Распятие невинных - Каро Рэмси

Макалпин смотрел на него и вспоминал неприятного маленького постояльца, нервно теребившего Библию, чтобы чувствовать себя увереннее. Вспоминал горячее желание помочь полиции, вспоминал, как тот ставил чайник для следователей, ловивших именно его.

— Они говорили мне об этом все время, Алан, рассказывали о катере и твоем брате. Со священником разговаривают все, буквально все. Твой брат потерял жизнь, а этой маленькой богатой испорченной девчонке так и сойдет все с рук? Оглянись, Алан! Она паразит, живущий на твоем горе.

Макалпин оглянулся и посмотрел на Труду. Она застонала, и от едва заметного выдоха в уголке рта надулся маленький пузырек крови. Ее глаза открылись, огромные влажные серые глаза вернулись к жизни, и в них было столько боли, что у Макалпина защемило сердце. Она была точной копией своей матери.

— Все будет в порядке, малышка, все образуется, — прошептал он и достал из кармана кольцо, то самое, которое обещал сохранить и которое Хелена носила двадцать два года. Он взял ее руку и надел кольцо на безжизненный палец, липкий от крови. — Оно твое. Оно всегда было твоим. И теперь пора его вернуть.

— Она лежит как Офелия, ты не находишь? В багряной реке, в белом ореоле.

— Как ты нашел ее? Я ждал встречи с ней больше двадцати двух лет. — Макалпин убрал волосы с ее лица — ей было трудно дышать: дыхание то учащалось, то затихало.

— Женщины, Алан. Твоей маленькой помощнице следует научиться говорить в пабах потише. — Лиск провел по щеке широким лезвием «Черного ножа»,[28] оставив на ней полоску крови Труды, затем с отвращением вытер нож о рукав коричневой куртки, пропитанной воском. — Ты говорил, что она хороший работник. Что ж, ей следует проявлять больше наблюдательности и замечать, когда за ней следят. Но она — еще одно подтверждение моей невидимости, — холодно добавил он. — Я встретил ее на улице. Ее! — Он показал ножом на задыхавшуюся на полу фигурку. — Я не мог ошибиться. То же лицо, только прошло больше двадцати лет. Я никогда не забывал о ее матери.

Труда опять застонала. Рот исчез под кровавой пеной. Дыхание стихло.

Макалпин поднялся.

— Ей нужна помощь!

— Нет, — возразил Лиск, и в глазах промелькнула искра безумия. — Нет. Пусть будет так, как решил Господь.

— Я не позволю ей умереть!

— Она не заслуживает жизни. И ты это знаешь.

Макалпин повернулся к Лиску и показал на нож.

— Отдай его.

— Нет. — Священник был спокоен и уверен. — Алан? — мягко произнес он. — Это все — за тебя.

— За меня? Но я любил ее!

— Она обманула тебя. Твоему брату это стоило жизни. Все это. Ты никогда не знал ее. А я знал! Она была стервой!

— Она была ангелом, — ответил Макалпин. — Ты ошибался. Но сейчас ты можешь поступить правильно. — Он протянул руку за ножом. — Пожалуйста, Джордж.

— Нет. Этот нож — мой. — Лиск взглянул на Труду, как художник, оценивающий свою работу и размышляющий, не следует ли добавить последний штрих. Он удовлетворенно кивнул и отвернулся.

Макалпин вытер пот над верхней губой тыльной стороной ладони. Он знал, что нужно выиграть время, которого у Труды не было.

— Этот нож твой? А что случилось с тем, которым ты пользовался раньше?

— Я не мог к нему подобраться. Ваши перевернули в «Фениксе» все вверх дном. Но я решил, что этот вполне подойдет.

Макалпин покачал головой:

— Отдай мне нож, Джордж. Это не расплата за грехи, не справедливость, это месть. А ты, именно ты, Джордж, должен быть выше этого.

Лиск не ответил, проверяя острие кончика ножа подушечкой большого пальца. Вдруг Труда слегка кашлянула и опять затихла.

— Значит, ты это понимаешь так, Алан?

— Да, так, Джордж. Ты поступишь правильно. Я позвоню и вызову помощь. Мы спасем ей жизнь. А потом мы сядем, и у нас будет долгая беседа.

Лиск кивнул:

— Что ж, тогда пусть будет как будет.

Он медленно улыбнулся.

Шон бежал. Его бег был легким, ноги едва касались песка, ветер ворошил волосы, а легкие заполнял свежий морской воздух. За ним по кромке воды мчался Гелерт, время от времени опуская морду в низкие волны. Почувствовав, что песок стал тверже, Шон увеличил скорость, прислушиваясь к дыханию. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Вдруг он заметил, что собаки рядом нет. Он замедлил бег, остановился и оглянулся.

Гелерт смотрел в сторону коттеджа, уши были напряжены, а откуда-то из глубины живота шло утробное рычание. Шон подбежал к собаке и потрепал ее по шее.

