Пароль - Директор - Хайнц Хене

Можно ли это считать обычным предательством под нажимом грубой силы? Определенно нет. Даже бывший комиссар Райзер подтверждал, что "безжалостное слово "предательство" в этом случае неприменимо". Поведение этих людей можно объяснить целым комплексом побуждений, попыток самооправдания и отговорок, сплетавшихся в запутанный клубок фатализма, инстинкта самосохранения, надежды на побег - и просто склонностью к авантюризму. Конечно, все это сыграло свою роль, но перевешивало ненасытное любопытство профессионала, желавшего выяснить, как его противник сможет решить свои проблемы.

Что бы не побуждало узников работать на врага, самый распространенный мотив, столь любимый некоторыми миротворцами, едва ли вообще использовался - речь идет о подавлении воли пытками. Конечно, в отдельных случаях гестапо пытало своих узников. Келлер подвергался избиениям, Херш Сокол был забит до смерти, а его жену били кнутом и полицейской дубинкой. Но заключенных, предназначенных для "радиоигры", гестапо практически не трогало.

Даже гитлеровцы понимали, что жестокость не способна заставить вражеского агента говорить, а тем более сотрудничать. Один из них, знавший об этом не понаслышке, говорил: "Физическим воздействием я не могу добиться от человека правды. Он может ответить на наводящий вопрос, но никогда не выдаст настоящих секретов... К этому не могут привести все известные комбинации и возможности, но хорошо известно, что вполне достаточно одних косвенных улик".

Если бывших агентов "Красной капеллы" действительно можно было перевербовать для работы против Москвы, то с ними нужно было по крайней мере прилично обращаться. Специальный отряд Райзера позаботился об удобном жилье для своих номинальных сотрудников. Треппера и Каца поселили в средневековом поместье в парижском предместье Нюлли. Впоследствии к ним присоединились Гроссфогель, Отто Шумахер, "Кент" с Маргаритой Барча, так что это место со временем стало напоминать штаб-квартиру гестаповской версии "Красной капеллы".

Гестапо сделало все возможное, чтобы обеспечить своих избранных узников максимально возможными удобствами: каждый из них занимал отдельную комнату с приличным выбором литературы, добротную еду подавала прислуга, их ежедневно выводили на прогулку и иногда водили в кинотеатр небольшого городка на западной окраине Парижа. Охрана скромно держалась поодаль, а сами заключенные не видели ничего необычного в том, что двери комнат за ними запирали.

Других невольных помощников гестапо содержало в частных домах Парижа и Брюсселя. Ефремова и Венцеля разместили в реквизированном доме на рю ль Авроре в Брюсселе, Винтеринк также жил в Брюсселе, а Райхман со своей Мальвиной оказались в старом доме Хилиля Каца в Париже. Их охраняли строже, чем узников Нюлли, но даже при этом гестапо старалось поддерживать у них хорошее настроение, обеспечивая приличный рацион, сигареты и посещение кино.

Вскоре специальный отряд посчитал узников готовыми к сотрудничеству и ведению радиоигры. 22 декабря "Специальная комиссия по "Красной капелле" сообщила Гиммлеру: "Для сохранения контакта с Москвой следует постоянно использовать все возможности для радиоигры." Соответственно были задействованы каналы связи "Бордо" в Бельгии и Винтеринка в Голландии, радиопередатчик разместили также в Брюсселе. Была сделана попытка восстановить обмен сообщениями по рации Крюйта.

Сразу после рагрома шпионской сети в Бельгии и Голландии Амплецер в Берлине приказал начать радиоигру с Москвой с использованием захваченных у Венцеля, Райхмана, Сезе, Крюйта и Винтеринка передатчиков. Рация Крюйта оказалась неисправной, но остальные четверо включились в игру: операция "Айхе" (дуб) с использованием передатчика Сезе, операция "Танне" (ель) Винтеринка, "Вайде" (ива) - Венцеля и "Бухе-Паскаль" (бук) - Райхмана.

С захватом организации Треппера во Франции появились ещё два передатчика, которые положили начало операциям "Айфель I" и "АйфельII". Впоследствии их объединили под кодовым названием "Марс-Айфель". "Марс" в данном случае означало Марсель, поскольку немцы хотели поддержать легенду, что "Кент" по-прежнему ведет передачи из этого города.

Амплетцер начал управлять своим фальшивым "оркестром" в ноябре 1942 года. Связь быстро удалось наладить, и вскоре обмен сообщениями между Москвой и Западной Европой пошел так же гладко, словно и не прерывался. У московского Центра подозрений, похоже, не возникало, а задержку с выходом в эфир гестапо объяснило техническими неполадками. Москва с этой версией согласилась.

