MCM - Алессандро Надзари

— Вы? Ой, ещё скажите, что вели охоту.

— Только не считайте, будто я на вас зациклен. Так, между делом иногда обдумывал. Вот и результат — наша встреча. Неужели вы считаете её случайной?

— Нет, вы нас явно подкарауливали. Встретили утром, в своём воспалённом мозгу что-то прикинули, крались за нами и вот, добились своего. Маньяк!

— Можете не повышать голос. В этот час никто не услышит ваш крик, одно что вы завопите во все зурны, флейты и свирели высоко над нами.

— А, так мы всё ещё в Павильоне окраин?

— Для вас это был секрет? Я думал, вы с ходу способны проанализировать окружающее пространство.

— Ну, ума мне хватит, чтобы сообразить: нашатырным спиртом нас не будили раньше, чтобы допрос состоялся без случайных свидетелей. Итак, по вашему мнению, мы попали в хитроумную западню. Прошу, без стеснений поведайте, как вы всё устроили. Тогда я, возможно, восхищусь вашим гением и ничего от вас не утаю.

— События той ночи заставляли предположить, что у вас был какой-то особый интерес на Выставке…

— Вот только вас он совершенно не касался, как показали дальнейшие события, и вряд ли коснётся в будущем. Так что можете спокойно продолжать своё маленькое промышленное сафари.

— Уже что-то. Но хоть, как вы и говорите, мой интерес лежит вне области вашего интереса, — к чему мы ещё вернёмся для более предметного расспроса, — я предположил, что ваш никуда не исчез, и территория Экспозиции оставалась объектом вашего наблюдения. Вашего — и подобных вам. О, нет-нет, больше никто не был изловлен, меня интересовали только вы.

— Говорю же: маньяк. Но продолжайте, продолжайте, мне любопытна реализация вашего упорства.

— И поскольку вы продолжали присматривать за Выставкой, очевидным решением, хоть и пестовавшимся неделями, было как-то повлиять на неё, на целостность и сохранность её помещений и экспонатов — ровно с необходимым усилием.

— И что же вы сделали?

— А вам напомнить об ажиотаже вокруг павильона Соединённых Штатов?

— Вы признаётесь, что это вы учинили там погром и расхищение?

— Могу себе позволить подобную роскошь ради дамы; что-то мне подсказывает, что с заявлением в органы правопорядка или комиссариат Выставки вы не обратитесь. Если вы сможете как-то изогнуться и обернуться назад, то увидите горку холщовой ткани, а под ней, будь способны приподнять её, — всё то, что какое-то время спустя будет возвращено нашим союзникам. Небольшая жертва, если подумать, какая рыба попалась на блесну. Вернее, на неполноценность блесны.

— Вы, — рвала она смехом палатализированные звуки, — вы правда думаете, что я пришла туда поэтому? Как-то проведала, что расхищен павильон, и помчалась узнавать детали? А-а-а вы меня подкарауливали в толпе и затянули ту шарманку, чтобы увидеть реакцию? О-хо-хо! Знаете, я передумала: не будет вам откровений.

— И, похоже, есть хорошая новость для Анри, — откашливался, информируя о своём присутствии в мире сознательном, очнувшийся Мартин.

— Мы ещё не всё обсудили с дамой, так что…

— И вам безынтересно, про кого речь? — выпалила Селестина, предупредив очередное выпадение союзника из реальности.

— Про автора упомянутых утром заметок о молодёжных бандах, разумеется. А у вашего спутника хорошая память. Или что же, ваш друг — он и есть? Ах, ведь были подозрения. При других обстоятельствах я бы просил об автографе или даже встрече.

— А что мешает конвертировать одни обстоятельства во вторые?

— Это не вполне переговоры, мы не нуждаемся в дипломатическом посреднике.

— Но я уже включился в разговор, придётся это учесть. Хоть я уже и успел понять, что какая-то часть тем касается вас двоих, а какая-то — уже всех троих. И всё же я надеюсь на мирное разрешение конфликта.

— Однако было бы честно, если бы вы по-джентльменски не подслушивали, но этого избежать невозможно.

— Не подменяйте честность, порождённую скудоумием и леностью к манёврам, честностью морального выбора.

— Слишком вы дерзки для дипломата и вашего положения.

— Эту роль через её отрицание мне нарекли вы, разве нет? Пожалуйте, продолжайте. Полагаю, мне стоит это услышать, поскольку наверняка прольёт свет на то, каким образом втянут ещё и я. Что-то же подвигло вас схватить обоих, а не дожидаться, когда мы разделимся.

