Мэрилин Монро. Тайна смерти. Уникальное расследование - Уильям Реймон

Инсценировка казалась удачной. Было почти 22 часа 15 минут.

Гринсон взялся позвонить Майлтону Рудину.

Его свояк был адвокатом кинозвезды и специалистом по сложным случаям. Не было ничего удивительного в том, что Рудин, вспомнив о неписаных законах Голливуда, поставил киностудию в известность о случившемся. Он позвонил Фрэнку Нилу, отвечавшему за связи с общественностью киностудии «20-й век Фокс». Затем, около половины одиннадцатого вечера, как рассказала Нэтали Трули, он связался с Артуром Джекобсом, находившимся на концерте Генри Манчини.

Спустя час началась операция по прочесыванию дома под защитой охранников киностудии. А незадолго до четырех часов утра, когда Рудин позвонил Майлтону Эббинсу, а затем и несчастной Пэт Ньюкам, труп Мэрилин был перемещен в изначальное положение.

В двадцать пять минут пятого, спустя минут десять после ухода основной команды, доктор Энджельберг сообщил наконец о случившемся в полицию.

Спустя девять минут сержант Клеммонс остановил свою машину на стоянке на улице Файфс Хелена-Драйв, опередив на несколько минут первого журналиста, прибывшего на место происшествия.

Появление там Джеймса Бейкона из Ассошиэйтед Пресс было не случайным. В 1958 году он уже был первым из представителей средств массовой информации, появившимся в доме Ланы Тернер.

В Голливуде киностудии действительно контролировали все.

С пяти часов утра начали расползаться слухи о самоубийстве Мэрилин Монро.

Версия, выдуманная Гринсоном, поддержанная молчанием Маррей и Энджельберга, а затем подкрепленная и усиленная службами информации киностудий, без малейших затруднений была принята всеми газетами и телевизионными каналами. В начале семидесятых эта версия сменилась другой, чьи политические и коммерческие мотивации не могли скрыть столь же надуманную суть.

Самым забавным во всей этой истории было то, что Гринсон сам переключил внимание на братьев Кеннеди для того, чтобы разные ищейки не слишком интересовались им самим. В одном телефонном разговоре, записанном без его ведома, психиатр Мэрилин проявил свой талант американского Макиавелли. Сообщив собеседнику, что не мог объяснить некоторые свои поступки в ту ночь, «не открыв нечто, что открывать не хотелось бы», он сделал паузу, а затем заявил: «Слушайте, лучше поговорите об этом с Бобби Кеннеди»[249].

В течение сорока пяти лет его обман скрывал под толстым слоем выдумок и недоговоренностей последнюю тайну Мэрилин.

Эпилог

В итоге я более года расследовал иллюзорные версии! А в конечном счете тайна смерти Мэрилин заключалась только в этом.

Голливуд расцвел на обмане. Это нам внушали, что фабрика грез производит чудеса, но киностудии прославились еще и участием во многих грязных делишках. И смерть Мэрилин Монро стала всего лишь неприятным эпизодом, который закончился общепринятой формулой: шоу должно продолжаться…

Закончив свое расследование, я не испытал никаких особенных чувств.

Я не был мстителем.

И тем более фанатом актрисы.

Что же касалось посмертной реабилитации Мэрилин, ДФК и Бобби, то для меня это было совершенно неважно. Я просто шаг за шагом выполнил свою работу.

Выяснение тайны Монро свелось к одной загадке:

— Как можно съесть слона?

Ответ был очевиден:

— По кусочкам…

Невозможно было решить эту задачу сразу. Но, отыскивая ответы на каждый вопрос поочередно, я постарался разобраться со всеми загадками и нестыковками, сопровождавшими эту странную смерть. Остается найти ответ на последний вопрос, который я до сих пор старался обойти.

Наступила ли смерть Мэрилин вследствие несчастного случая или это было убийство?

На протяжении всего расследования меня не покидала мысль, что передозировка нембутала оказалась случайной. Я думал, что в связи с событиями субботнего вечера, нервным срывом звезды, угрозой распада брака Энджельберга количество барбитурата было неправильно рассчитано.

Мне не удалось найти причины, которые могли бы заставить доктора Гринсона или Эйнайс Маррей стать убийцами. Но потом появился Стивен Миллер. Этот санитар, найти которого оказалось весьма непросто, рассказал мне удивительную историю.

