Дахштайн - Юлия Макс

— Печать есть, хоть и не в таком виде, каком должна быть. Возможно, необходимо время и терпение. Жаль, что у меня нет ни того ни другого.

Я прикусил губу, настороженно ожидая внезапных действий с его стороны. Напряг мышцы, готовый уклониться, если вдруг он надумает ударить.

Хозяин шахт лишь откинул меня и прошипел:

— Следуй за мной.

— Я могу спросить? — решился я.

— Смотря о чем.

— Лилит рассказала о функционировании отеля, но не о том, что находится под ним. Я не настаивал, так как понимал, что вы сможете лучше поведать об этом. Кто, как не хозяин Ада, знает свои владения лучше всех.

Фер Люций, обернувшись, косо взглянул на меня и одарил жесткой улыбкой. Мужчине пришлась по вкусу моя лесть. Его шаг немного замедлился, а походка стала более горделивой: расправленные плечи и жестикулирующие руки выдавали это.

— Если коротко, внизу находятся прихожая и врата в Ад. Расскажу подробнее, пока идем к ним.

Фер Люций снова прибавил шаг, я послушно засеменил следом.

— Здание существует полтысячелетия. Едва у меня получилось найти червоточину и открыть врата, как их тут же закрыли, буквально лишив меня дома.

Хозяин Ада притворно тяжело вздохнул и сделал паузу, тем самым побуждая меня спрашивать:

— Сюда ворвался Орден?

— Нет. Врата заперли на расстоянии. Тут-то в историю вклиниваются твой подлый предок, ведьмы и Ниотинский. Они совершили невозможное. Когда я взял Фауста за сердце, — на этих словах Люций обернулся и расплылся в улыбке, — не фигурально выражаясь, буквально взял. Так вот, он признался, что, благодаря нашей с ним сделке, смог оставить брешь, алхимически изменив состав своей крови, поэтому в потомках будут вызревать определенные способности. Да, Дэниэль, Фауст действительно продал душу, чтобы демоны помогали ему в опытах с чернокнижием, поиском золота, ясновидением и еще со многим, чем он не гнушался заниматься. Йоганн любил заглядывать в будущее. Твой предок «дружил» не только со мной, но и с моими врагами.

Фер Люций повернулся, чтобы убедиться в моем полном внимании.

— Тринадцатый потомок. Его кровь, став демонической, сможет сорвать печати на вратах, если их закроют силой. Сие действо до́лжно произвести, пока длится его двадцать первый год.

Мужчина с разными глазами снова вздохнул, внимательно отслеживая выражение моего лица.

— Так сказал мне Йоганн перед смертью. Как ты можешь догадаться, я все равно пробовал каждого Фауста. Ни один не справился. Ты тринадцатый.

Хозяин Ада пошел быстрее, глядя уже вперед. Я старался идти и не отставать.

— Доктор Фауст продал только свою душу?

Фер Люций повернул ко мне голову, подняв брови, и приоткрыл рот.

— Ты смекалист. Нет. Доктор играл по-крупному.

Хозяин Ада поднял две руки, взмахивая ими, словно дирижер, отчего его поведение стало отдавать фальшью. Я подавил желание скривиться и сделал еще более заинтересованный вид: шагал ближе к нему и кивал на все его реплики.

— Фауст отдал весь свой будущий род мне во служение, — торжественно и мрачно проскрежетал Фер Люций.

За его ответом чувствовалось, что Повелитель не выдал полную правду о моей крови, и я жалел, что не взял дневник предка с собой. Мы завернули в очередной узкий коридор. Я бы не отличил его от предыдущего, если бы не раздался хруст. У Фера Люция из ниоткуда в руках появилась трость, которая первая и коснулась их.

Кости. Они устилали дорогу ковром. Легкие до отказа заполнил тошнотворный трупный смрад. Уже настолько сильный, он висел в воздухе невидимой жидкостью. Казалось, вонь можно было пить. Фер Люций спокойно ступал по костям. Его не заботили ни запах, ни то, что я начал кашлять, задыхаясь.

— Я оказался отрезан от душ, которые давали силу. Это почти сокрушило меня. В отчаянии, как истинный гений я придумал решение сией досадной проблемы. Соль, из которой и выдолблены шахты, удерживает в себе все сюда попавшее. Она издавна считается базовой материей и обладает свойством консерванта. В нашем мире, Дэниэль, соль становится или защитой, или клеткой, из которой не выбраться тебе подобным.

Я внимательно слушал, тщательно повторяя каждое слово про себя, чтобы запомнить и обдумать позже. Фер Люций продолжал хвалиться:

— Враги хотели лишить меня дома. Перехитрив их, я создал прихожую Ада. Здесь я питаюсь постояльцами, чтобы поддерживать свой статус силы. Ты откроешь врата, и я верну себе царство, чтобы и дальше искать червоточины в людском мире. За полвека соляные шахты Зальцкаммергута остались единственным выходом зла, который отрезали от дверей моего мира.

Я провел рукой по волосам и потянулся, чтобы почесать кожу за ухом, но, спохватившись, быстро одернул себя. Устремив глаза в пол, уже не так уверенно продолжил спрашивать.

— Значит, отель больше не будет нужен? Зачем червоточины, если вы и так получаете души людей, попадающих в Ад?

— Соль вот в чем, юный Фауст. Во-первых, я и мои поданные имеем возможность выходить в мир людей только через подобные врата или если смертный призовет демона по всем правилам, что случается раз в столетие. Во-вторых, душа человека, которую искусили раньше предначертанного срока, в тысячу раз вкуснее и сытнее. Она еще сладко-невинная, лишь немного тронутая пороком, а оттого дающая мне куда больше силы.

Мы ступили в широкую пещеру. На влажных стенах блестел соляной налет и висели средневековые орудия пыток. Вдоль стен стояли дыбы, мебель, похожая на разделочные столы. Посредине высились несколько каменных алтарей. Пол, как и коридор шахты, оказался усеян человеческими костями. Смрад гниющих трупов никуда не делся, словно усилившись. Я ощущал его вкус у себя во рту. На одной из дыб висел мертвец. Я понял, что он мертв, по мутным, словно затянутым туманом, глазам и застывшему, перекошенному от ужаса рту. Зачарованный видом прихожей, я остановился.

— Как вы заберете души постояльцев из третьего номера? Их ведь мы убили, а не вы.

— О, эта субстанция не уходит сразу, лишь на третьи сутки оставляя тело. Я получу свое, не волнуйся.

— Я и не думал. Просто любопытно.

— Иди вперед, — Фер Люций ткнул в меня тростью. Она была бы не примечательной, но одна деталь меняла внешний вид. Набалдашник представлял собой голову змеи с разинутой пастью и торчащими оттуда острыми клыками. Гад выглядел живым.

Я повиновался. Кости под ботинками мелодично хрустели, словно рассказывали о своей жизни до того, как пали здесь, постепенно превращаясь в пыль.

Выступив из пещеры в короткий полукруглый тоннель, я уткнулся в массивные каменные двери. Они являли собой произведение искусства. На обеих створках выступало несколько десятков лиц, и я