Настоящий (ЛП) - Кэти Эванс

И является ли это тем, чем он занимается, когда внутри у него все переворачивается? Слушает хард-рок?

Я не знаю. Я знаю только то, что у нас было четыре раза той ночью, как будто ему нужно было утвердитбся на мне еще больше. И сейчас из Реми полностью исчезли признаки злобы, но, кажется, будто он принял Red Bull 24/7.

Он как будто полностью заряжен.

Его обычная самоуверенность в десятой степени.

Сегодня утром он нападает на меня в постели, как лев.

− Ты выглядишь особенно хорошо, Брук Дюма. Хорошая, и теплая, и влажная, и я бы не отказался от тебя на блюдце для завтрака. − Он проделывает языком влажную линию между моей груди, затем облизывает мою ключицу так, как всегда делает мой лев. − Все, чего не хватает, это вишенки сверху, но я уверен, что у нас найдется парочка.

Я таю от озорства в его глазах, когда он показывает в руке вишню, и я понимаю, что он наверняка принес ее из кухни ночью, и ждал момента, когда я проснусь, чтобы набросится на меня.

Господи, он действительно хищник.

Сонно застонав, я переворачиваюсь на спину и смотрю на его останавливающее-сердце красивое лицо. Щетина. Темные мерцающие глаза. Улыбка с ямочками.

Боже, я обречена.

− Кто твой мужчина? − хрипло спрашивает он, целуя меня, и потирая вишней клитор. − Кто твой мужчина, детка?

− Ты, − стону я.

− Кого ты любишь?

Мои ноги сотрясаются от того, как он мучает мой клитор вишней и в то же время проникает внутрь одним длинным пальцем, а я с изумлением смотрю в его глаза. Я вижу маленькие крупинки синего в их таинственных глубинах, и о, я отчаянно хочу сказать ему, "Тебя, я всегда любила только тебя", но не могу. Не так, не тогда, когда он может не вспомнить.

− Ты сводишь меня с ума, Реми, − шепчу я, и нагло хватаю его член и с нетерпением направляю его к себе так, чтобы он смог заполнить меня, и сделать так, чтобы на мне был его запах снова.

Всю неделю он проводит на высоком режиме обслуживания, и я едва в состоянии угнаться за ним, но я действительно люблю это. Я нахожусь в состоянии эйфории вместе с ним. Его улыбки сияют. Теперь во время тренировок ему нужно делать перерывы на секс. Он не может видеть меня, не желая трахнуть меня. Когда я иду работать над его растяжкой, он хочет меня от одного моего касания к нему.

Теперь я замечаю, когда он темный, его глаза на самом деле не черные, но действительно темно-синие, с серыми и синими крапинками. Но его настроение… так или иначе, является мрачным. Не всегда, но порой да. Он либо бодрый в вышей степени, либо просто невыносим. Иногда его ничего не радует. Диана кормит его дерьмом. Тренер недостаточно сильно его тренирует. А я слишком много смотрю на Пита. Ради Бога.

И как бы нелепо это не звучало, но это становится большой проблемой для Реми, и сейчас кажется, что его энергия и выносливость поглощает весь мой день, а я просто стараюсь не отставать.

− Ради кого все эти люди здесь? − спрашиваю я, когда мы приземляемся в Нью-Йорке и обнаруживаем толпу зрителей, что выстроились в очередь возле FBO [5], где он расположил свой реактивный самолёт, и их едва сдерживают желтые ленты и охрана аэропорта.

− Ради меня, кого же еще, − заявляет он.

Он звучит так нахально, что даже Пит, хмыкает и говорит, − Хватит, Реми.

Он заманчиво хватает меня к себе.

− Иди сюда, детка. Я хочу, чтобы эти ребята знали, что ты со мной. − Огромные руки хватают мои ягодицы, когда вспышки прекращаются.

− Ремингтон!

Он смеется и заводит меня в лимузин Хаммер, прежде чем все остальные заберутся внутрь, он прижимает меня к себе, и целует меня так, как будто это наша последняя ночь в живых, его голод дикий и высвобожденный.

− Я хочу увезти тебя куда-то сегодня, − говорит он хрипло в мой рот. − Поехали в Париж.

− Почему Париж?

− А почему бы и нет, черт возьми?

− Потому что у тебя бой через три дня! − Мне становится смешно, когда он такой. Я хватаю его и целую в ответ, глубоко и быстро, пока никто не зашел, и шепчу, − Идем куда угодно, где есть кровать.

− Давай сделаем это во время поездки.

− Ремингтон!

− Сделаем это в лифте, − настаивает он.

Смеясь, я погрозила указательным пальцем на своего большого, плохого, непослушного мальчика.

− Я никогда не буду делать этого в лифте, так что тебе придется найти для этого кого-то другого.

− Я хочу тебя. В лифте.

− И я хочу тебя. В постели. Как нормальные люди.

Его взгляд опускается ниже моей талии, и его выражение сменяется с игривого улыбающегося секс-бога в темного, жаждущего секс-бога.

− Я хочу тебя в этих брюках, что на тебе.

Чувствуя тепло и желание, я киваю, ухмыляюсь, и переплетаю свои пальцы с его, целуя каждый ушиб на его костяшках пальцев.

Он с любопытством наклоняет голову, и его ямочки медленно исчезают. Похоже, что ему никогда не придавали таких знаков внимания, до меня. Вдруг от этого мне захотелось дать ему больше.

Так я и делаю.

Приближаясь ближе к нему, я беру в руки его подбородок и целую его жесткую щеку, запускаю руки в его волосы, наблюдая за тем, как его взгляд становится тяжелым от желания и чего-то еще. Чего-то, что заставляет его глаза выглядеть загадочно темными и чистыми.

Двери машины открываются.

Тренер сидит спереди лимузина, а Пит, Райли и Диана сидят на сидениях напротив нас. Реми сжимает мои пальцы, когда я пытаюсь ослабить, − этим жестом он говорит мне не делать этого, − затем он сползает на край своего сидения, и опускает свои большие плечи, как будто пытаясь, стать менее громоздким. Когда это оказывается невозможным из-за его роста и мышц, он хватает меня ближе к себе и устанавливает свою голову на моей груди, мягко ворча и затем вздыхая.

От удивления я не двигаюсь.

Пит поднимает бровь, наблюдая за тем, как Ремингтон еще крепче охватывает руками мои бедра, и привлекает меня ближе к себе, пока его голова не лежит идеально на моей груди. Он снова ворчит и вздыхает. У Райли поднялись брови. Диана ласково улыбается, как будто она просто таяла.

А я не только таю. Я становлюсь под ним жидкостью.

Мои родители, тренер и учитель, замечательные люди, но они не сторонники объятий и поцелуев как, например, моя подруга Мелани, которая была засыпана любовью, и теперь она распространяет это по всему миру, как будто это ее долг. Но то, как Ремингтон смотрит на меня, как не скрывает свое влечения ко мне даже своей публике во время его боев, и то, как он просто обнимал меня, как большой медведь в спячке, который только что нашел пещеру, заставляет меня чувствовать боль непостижимо глубоко.