О себе (сборник) - Эдвард Радзинский

Сократ не глядит в его сторону.

Второй. Он прав. Я узнавал: все обычно ужинают и пьют вволю на закате, и некоторые даже наслаждаются любовью.

Сократ смеется.

Тюремщик. Я пойду?

Сократ (Тюремщику ). И я с тобой. Я хочу сам омыться, чтобы не хлопотали после. (Второму.) Нужно кончать. Если еще продлится, она не выдержит. (Уходит за Тюремщиком.)

Второй (Первому). Сократ странен с тобой — он не глядит в твою сторону.

Первый. Сократу не надо на меня глядеть. Мы понимаем друг друга без взглядов и без слов. Я знаю все, что он думает. Сегодня на рассвете Сократа посетил Анит. Анит узнал о готовящемся побеге и объявил Сократу, что арестует ночью нас и жену Ксантиппу.

Второй. Я убью Анита.

Первый. Ты прав, это необходимо. Я пойду с тобой.

Второй. Ты останешься. Ты один знаешь все, что говорил Сократ. В тебе его голос.

Первый. И опять ты прав. Тогда торопись…

Второй. Сократ услышит обо мне, он успеет.

Первый молча протягивает Второму нож, тот берет его и отдает ему свиток с гимном Сократа.

Первый. Простимся. Второй. Простимся.

Обнимаются.

Я не люблю тебя. Но этот поцелуй — ему. (Целует Первого.) Когда он закроет глаза, ты передашь ему мое тепло. (Уходит.)

Появляется Тюремщик с чашей. Ставит чашу на ложе Сократа.

Тюремщик (Первому). Только поменьше разговаривайте с ним после того, как выпьет. А то беседа горячит и мешает действовать яду. И отраву приходится принимать по нескольку раз. Это и ему не сладко, и у меня — неприятности.

Первый молча, в ужасе глядит на чашу. Возвращается Сократ.

Сократ (Тюремщику). Что же… теперь? Тюремщик. А ничего особенного. Выпей и ходи себе, пока лечь не захочется. А как ляжешь, все пойдет дальше само собой.

Сократ берет чашу.

Первый. Не надо… Не торопись…

Тюремщик. И не пролей.

Сократ (держа чашу, не оборачиваясь). А где Аполлодор?

Первый. Он вышел… и скоро придет к тебе.

Сократ. Пир! (Пьет.)

Тюремщик. До дна! Как пьяница! (Принимает нашу из рук Сократа.)

Порядок! Вот это старичок! (Уходит с чашей.)

Первый. Сократ…

Сократ не отвечает.

Мы позаботимся о Ксантиппе, о твоих детях. Я клянусь!

Сократ (не глядя на него). Надо заботиться о себе самом. Это будет лучшей службой и мне и моим детям. (Начинает расхаживать по комнате.)

Первый. Ты не смотришь на меня?

Сократ. Ты знаешь.

Первый. Анит!

Сократ. Отчего же ты готовил мой побег, если ты…

Первый. Я был уверен, что ты откажешься от побега. Но потом я увидел тебя после болезни: ты все время говорил о жизни. Я усомнился, что ты сможешь принять смерть.

Сократ. Зачем тебе так хотелось, чтобы я принял эту смерть?

Первый. Этого хотел ты сам — принять смерть во имя своей победы. Ты говорил об этом в доме Продика. Мне показалось сначала, что я тогда не понял тебя до конца… Но я обратился к своим тетрадям — прочел твои беседы с Федоном из Коринфа и с Харетом из Фив, где ты говорил (наизусть): «После смерти провидца народ, как нашкодивший ребенок, виня себя и каясь, выбьет на мраморе то, что вчера не хотел даже слушать…» И тогда из тетрадей я окончательно выяснил…

Сократ (в ужасе). Из тетрадей?!

Первый. Да! Потому что в моих тетрадях звучит истинный голос Сократа. Там я записал его лучшие беседы. Там Сократ — великий, могучий и цельный.

Сократ. То есть, как — цельный?

Первый. Сократ — человек. И под влиянием минуты он иногда говорит не то… как было, к примеру, недавно, после твоей болезни. В моих тетрадях все выверено. Там нет у Сократа противоречий. Там — истинный Сократ, и все вытвердят его наставления и будут следовать им и славить его.

Сократ (в ужасе). Но ты забыл, что я сказал в доме Продика. Человек меняется с быстротекущим временем! И надо проверять.