— «Прольёт свет»? Как интересно. Возможно, нам стоит перейти сразу к трёхстороннему этапу. Его итоги, мне кажется, поспособствуют признанию вашей спутницы…

— Которого я уже не услышу, поскольку вновь столкнусь, по ощущениям, не меньше, чем с «Летучим голландцем». Но кто знает, возможно, меня и до того уже пьянила и унесла с собой в дрейф «Мария Целеста», и это лишь неминуемое продолжение приключения.

— О, это так мило, — сложила губки, уподобив их пухлой волне, которую сей же момент разобьёт острие носа, — вот только некстати.

— «Некстати», берусь судить, для нашего дознавателя побочный результат его инициативы: свидетельство, — забреди кто в эту каморку, — что русские поступились важным для Выставок техническим прочтением принципа, э-э, лесе-фэр[43].

— О, и в большей степени, чем вы думаете. Но, простите, вы сказали «Люцифер»?

— Моё произношение настолько невнятно? И вы молчали? И вы терпели?

— Оно было вполне пристойным, пока нас не огрели… не берусь судить, чем.

— Благодарю за утешение. В свою очередь позвольте…

Возможно, обмен комплиментами бы и продолжился с уводом беседы в сторону и возможностью что-то незаметно сделать со сковывающими движения узлами или же атаковать, протаранив противника головой и повалив его, но всё акустическое пространство комнаты занял бесцеремонный скрип ножек придвигаемого столика, при рассмотрении оказавшегося сложенным — походным? — кульманом. Пришло время доказательств. Словно прибивая назойливую муху, на стол бросили некий плакатик с рисунком, приковавшим внимание каждого из троицы.

— «Сочувствующие да явят гладь». Найдено у вашего кавалера.

— Вы обчистили мои карманы, но оставили даме её украшение…

— Эй! — протест, впрочем, прозвучал глухо.

— Я лишь вёл к тому, что хоть какие-то границы не были нарушены.

— А по моему мнению, — нависла над столом свинцовая туча, — границы нарушены были, и вот тому подтверждение. Аналогичное изображение найдено мною в связи с совершенно другим, как мне казалось, делом.

— Под «найдено» стоит понимать «обнаружено в ходе обыска»? Интересно, где и у кого?

— Надеетесь, что облегчу вам задачу, выдав слабое звено?

— Два момента. Первый: облегчить задачу таким образом вы можете, только если оставите нас в живых и затем отпустите. Хм, а неплохая тенденция намечается. Второй: всё-таки не нас, я в этом сумасшедшем доме точно не участвую, только лишь надеялся заполучить в коллекцию очередную политическую историю болезни, описать ход заболевания и всё такое — считайте весьма своеобразным туризмом.

— Конечно-конечно. В таком случае позвольте узнать: вы санитар или доктор?

— Простите?

— Вы лекарство назначали или вводили?

— Говорю же: не участвую, ограничиваюсь наблюдением, запечатлеваю… Лечить подобное — забота местных властей, к которым я не имею ни малейшего отношения. К счастью или сожалению, в этом отношении остров Сите предлагает комплексную программу оздоровления. Впрочем, принципы естественного отбора тоже работают против таких сообществ.

— То есть мы оба понимаем, о каком эпизоде речь, и о том, что погибшие не были случайными жертвами? Прекрасно. И что-то ваша спутница притихла.

— Явят гладь… — отозвалась она. — Вы оба не видите всей перспективы. Я, похоже, тоже. Когда вы нашли такую же схему?

— В ночь того пожара. Предупреждая следующий вопрос: за много километров от него. Даже отвечу на вопрос «где»: среди некоторых бумаг делового и праздного характера, не имеющих общей направленности, однако можно исключить, что они были пропагандистскими.

— Интересное у вас представление о «где». О большем мечтать не стоит?

— Вряд ли мечты имеют стоимостное измерение, кроме как по затраченному на них времени, так что вопрос не столько риторичен, сколько алогичен.

— Вы, часом, не дальние родственники? — прошёлся маятник зрачков по лицам гимназистов-переростков.

— А вот обменяться информацией и заслужить в процессе кредит доверия — весьма уместно.

— Ох и презанятная же система выстроится при заложенной в основе диспозиции участников. И, так уж и быть, я не буду касаться вопроса обменного курса.

— Система интуитивна. Под интуицией я понимаю некую предсознательную периферическую сигнальную систему оценки риска и интереса, формирующуюся под воздействием профессионального взаимодействия разума со средой. И как бы мадмуазель не пыталась осмеять мои шаги, вели они в верном направлении. Совпадение ли, что два, казалось, разных дела до того любопытно сплелись? Интуиция подсказывает, что нет.