— Ну, давай же, осталось всего три мили.

Но пес повернул к коттеджу, сначала неторопливо, потом все быстрее и быстрее, и в конце концов помчался что есть духу.

Зазвонил телефон, отрывая Андерсона от первого нормального за целую вечность сна. Звонил Бэрнс из «Феникса».

— Хорошая новость, сэр. Мы нашли нож.

— Подходит под описание? — Сон как рукой сняло.

— Абсолютно. Старое черное лезвие, нужные размеры, отличный нож с дубовой рукояткой и небольшими зазубринами на обратной стороне. Кончик слегка поврежден. И есть инициалы — А.Д.У.

— А.Д.У.? А.Д.У.? — Он постарался извлечь из еще не проснувшейся памяти нужную информацию. — Алесдер Дональд Уилер, — наконец вспомнил он. — Где вы нашли его?

— В ящике для инструментов, засунутом под настил и завернутом в коврик. Но он выглядит чистым. Может, чехол что-нибудь даст.

— Его кто-нибудь трогал?

— Нет. Его нашел Вингейт. Не волнуйся, в этот момент он соображал. Это хорошая новость. А плохая — мы не знаем, где Лиск. Он поехал домой, включил везде свет и не отвечает на телефонные звонки. Но и на звонок в дверь не открывает.

— А тот, кого к нему приставили, остался в машине?

— Лиск помахал ему рукой на прощание у своего подъезда, и он решил, что священник отправился спать. Не знал, что там есть еще один выход.

Андерсон вздохнул, чувствуя, что его карьера висит на волоске.

— Пошли туда пару людей в форме. Если ответа так и не будет, пусть вышибут дверь, скажут, что побоялись, что он поступит так же, как брат. И срочно отправьте нож на экспертизу. Я еду.

Теперь от него ничего не зависело. Он почувствовал себя разбитым. Он столько дней держался на одном кофеине, что его организм просто не справлялся с нагрузкой. Виски ломило от боли. Он протер глаза и вздохнул, так и не вспомнив, когда в последний раз нормально спал, нормально ел и играл с детьми. Словно все, что было до Кристофера Робина, исчезло. И теперь, когда наконец показался свет в конце тоннеля, он не исключал, что этот свет вовсе не приближающегося поезда.

Красное.

Ничего, кроме красного.

Он видел на полу только это. Как из нее вытекает жизнь.

Ничего.

Затем дыхание.

Ритмичное дыхание.

Медленный прилив и отлив жизни.

Ее глаза были открыты. Они ни на что не реагировали. В окровавленном месиве ее рубашки Шон уловил ее тихое и неровное дыхание. Он прикусил палец, чтобы не разрыдаться, и встал, переступив через лежащего на полу мужчину. Он не стал трогать нож, воткнутый в половицу, а подобрал валявшийся на полу мобильник, тускло светившийся голубым.

Она лежала на спине, устремив невидящие глаза в потолок, в белой комнате, залитой жутковатым светом. Она была такой маленькой, что на большой кровати ее почти не было видно. Ее прекрасное лицо было обрамлено локонами светлых волос, а совершенный профиль портила только трубка, тянувшаяся от носа к капельнице. От живота шли проводки, по которым на монитор выводилась информация о работе сердца: слабая тонкая линия, которая изредка слегка подскакивала, показывая сердцебиение.

Шон, в белом халате, стоял, закрыв глаза и прижавшись лбом к оконному стеклу.

— Ты это забыл, а она может понадобиться, — сказал Андерсон дрогнувшим голосом, протягивая ему куртку.

— Есть новости?

— Пока нет, но не волнуйся — мы возьмем его. — Уверенности в голосе прибавилось.

— Вам лучше добраться до него раньше меня.

— Не волнуйся, с каждым часом улик становится все больше. Его отпечатки есть на фотографии в доме и на телефоне, его нож в крови. Нам остается только его найти. — Андерсон следил за тонкой линией на мониторе, такой тонкой, что она едва отделяла жизнь от смерти. Он с трудом сглотнул. — Как она?

Шон покачал головой, не доверяя голосу. Они помолчали, пока медсестра заканчивала какие-то приготовления.

— Она — в лучшей больнице. — Андерсон дождался, пока медсестра уйдет. — Наверное, сейчас не самое лучшее время и место, и потом ты можешь все отрицать. — Шон молчал. — Но у меня есть несколько вопросов…

Шон едва заметно отодвинулся, но Андерсон продолжал говорить:

— Предположим, девушка получает в наследство алмазы. Предположим, есть еще некто, считающий, что имеет на них право. Вы бы постарались это скрыть, правда? — Андерсон остановился, будто что-то обдумывая. — Но с алмазами не так все просто: если их продать, то такие деньги наверняка вызовут массу разных вопросов. Как же быть? Как бы ты поступил, Шон?