Гестаповцам очень хотелось передать радиосвязь в руки перевербованных агентов "Красной капеллы". Конечно, приходилось опасаться, что в любой момент невольные помощники могут предупредить советский разведцентр при помощи какого-нибудь заранее согласованного сигнала. Единственная ошибка в определенной группе цифр или позывных могла положить конец тщательно спланированной радиоигре.

Поэтому гестапо не позволяло никому из бывших агентов даже прикасаться к настоящим передатчикам. Перевербованные радисты работали на учебных ключах, а их сообщения записывались на магнитную ленту. Таким образом немцы могли изучать, а затем имитировать "почерк" каждого радиста "Красной капеллы. У каждого были свои индивидуальные особенности, это касалось продолжительности пауз между словами и предложениями, ритма и скорости передачи.

После долгих тренировок по копированию "почерка" бывших противников немецкие радисты передавали тщательно подготовленную информацию в Москву. Перевербованным радистам приходилось постоянно присутствовать во время приема и передачи радиограмм, поскольку московское начальство могло внезапно вклиниться в передачу и потребовать сообщить заранее условленный пароль; тогда немецким радистам пришлось бы немедленно выполнить это требование.

Но какие же сообщения отправлял в Москву "Специальный отряд?" Передача сплошной дезинформации могла оказаться равносильной самоубийству, поскольку советская разведка наверняка будет все перепроверять. Следовательно оставались только такие сведения, которые противник был не в состоянии проверить. Подобного материала оказалось явно недостаточно, а значит в материалах гестаповской радиоигры поневоле преобладали подлинные данные.

Это условие выросло в большую проблему. Москва требовала главным образом военную информацию, но как передавать её противнику без ущерба для безопасности собственных войск? Для гестапо этот вопрос был самым болезненным, ведь они зависели от доброй воли руководства вермахта, без санкции которого никакой военной информации получить невозможно. Работавшее под надзором Гитлера и Гиммлера ОКВ могло с готовностью пойти на сотрудничество, но высший военный руководитель в Западной Европе, Главнокомандующий группы армий "А Запад" фельдмаршал Герд фон Рундштедт был на ножах с гестапо и к тому же принципиально не верил в операции контрразведки, считая их дурацкими затеями.

Амплетцеру пришлось согласиться с довольно сложной процедурой получения разрешения. Когда ни о чем не подозревавший "Директор" запрашивал у своих агентов военные сведения, "Специальному отряду" приходилось запрашивать их у французского отделения абвера в Париже. В свою очередь абвер обращался за одобрением к главнокомандующему группой армий "Запад" или его офицеру разведки, и только получив его, составлял необходимую сводку, после чего "Специальный отряд" вместе с бывшими агентами отправлял шифровку в Москву.

В наиболее сложных случаях "Специальному отряду" приходилось консультироваться с Управлением безопасности связи ОКВ на бульваре Суше, где текст сообщения проверяли ещё раз. В конце концов сведения поступали в РСХА в Берлине, и Амплетцер решал, соответствуют ли они общей стратегии радиоигры с Москвой, а затем представлял на рассмотрение текст сообщения (и все запросы по военной тематике из Москвы) в III сектор (контрразведка) внешней разведки ОКВ.

Просто удивительно, как удавалось преодолевать такие сложности и так долго обманывать Москву. Однако, несмотря на все бюрократические препоны, Амплетцер со своими специалистами в Париже ухитрялись отвечать на запросы "Директора" достаточно скоро. Поток информации между Разведупром и гестапо рос с каждой неделей, и вопросы советского Центра становились все интереснее.

Однако ещё в самом начале у Амплетцера случилась досадная оплошность, которая могла привести к провалу всего предприятия. В январе 1943 года, когда операция "Вайде" ещё только начиналась, чрезмерная самоуверенность охраны позволила совершить побег бывшему радисту "Красной капеллы" Йохану Венцелю. Охранник оставил ключ в замке двери. Венцель сбил его с ног, выскочил из комнаты и запер за собой дверь, а через несколько мгновений уже затерялся на улице.

Сначала Венцель обосновался в Бельгии, затем перебрался в Голландию. Опасаясь, что его сотрудничество с немцами раскрыто, он старательно избегал встреч с советскими и коммунистическими агентами. Но это было только на руку гестапо. Оно пыталось проводить операцию "Вайде" самостоятельно, но в феврале 1943 года было вынуждено оставить эту затею.