Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов

— Смотри, маленький ведь еще, а как держался! — сказал Стас. — Не пикнул даже. Такие борются за жизнь до конца.

— Знаешь, — скептически возразил Вовка, — если кота спустить с крыши в водосточную трубу, он упрется лапами, и будет ползти и вопить около десяти минут. То есть тоже бороться до конца.

— Так ты, батенька, еще и живодер… Это ты на примере своего кота Маркелыча усвоил?

— Не… — ответил Вовка. — Это я где-то прочитал. У других живодеров. Возможно, с Лубянки… А Маркелыч так и не вернулся. Кстати, у тебя правда появилось удостоверение ФСБ?

— Да сделали… временную ксиву. «Документ прикрытия» называется. — Стас откровенно смутился.

— Когда срок истечет — не возвращай. Скажи потерял. Пригодится…

— Вовка! — Стас с досадой хлопнул себя по карманам. — Хватит толкать меня на должностные преступления!

— Тебя, пожалуй, толкнешь.

За поворотом показалась большая светящаяся кумачом буква «М» станции «Щукинская».

— Где будем ужинать? — спросил Вовка, когда они вошли в метро.

— Не знаю. Кафе сегодня вряд ли потянем.

— Значит, опять дома.

— Да ладно, Вов! Домашний ужин куда полезнее для здоровья, чем вся эта общепитовская бутафория. Поехали ко мне?

— Поехали.

— Приготовишь что-нибудь? Из кулинарного репертуара Россини? — Стас ухмыльнулся. — Ты ведь эту тему в совершенстве изучил, а?

— Пожалуй… — вяло ответил Вовка. — Хочешь куриное филе, приготовленное в шампанском?

— Ого… А давай! Слабó?

Вовка подумал.

— Нет, не слабó… Только тогда лучше у меня — в холодильнике есть все, что нужно.

Дорога до вовкиного дома заняла не более получаса.

— Знаешь, Стас, — сказал Вовка, открывая ключом входную дверь, — если честно, у меня после всех этих дорожно-транспортных событий только одно желание — напиться вдрызг и лечь спать.

— Понимаю… Говорят, что если трезво смотреть на некоторые вещи, то невольно хочется выпить. Только ты забыл, что у нас завтра возможна встреча с моим… «новым начальством».

— Стасик, — язвительно ответил Вовка, проходя на кухню, — на память я никогда не жаловался.

— Да что ты говоришь! — Стас не отставал. — Тогда не напомнишь ли мне, скажем, девичью фамилию твоей бабушки по отцовской линии?

— Э-э… — Вовка поднял глаза к потолку. — Это, ну…

Стас выжидающе молчал. Вовка нахмурился и почесал возникшую над переносицей вертикальную складку.

— Совершенно точно, ее звали не Марлен Дитрих. Увы, за все остальное я ручаться не могу.

— Тогда иди и готовь обещанное филе! — Стас повелительно ткнул пальцем в сторону холодильника и уселся на табурет.

Вовка покорно и хмуро открыл дверцу.

— Сколько готовить-то? Много?

— Ну, не знаю… — усмехнулся Стас. — Я не лошадь, больше ведра не съем.

Порезав филе кубиками, посолив его и хорошенько сдобрив пряно пахнущими приправами, Вовка вывалил то, что получилось, на сердито шкворчащую сковородку. Вдруг на кухне раздался выстрел. Вовка вздрогнул — он не сразу понял, что это Стас открыл бутылку шампанского.

— Это ты хорошо сделал… Давай сюда!

Не дожидаясь ответа, он взял бутылку из рук Стаса, сделал щедрый глоток из горлышка, после чего залил шампанским полуготовое филе. Шипение усилилось и плавно перетекло в бульканье.

— Вовка, ай-ай-ай… — Стас осуждающе качал головой. — Шампанское из ствола кушать.

— Я чуть-чуть. Для куража, — невозмутимо ответил Вовка, перемешивая содержимое сковородки.

— Пьяница…

Вовка закрыл сковородку крышкой.

— Ну вот, еще немного, и пища богов будет готова.

Через несколько минут Вовка открыл крышку сковородки, и кухня наполнилась ароматами версальской гостиной, накрытой как минимум на дюжину персон. Друзья воссели за стол.

— Вовка, ты просто гений! Обыкновенный гений… — говорил Стас, жуя нежнейшее куриное мясо. — Ты всегда так питаешься?

— Нет… — рассеянно отвечал Вовка. — Для себя одного так стараться не будешь. Скучно.

Филе быстро убывало.

— Так вот, Стас, — продолжил Вовка ранее начатую мысль. — Я думаю, что надеяться на твое «Кэй-Джи-Би» просто глупо.

— Ладно тебе, Вов! Они все-таки у меня сейчас этот… основной работодатель. Деньги-то нам с тобой понадобятся…

— Да! Но вряд ли этот твой «работодятел» вступится за мальчишек.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что они действуют только тогда, когда НАДО. Но на это самое «надо» у них свой взгляд — как только станет «не надо», они в одночасье вычеркнут из своего благотворительного списка и мальчишек, и тебя. Понятия «надо» и «не надо» в этой организации выше человеческой морали, ты это не хуже меня знаешь.

— Мне импонируют твои «отцовские чувства», но не собираешься же ты наняться к пацанам в охранники?

Вовка вздохнул, затем сощурился и изрек:

— До чего ж погано в мире чистогана!

Стас так и застыл с поднятой вилкой в руке.

— Рифможуй несчастный! С твоей графоманской фантазией только устав гарнизонной и караульной службы редактировать!

— Спасибо, дружище! Пошли тебе Господь за это чего пожелаешь. Твое стихохульство просто безгранично!

— Не без… Зато, Вовка, блюдо ты приготовил феноменальное, — сказал Стас, накладывая себе щедрую порцию добавки. — Вот женюсь, заставлю жену пройти у тебя курс нетрадиционной кулинарии.

— Тогда моя кулинария станет традиционной. А это уже неинтересно.

— Как знать! Хотя ясно же сказано, что лучшие повара — это мужчины.

— Да, — согласился Вовка. — Но лучшие поварихи — все-таки женщины.

— Точно. Так что считай, что моя будущая жена будет твоей ученицей.

— Не вопрос!

Вовка немного помолчал и осторожно спросил:

— А с Ликой-то чего расстались? Если, конечно, хочешь поговорить на эту тему.

Стас долго подбирал слова.

— Володь… я всегда старался избегать «минусовых» людей и «минусовых» настроений. Не помню, кто это сказал, но я с ним совершенно согласен. Порой мне нужен… карантин души. То есть хотя бы временная защита от очередной эмоциональной хвори — иначе невозможно становится жить дальше.

Стас смотрел куда-то поверх вовкиного взгляда. Тяжело вздохнул, всколыхнувшись всем телом.

— А Лика — она излучала какой-то лошадиный пессимизм. И потом, чуть что не по ней, сразу начинала кидаться предметами.

— Какими? — спросил Вовка.

— Да всякими! Что ближе окажется. На таком фоне очень трудно жить, не преодолевая его. Женщины-художницы вообще сложные существа — муки творчества, постоянные поиски себя… Искала она себя, искала! и что же она там находила, я тебя спрашиваю?