Сеченов умен, не хватало, чтобы он сопоставил мое отсутствие с твоим прилетом.

Она тоже встала, подошла к Игорю сзади и прижалась всем телом:

– Когда мы встретимся?

– Не знаю. Приезжай почаще.

– Нет, Эгер. Я не имею в виду секс раз в десять лет потому, что если следующий раз случится с таким же интервалом, то я боюсь, что мы разочаруем друг друга. У нас и жизни-то осталось меньше половины, и лучшая половина уже прошла.

– Постой-постой, ты на что-то намекаешь?

– Вот, возьми, – она протянула Игорю металлический кругляш на веревке, – я купила его в какой-то сувенирной лавочке. Это для тебя.

Игорь внимательно посмотрел на кругляш – ничего особенного, никаких наговоров, никаких надписей. Просто блестящая отполированная штука с продетым в центре капроновым шнурком.

– Спасибо, а для чего это?

– Говорят, что он притягивает человека, который взял его добровольно, – она усмехнулась. – Хочешь ко мне притянуться?

Игорь молча взял кругляш и обнял ее.

…Руки Германа жили собственной жизнью, продолжая сбрасывать несуществующих гадов. Сам он ловил ртом воздух, и сердце вновь сорвалось в беспорядочный галоп.

– Мне… плохо, – он жалобно взглянул на Мистера Ты, – сердце опять…

Мистер Ты поднес правую ладонь к груди Германа и, выдержав паузу, задумчиво произнес:

– Запустил ты себя. Даже, я бы сказал, растратил. Твое сердце словно птица в силках, из которых ей не выбраться. А силки – это твои нервы, дружок, и чем больше ты нервничаешь, тем больше они опутывают птицу, душат ее.

– Есть какие-нибудь таблетки? – Гера побледнел, и на лбу его выступил холодный пот. – Я сейчас сдохну.

– О нет! – Мистер Ты шутливо поднял руки вверх. – Только не у меня дома. Таблеток у меня нет, зато, – в руках его оказалась пачка каких-то особенных игл, – есть вот это.

– Что это?

– Не все ли равно? Сейчас станет легче, – и Мистер Ты прямо через одежду воткнул в тело Германа несколько иголок: неглубоко и не больно.

Гера почувствовал, как сердце начало успокаиваться, а голова проясняться.

– Это китайская медицина? – с уважением в голосе спросил он.

– Я же говорил тебе, что прожил в Китае полтора года, да и здесь, когда нет гостей вроде тебя, от нечего делать все время учусь чему-нибудь.

– Видите людей насквозь? – Гера почти полностью пришел в себя и теперь пытался бравировать, досадуя на недавнюю беспомощность.

Мистер Ты ничего не ответил. Вместо этого он вернулся на свое место за столом и с сожалением взвесил в руке опустевший графинчик:

– Саке кончилось. Все когда-то кончается. И твой визит ко мне тоже подходит к концу.

– Прогоняете?

– Нет, просто всему свое время, вот оно настало и для тебя.

– Значит, вы со мной ехать отказываетесь?

– Решительно, – усмехнулся Мистер Ты. – Решительно, категорически и навсегда. И не только с тобой, но и с кем бы то ни было. Я свою задачу выполнил, пусть это и звучит как реплика пафосного идиота. Дальше все зависит от тебя, Герман.

Гера сотворил на лице искреннюю гримасу разочарования:

– Я сам себе напоминаю генерала из сказки про Емелю. Так и хочется пожаловаться, мол, «поезжай, Емелюшка, со мной к царю, а не поедешь, царь с меня голову снимет». Генерал меня по голове уж точно не погладит.

– Но ведь ты поклялся, что уничтожишь Сеченова? Или тебе напомнить?! – Мистер Ты угрожающе вскинул руки, и Герман в ужасе закрыл глаза.

– Нет! Нет! Не надо! Я все сделаю, только я не знаю как, – тихо закончил он.

– Вот так мне больше нравится. – Мистер Ты протянул Гере через стол какой-то плоский сверток: – Бери, не бойся.

– Что это?

– То, что он жаждет получить больше всего на свете, не предполагая, что это его приговор.

– Не понимаю.

– А ты разверни…

Гера развернул бумагу и увидел переплетенную в потрескавшийся коленкор тетрадку. Открыл ее, увидел какие-то полувыцветшие каракули и вопросительно взглянул на Мистера Ты.

– Учитывая ваши наклонности, я рискну задать вопрос. Это какая-то колдовская книга?

– Я похож на ярмарочного скомороха-дешевку?

Гера смутился:

– Нет, что вы! Просто я совсем ничего не понимаю в вашей кухне.

Мистер Ты выдохнул так, словно хотел выжать из легких весь воздух:

– Придется прочесть тебе инструкцию по применению этой тетради. Слушай внимательно и не перебивай, иначе мы до утра не управимся, а у меня другие планы. Как лучше начать-то? Значит, так, жил был один монах…

…Гера завел «уазик» и включил первую передачу. Медленно тронулся. В зеркале он видел Мистера Ты, который застыл возле своего дома-оборотня, сложив руки на груди. Его подбородок уперся в шейный платок, и казалось, Мистер Ты совсем не смотрел на пыльный удаляющийся автомобиль. Лицо его было мрачным. Вдруг послышался натужный шум мотора, который обычно происходит при включенной задней передаче. По мере того как шум приближался, лицо Мистера Ты светлело и на нем появилась прежняя беззаботная улыбка.

Гера заглушил мотор и опустил стекло:

– Простите, я забыл… Я хотел спросить у вас, может быть, вы знаете, что это? Мне его дала одна девушка.

Он достал из-за пазухи тот самый круглый, похожий на бублик, предмет, при виде которого Мистер Ты удивленно вскинул брови:

– Та самая девушка?

– Ну да, медсестра из больницы. Вы еще сказали, что я постоянно думаю о ней, а я о ней думаю действительно часто.

– Поэтому и думаешь. Хотя это все чушь собачья, – Мистер Ты махнул рукой. – Хочешь, я тебя удивлю?

И, не дожидаясь ответа, он снял свой фиолетовый шейный платок, расстегнул на рубашке еще две пуговицы, и Гера увидел, что на шее Мистера Ты висит точно такой же кругляш. Даже цвет шнурка был тем же.

– Она сказала, что эта штука притягивает меня к ней, не дает забыть. Вроде амулета, но никакой магии тут нет, просто память. – Мистер Ты дотронулся до кругляша. – Вот так он и работает. А ты не хочешь повесить свой на шею?

– Нет, – не задумываясь, ответил Гера, – у меня и так довольно много чего висит на шее.

– Это уйдет. А вот это, – Мистер Ты ткнул пальцем в свой амулет, – это останется, пока жива душа, а значит, навсегда. Надень.

Гера послушно надел амулет и спрятал его под свитер:

– Когда-то я крест носил, только однажды забыл его в таком месте, что стало стыдно, и я не стал покупать новый.

– Тебе, может, эта штука поважнее креста будет. Прощай.

– Прощайте.

…Мистер Ты убедился, что «уазик» исчез за поворотом, и пробормотал себе под нос:

– Пора и мне, пожалуй.

И он, не оглядываясь назад, зашагал к мертвой деревне. Подойдя к первому из заколоченных домов, он вытянул перед собой руки и сказал:

– Мертвые люди Чен Юна, внемлите мне. Я прощаюсь с вами и заклинаю вас именем нашего отца…

В воздухе послышался зудящий звук, и земля под ногами Мистера Ты задрожала.

Искушение

Москва встретила Германа утренним холодком, началом разгара весны и смогом. Он доехал до Савеловского вокзала, поставил «уазик» на то самое место, где он стоял четыре дня назад, и только тогда сделал первый звонок генералу Пете:

– Я вернулся.

– Ба! Какие люди! Вылезайте из своего гробовоза, там ребята дежурят, они вас довезут.

– Во-первых, это не гробовоз, мне «уазик» жизнь спас, я бы его себе забрал, на дачу, а во-вторых, я один.

– Чего, – проорал в трубку Сеченов, – я не расслышал?!