Друид - Клауде Куени

— Где Сильван? — тут же крикнул я.

Аллоброг со страхом смотрел на меня.

— Ты в самом деле друид? — спросил он.

— Да, я — друид! — воскликнул я. — Отвечай, куда запропастился Сильван?

— Этого римлянина уже и след простыл.

— Помоги мне, я сам не смогу здесь подняться! — приказал я аллоброгу.

Он осторожно взял меня за руку и помог выйти из воды на крутой берег. Командир стражи сбивчиво повторял:

— Сними с нас проклятье, друид, мы не хотели причинить вреда ни тебе, ни твоему рабу. Так уж получилось…

— Лучше бы тебе помалкивать! — прикрикнул я на воина. — А то я прокляну всех твоих потомков!

— Послушай же меня, друид… Прости нас, мы…

— Допустим, что я тебя прошу, — прошипел я, — но как ты думаешь, простит ли тебя Таранис, который является моим покровителем?

— Может быть, мы должны принести ему жертву? — спросил отчаявшийся аллоброг.

— Для начала доставь меня в лагерь купцов. Но учти: ты должен найти для меня лошадь.

Меня так и подмывало заставить воина вернуть мои деньги, но я знал, что Таранису подобные действия, совершаемые от его имени, вряд ли придутся по вкусу. Друид не имеет права угрожать кому бы то ни было карой богов с целью обогатиться. Поэтому командир аллоброгов велел одному из своих подчиненных отдать мне лошадь, а затем проводил меня до самого лагеря купцов. Перед тем как отпустить его, я велел ему принести в жертву богам реки все оставшееся у них вино. А также три головы легионеров. Воин, облегченно вздохнув, опустился передо мной на колени и поблагодарил меня. Он обеими руками обхватил мои ноги, так что мне с трудом удавалось удерживать равновесие. Я все еще злился на стражу, которая убила раба Кретоса, поэтому ничего не ответил командиру отряда аллоброгов и жестом велел ему исчезнуть с моих глаз.

После всех злоключений, выпавших на мою долю той ночью, я очень устал, поэтому тут же рухнул на ложе в палатке Нигера Фабия. Ванда и араб с нетерпением ждали моего возвращения. Едва я откинул полог, закрывавший вход, как Нигер Фабий дал своим рабам знак внести блюда с едой. Мне подали жареную на открытом огне Рыбу, фаршированную кориандром и изюмом. Это великолепное блюдо было сдобрено острым соусом из меда, уксуса и растительного масла, а также посыпано перцем, любистком, поджаренным тмином, луком и дамасскими сливами без косточек. Рассказывая о невероятных событиях этой ночи, из-за которых я едва не лишился жизни, я жадно поглощал великолепную еду. Такого отвратительного настроения у меня еще никогда не было. Я рисковал своей жизнью, чтобы предупредить свой народ о грозящей ему опасности, и чего я смог добиться? Ровным счетом ничего!

Нигер Фабий с первого дня же нашего знакомства заметил что Ванда для меня не просто рабыня. Поэтому он обращался с ней так же почтительно, как и со мной. Она даже удостоилась чести первой попробовать великолепное вино с острова Корфу, в которое добавили смолу, чтобы оно дольше хранилось. Наконец, закончив свой рассказ, я оторвался от еды и взглянул сначала на Ванду, а потом на Нигера Фабия. Арабский купец и моя возлюбленная широко улыбались, глядя на меня.

— Вот видишь, — сказал хозяин шатра, — один бог наверняка не сможет защитить тебя от всех напастей.

Наверное, он был прав. Я обнял Ванду и страстно поцеловал ее. Вновь оказавшись рядом с ней, я почти забыл обо всех своих злоключениях.

Ванда чувствовала себя немного неловко из-за того, что я столь открыто выражал свои чувства к ней в присутствии Нигера Фабия. Наверняка она тоже успела соскучиться по мне и сильно переживала, однако ей не хотелось, чтобы из-за нее пострадала моя репутация. Не пристало кельтскому друиду целовать свою рабыню в присутствии кого бы то ни было. Но Нигер Фабий относился к нам как друг и, скорее всего из-за разницы в возрасте, проявлял почти отеческую заботу о нас. Даже Люсия успела к нему привыкнуть и сейчас лежала у ног купца.

— У тебя сегодня нет гостей, Нигер Фабий? — спросил я с некоторым удивлением.

— Нет, друг мой, сейчас у всех слишком много дел. Сорок тысяч легионеров уже приближаются к Генаве. Когда они прибудут сюда, военный лагерь превратится в настоящий город. Если же все эти солдаты дольше месяца простоят на одном месте, то на сто миль вокруг не будет ни зерна, ни рыбы, а в лесах нельзя будет найти ни одного оленя или зайца. А если такое войско стоит на месте примерно два месяца, то вокруг военного лагеря, словно сорняки после дождя, появляются дома, рынки и склады, набитые продуктами. Когда же армия покидает свой лагерь, там остается небольшой городок, который постепенно уменьшается. Вот почему, друг мой, сегодня в моем шатре нет гостей.

Следующим утром я дал Ванде денег, чтобы она купила продукты и двух лошадей. Перед тем как отпустить ее, я велел ей собрать волосы под виттой — красной повязкой из шерстяной ткани.

— Зачем, господин? — с недоумением спросила Ванда.

— Тогда ты спокойно сможешь ходить среди купцов и римских солдат.

— Каким же образом красная повязка сможет защитить меня?

— Ты задаешь слишком много вопросов, Ванда, — с раздражением ответил я. — Лучше возьми с собой Люсию. Так я буду чувствовать себя гораздо спокойнее.

Я не хотел говорить Ванде, что красные повязки из шерстяной ткани носят замужние римлянки.

Как только Ванда ушла, я попросил Нигера Фабия, чтобы его рабы принесли мне чистой воды, а затем сообщил ему, что сам хочу ее подогреть. Араб был, мягко говоря, не очень доволен моим поведением, поскольку, на его взгляд, рабам не стоило видеть, как господа выполняют подобную работу. Но в конце концов ему пришлось смириться, потому что я не собирался отступать. Уходя, Нигер Фабий разогнал своих любопытных рабов, чтобы они не мешали мне работать.

— Кстати, — добавил арабский купец, — тебя повсюду разыскивает Кретос. Он интересуется судьбой двух своих рабов. Мне показалось, что он не в очень хорошем расположении духа…

У меня не было времени на объяснения с Кретосом. У одного римского купца я приобрел пестик, ступку с отверстием для слива жидкости и абсолютно новый бурдюк.

Вернувшись в шатер Нигера Фабия, я начал осторожными Движениями перетирать в ступке одну траву за другой. В то же время мне приходилось следить за водой в котелке, которая уже начала кипеть. Я не стал растирать только белену. Наверняка увидев меня за этим занятием, все мои друзья и родственники гордились бы мною. Мне оставалось только надеяться, что они были где-то рядом и пристально следили за каждым моим движением. Затем я сосредоточил все свои мысли на собственном теле, как учил меня покойный Сантониг, и почувствовал, как мои мускулы медленно наливаются приятным теплом. В то же время я должен был с не меньшим вниманием следить за процессом приготовления зелья.