Находясь на краю могилы, Эйнайс Маррей не только подтвердила факт введения в организм Мэрилин слишком большой дозы барбитурата, но также и обвинила в убийстве доктора Ральфа Гринсона. Рассказанное Миллером признание казалось столь же сенсационным, сколь и убедительным.

Вначале бывшая помощница по дому уточнила, в чем именно заключалась цель ее пребывания при кинозвезде: быть глазами и ушами доктора Гринсона. По словам Маррей, именно от нее врач якобы узнал, что актриса хотела отказаться от его услуг. «Эйнайс слышала, как Мэрилин неоднократно жаловалась на постоянное присутствие Гринсона в ее личной и профессиональной жизни. Монро решила прекратить всяческие отношения с психиатром».

Миллер рассказал, что Маррей незамедлительно сообщила психиатру о планах актрисы. «По ее словам, реакция Гринсона на это была ужасно бурной. В ярости, он сказал Эйнайс, что не позволит Монро выбрасывать его, словно старое белье, и что Мэрилин пожалеет о своем решении».

Гнев психиатра испугал Эйнайс. Как она сказала в 1994 году Миллеру, она даже пожалела о том, что предупредила врача, который, по ее мнению, был маниакально одержим кинозвездой.

Тот разговор состоялся за несколько дней до 4 августа 1962 года.

Что было потом?

Маррей сказала, что Гринсон приготовил раствор для спринцевания и потом попросил Эйнайс поставить звезде клизму.

Но самым интересным в признаниях бывшей помощницы по дому был ее спор с Гринсоном. Спор имел место не сразу же после обнаружения трупа, когда требовалось в срочном порядке уничтожить доказательства умышленного применения сверхдозы лекарств, а спустя некоторое время после этого. Измученная сомнениями, Эйнайс спросила об этом Гринсона, и тот сразу же признался, что приготовил слишком сильную смесь для спринцевания.

Эйнайс была поражена не самим признанием, а холодностью, с которой врач посоветовал ей «перестать чувствовать себя виновной и жалеть о Мэрилин». По словам Миллера: «Он сказал, что Мэрилин в любом случае была больна и что смерть оказалась для нее наилучшим выходом».

Выдвинутые Эйнайс Маррей обвинения были очень серьезными. Но были ли они при этом достоверными?

Конечно, рассказ о том, что Гринсон не захотел смириться с мыслью о потере контроля над своей знаменитой пациенткой, мог иметь реальную основу. В течение многих месяцев его отношения с Мэрилин стали совершенно особенными. Помимо сеансов, проводившихся через день, психиатр перешел все мыслимые профессиональные границы, навязав пациентке свой мир. Давайте вспомним: Монро часто гостила у него дома, а психиатр поощрял своих детей, чтобы они включали актрису в свою жизнь.

Кроме того, с помощью свояка, адвоката Мэрилин, Гринсон вмешивался в процесс ее работы в фильме «Что-то должно случиться». До начала съемок Гринсон добился замены продюсера Дэвида Брауна на Генри Вайнштейна[250].

Кстати, Браун рассказывал, что для того, чтобы навязать киностудии начинающего продюсера, психиатр представил Вайнштейна киностудии «Фокс» как человека, способного «лучше понять Мэрилин и управлять ею»[251]. А следовательно, обеспечить оптимальные условия для съемки фильма. Но разве самым главным качеством Вайнштейна, этого прибывшего из Нью-Йорка театрала, не была его долголетняя дружба с семейством Гринсонов? Разве Вайнштейн и Гринсон не разделяли одну и ту же страсть к камерной музыке, не встречались за десять лет до этого на презентации, устроенной сестрой психиатра?

Хлопотные съемки фильма «Что-то должно случиться» показали также, какое влияние Гринсон рассчитывал оказывать на Мэрилин. Так, в одном из протоколов, обнаруженных в архивах киностудии «Фокс», Гринсон лично контролировал ход переговоров по спасению фильма и даже участвовал в них. За несколько дней до увольнения актрисы психиатр заявил, что «способен дать мисс Монро возможность закончить съемки в фильме в установленные сроки»[252]. Как, по его словам, он уже добился этого при съемках фильма «Неприкаянные». И даже похвалился своими способностями «выполнять все задачи, связанные с киноискусством»[253]. Он дошел даже до того, что предложил свое участие в монтаже и заявил, что сможет убедить Мэрилин сняться в сценах, которые выберет киностудия.

Наконец, он безо всякого стеснения заявил на этом совещании, что «способен уговорить свою пациентку принять любое разумное требование», что в состоянии убедить ее «сделать все, что представляется разумным, если он сам примет такое решение»[254].