Не имей сто рублей... - Елена Горбачевская

— То есть методом последовательных транзакций станция осуществляет кульмирование грузов и пассажиров в пределах обитаемой Системы. А я как гистеризатор должен следить за тем, чтобы соблюдался режим корректности сигнала в связи с запаздыванием из-за собственного движения объектов. Работа как работа, ничего особенного. Можно сказать, рутина. Только вот буквально пару недель назад у нас произошла небольшая авария — вышел из строя градуляторный блок транзактора. Причем как раз в момент кульмирования. Бабахнуло прилично! Хорошо хоть на этот раз только груз шел, пассажиров не было. Ну, вызвали пожарных, спецбригаду градуляторщиков, ремонтников, и на следующий день все уже было готово, транзакции возобновились. Только из-под нового блока стал сочиться какой-то непонятный туман. И солнце светит, жара стоит, а он не рассеивается! Ну, территория градулятора всегда была запретной зоной, так что народ хоть и посматривал с любопытством на этот странный туман, но дальше этого дела не шло. А вчера как раз заканчивалось мое суточное дежурство, когда по коммуникатору объявился Хруст. То есть Васька Хрустов, мой друг и одноклассник. В отличие от меня, который всю жизнь проторчал за приборами, Васька всегда был романтиком, которого манили новые просторы. Он стал колонистом. Причем квартирьером, поскольку на одном месте ему никогда не сиделось. Он так толком не обучился ни одной специальности, но в любой экспедиции первого похода такие люди были на вес золота. Вот он и болтается по Системе от похода до похода. Я его уже неизвестно сколько лет не видел. Обрадовался, конечно! Ну, прикульмировался Хруст прямо на станции, и мы решили посидеть-поговорить. А у этого бродяги как обычно была с собой рябуха. Не знаю, известна ли она вам, но в ваше время были подобные вещества, которые вызывали состояние эйфории и принимались внутрь через пищеварительный тракт либо внутривенно.

Мы с Бартоном переглянулись. Разумеется, такие вещества, в особенности та их разновидность, которая принимается через пищеварительный тракт, была хорошо известна даже таким древним, дремучим дикарям, как мы!

— Ну, приняли мы его рябухи, и вообще началось что-то непонятное, — продолжал Славик. — Я, признаться, такие вещи практически не употребляю, особенно те, что готовят колонисты, а Хруст к ним привык давно и посчитал бы меня слабаком, если бы я отказался. Ну, я дернул и сразу же поплыл. Зачем-то стал доказывать ему, что моя работа не менее трудная и опасная, чем его, и в доказательство рассказал об аварии. Хруст не поверил или, скорее всего, сделал вид, что не поверил, потому что стал подначивать меня показать ему туман. Рябуха в голове шумит, ничего не соображаю, вот и поддался на его уговоры. Проникли мы через ограждение и подошли к этому туману. Тут я Хруста и потерял. Смотрю — нет его! Ну, я и пошел в этот туман искать его. Кричу, зову, а тут на меня какие-то древние воины наставляют свое оружие! Ну, я и прикинул, что это от рябухи глюки пошли…

Славик замолчал, а я поняла, что его информация, кроме интересных, но совершенно непонятных фактов из области технологий будущего, не несет ничего полезного. Бартон только молча раскуривал трубку.

— Я вас очень прошу, если это только можно, постарайтесь помочь мне попасть обратно как можно скорее. Потому что без гистеризатора невозможно не только запустить ни одного кульмирования, но и нельзя проследить за уже начавшимися транзакциями! — тщетно взывал к нам Славик, пока до него не дошло, что мы ничегошеньки не понимаем. — Просто мой напарник уехал, я остался единственным гистеризатором, а без моего контроля целостность транзакции может нарушиться, и тогда тот объект, который проходит в данный момент процесс кульмирования, будет разрушен. Если это — грузы, то это еще полбеды, а вот если пассажиры…

— Постараемся! Сделаем все, что в наших силах, — пообещал Бартон. Правда, не очень уверенно.

Да уж! Проблемы не только не разрешались, но еще и множились, как снежный ком! Бартону не позавидуешь! Мало того, что по-прежнему никаких известий от Кругалевича, непонятно что с немцами, так на его голову еще свалились мы и Славик. Ладно, мы. Самое худшее, что с нами может произойти — это полное растворение на его глазах, частное горе, но никак не вселенская катастрофа. А вот если не вернуть на место Славика… То есть полковник Красной армии в 44-м году должен был решать не только боевые задачи своей воинской части, но и проблемы предотвращения глобальных катастроф далекого будущего! Впервые за эти дни мы с ним курили молча, не обменявшись ни словом.

44. Луч света в темном царстве

Как ни странно, этот день оказался одним из самых скучных за весь 44-й год. Вернее, утро было, разумеется, интересным и познавательным, а потом Бартон забрал Славика и вместе с ним уехал в штаб, Сережа доблестно руководил хроноразведчиками, даже Санька нашел себе достойное занятие, донимая старшину Петренко расспросами о тактико-технических характеристиках различных видов оружия и ускоренно проходя курс юного террориста. Впрочем, к немалому удовольствию самого старшины. Одна я слонялась, не зная, чем заняться, и от тоски скурила целую кучу сигарет. Интересно, если мы не выберемся отсюда в ближайшие несколько дней, что же я буду курить? Не махорку же!

Какие только глупости не лезут в голову от безделья! Разумеется, самая большая проблема нашего семейства, застрявшего в сорок четвертом году в зоне военных действий — это отсутствие у мамаши достойного курева!

Единственное происшествие, имевшее место быть за все это время, которое могло подпасть под определение развлечения — это очередная «короткометражка». Совсем маленькая, секунд на двадцать-тридцать, не больше. Только и успела углядеть за этими вспышками и разрядами, что чья-то рука, замотанная кожей, пускает стрелы из лука.

Обменялись впечатлениями с Санькой, и скукотища потянулась дальше.

Больше всего хотелось поговорить со Славиком. Его сегодня вечером должны попытаться отправить назад, чтобы не случилась беда с его кульмированием. А ведь так хочется узнать о том, что нам предстоит! Долго ли еще будет в стране развал? Будем ли мы, или хотя бы следующее поколение жить нормально? Много всего, а времени так мало!

Скрепя сердце, я закурила одну из последних оставшихся сигарет. Странное дело, однако! Получается, что биологически и Славик, и Сережа, и Бартон являются практически ровесниками. Ну там плюс-минус годик. А ведь какие они разные! Бартон — совершенно зрелый человек, опытный командир, умудренный годами военный. У меня язык никак не поворачивается назвать его по имени. И даже дело не в том, что все то время, что я его знала в обычной жизни, он был стариком, к которому все без исключения обращались по имени-отчеству. Нет. Просто он такой … солидный, что ли, что назвать его Сергеем я просто не в состоянии. А тем более Сережей. Так я могу называть только одного-единственного человека. С которым, к сожалению, мы все реже видимся, все меньше общаемся. Я вздохнула, чуть не закашлявшись от дыма. Человека, который по сравнению с ним, с Бартоном, воспринимается ну не то, чтобы как пацан, но… Все-таки вряд ли Сережа смог бы нести такую ответственность за людей и события. А Славик — так тот даже по сравнению с Сережей — дитя горькое. Может быть, на каждого из них наложило свой отпечаток то время, в которое им пришлось жить, взрослеть? И поэтому Славик беспомощен, подобно тепличному растеньицу на холодном ветру.