И надо сомневаться. «Единственное, что я знаю, — это то, что я ничего не знаю…»

Первый. Это говорит не тот Сократ, не истинный. Это говорит Сократ, принявший яд, в страхе и в отчаянии…

Сократ. Ты безумен! В тебе нет любви! И у тебя страшные глаза — глаза жреца, а не философа! Я боюсь, что если завтра по Афинам станет ходить новый Сократ, — ты его убьешь, но именем того, прежнего Сократа! (Кричит.) Ты сожжешь тетради! Слышишь! Поклянись мне! (Кричит.) Аполлодор!

Входит Тюремщик.

Тюремщик. Я сказал — нельзя горячиться.

Сократ. Позови Аполлодора. (Ложится.)

Тюремщик (ощупывая тело Сократа). Все во дворе успокаивают твою жену. Сейчас вернутся. Больно здесь?

Сократ. Нет.

Тюремщик. Значит, дошло до живота. Молодец! Дело идет на лад!

Сократ. Я умираю?

Тюремщик. Ну, до этого время есть. (Ощупывая грудь.) «Умираю» — ишь какой быстрый. Пока ты будешь умирать, еще столько случится. Вот Анит — богатый, видный мужчина — живи, да и только! А сейчас рассказали, что у Акрополя подошел к нему какой-то шалопай и ни с того ни с сего пырнул его ножом. И нету Анита. Вот так! И парня нету. Закололся. Вот их — правда нету! А ты — еще есть. (Уходит.)

Сократ. Аполлодор… (Первому.) Ты?..

Первый. Не было выхода. Анит мог все рассказать и нанести вред учению Сократа… Я не пощадил тебя ради тебя самого. А щадить этот бурдюк с вином, это ходячее сало… (Становится на колени у ложа.) У меня нет никого ближе тебя. Я выплакал свои глаза. Я буду седым к утру.

Сократ. И Аполлодор…

Первый. Это жертва. Как молодой ягненок, он взошел на алтарь истин Сократа о добре.

Сократ. Как много крови вокруг добра… Тебе не кажется, что боги смеются?.. Исследуем же… (Умирает.)

Первый. Сократ… Сократ… (Целует мертвого Сократа.) Пеплос на лицо. (Закрывает лицо Сократа. Потом опускает голову на грудь и беззвучно рыдает.) Один я…

Входит Тюремщик.

Тюремщик (осматривает Сократа, удовлетворенно). Все! (Распахивает дверь.)

Входит Ксантиппа. Неподвижно останавливается в дальнем углу. Входят ученики Сократа и Продик, одетый в великолепные белые одежды.

Продик (тихо и величаво Первому ученику). Я был лучшим другом его детства. Ты был лучшим другом его старости… Расскажи нам о его кончине.

Первый (с трудом). Он принял смерть, как подобает великому философу, легко и радостно, как выздоровление. Его последними словами были: «Петуха — богу Асклепию».

Продик Величавая смерть… Величавая жизнь.

Первый (глухо). Он завещал создать великую книгу жизни из истин, открытых им для нас. Мы назовем ее «Похвала Сократу».

Продик (подходит к Первому, шепчет). Только надо побыстрее очистить помещение. Я видел, как Тюремщик отдал сандалии Сократа Кебету из Фив. Сейчас это просто старые сандалии, а завтра они станут реликвией и капиталом… Нам надо подумать о вдове и сиротах.

Первый подходит к Тюремщику и что-то говорит ему.

Тюремщик. Выходите! Все выходите! Выходите!

Постепенно гаснет свет. У ложа остается одна Ксантиппа. Черный силуэт Ксантиппы у ложа. Толпа учеников выходит на улицу. Один из них, огромный фиванец Кебет, прижал к груди сандалию Сократа и благоговейно ее целует. Неожиданно к нему подбегает другой ученик, вырывает сандалию и убегает. Кебет бросается за ним вдогонку. В это время, закрывая всю сцену, в белых одеждах, с венками на головах, появляется процессия. Это Хор священного посольства, вернувшийся из Дельф. Впереди — Корифей хора.

Первый ученик медленно и величаво выступает вперед из толпы. За ним — Продик. Первый ученик протягивает Корифею свиток с гимном Сократа.

Корифей и Хор.

«О непреклонная судьбаИ могучая участь!Мы приходим в мир,Сжавши руки в кулак,Будто хотим сказать — все мое!Мы уходим из мира с открытыми ладонями,Ничего я не взял,Ничего мне не нужно!Весь я ваш, боги!»

Театр времен Нерона и Сенеки

Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь розовый шелк, натянутый над гигантским амфитеатром, тяжелые лучи падали на арену. Плавилась арена, усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов…