В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сейчас есть и кое-что еще. Он перестал быть верным Джози. Он ей изменил, и при этой мысли у него на желудок ложился ком, как от холодной и застывшей овсяной каши. Хотя и непонятно, как это возможно технически: изменить женщине, ни сном, ни духом не ведающей о твоей глубокой и неизменной ей преданности. Женщине, «случайно» забывшей даже упомянуть, что она все же немного замужем. И тем не менее раскаяние переполняло его сердце, что было несправедливо по отношению к Холли, поскольку ночью — и это послужит ему оправданием — отсутствием энтузиазма он не страдал.
Но то было ночью, а сейчас было сейчас, и через час-другой наступит холодный прозрачный рассвет. И пока Мэт размышлял над тем, как ему надлежит поступить, он почувствовал некое движение в постели рядом с собой. И некоторое натяжение простыни на бедрах.
Он не выносил такие моменты. Он ненавидел их больше всего на свете. Больше даже, чем запах чужого тела, больше «Пышных лимонных бисквитов», больше, чем водителей в центре города, больше даже, чем свое непонимание американского футбола. Уместно упомянуть, что за всю его жизнь ему не случалось ложиться в постель с уродливыми женщинами, но, к сожалению, при пробуждении ему часто приходилось видеть таковых рядом с собой. А что, если с первыми солнечными лучами Холли вдруг превратится в улыбающуюся мартышку из фильма «Планета обезьян»? Весьма обаятельную мартышку, вне всякого сомнения, но ведь мартышку. Такое случалось. Он мог вспомнить не один случай, когда он ложился в постель с красавицей, почти что с Лиз Херли, а просыпался с кем-то вроде Леса Доусона.
Мэт повернулся и с неловкостью улыбнулся силуэту Холли на фоне предрассветной серости и с облегчением увидел, что она все еще вполне привлекательна. Она сидела в постели, буйные ее волосы рассыпались по плечам, а в руке была сигарета с марихуаной, и она мечтательно наблюдала, как выпущенные ею колечки дыма поднимались к потолку, закручивались там и растворялись в воздушном небытии. Она улыбнулась ему в ответ, и зубы у нее были белыми даже в этом сюрреалистическом свете:
— Привет.
— Привет, — откликнулся Мэт.
Холли выпустила еще одно колечко дыма.
— Все в порядке? — спросил он.
Она кивнула, но в том, как она это сделала, сквозила холодноватая напряженность; к тому же она вся завернулась в простыню, и эта неожиданная скромность казалась несколько не к месту, если вспомнить события прошедшей ночи.
— Я не думала, что разбужу тебя, — сказала Холли между двумя затяжками.
— А я не думал, что отвернусь от тебя и засну, — кротко ответил Мэт. — Это просто безобразие…
— Да ладно. Не самое страшное. — Она загасила бодрящую сигарету в пепельнице в виде ракушки, поседевшей от частого использования.
— Ненавижу этот момент, — сказал Мэт. — Никогда не знаешь, что сказать, как поступить. — Он приподнялся, опершись на локоть. — Не хочется говорить избитые слова, что-нибудь вроде «Тебе было хорошо со мной?» или «Мир перевернулся этой ночью».
— Если бы ты все-таки сказал это, — возразила Холли, — то я бы ответила, что мне было хорошо, и что, если сегодня ночью мир и не перевернулся, то все же он довольно сильно раскачивался.
— Правда?
— Правда. — Мышцы рта у Холли стали не такими напряженными. — А поступить тебе надо так: просто обними меня.
И, поскольку возражений не последовало, Холли нежно прижалась к нему. Теперь уже Мэт почувствовал неловкость. И как это его угораздило влипнуть во все это? Началось все со сломанного каблука и с погони за некоей подружкой невесты, а закончилось тем, что они оказались в постели, где не без приятности и прокувыркались всю ночь, внеся свой существенный вклад в горы мировых отходов использованной резины.
— А тебе было хорошо со мной? — спросила Холли.
— Да. Хорошо. Просто отлично. Великолепно. Фантастично. Превосходно. — На этом Мэт исчерпал свой довольно ограниченный запас наречий для выражения высшей степени похвалы. — Чудесно.
— Чудесно? — подхватила Холли, и ее пальцы заскользили по его груди вниз к животу. — Настолько чудесно, что хочется повторить еще раз?
— Сейчас?
— Почему бы нет?
— Почему? — Причин было много, но ни об одной из них он не мог сказать Холли. И не самой последней в их ряду было то, что он понятия не имел, откуда взять на это силы.
— Нет другого времени, кроме настоящего, — добавила Холли.
Мэт остановил ее руку.
— А сколько сейчас времени? Боже мой! — Он вперил взгляд в часы над плечом Холли. Она тоже обернулась и посмотрела на них:
— Еще только шесть часов.
— Уже шесть. Уже!
Холли резко отодвинулась от него:
— Только не говори, что тебе уже пора.
— Мне надо успеть на самолет.
— Он же улетает только после обеда.
— Мне нужно собрать вещи.
— Ты хочешь убежать от этой ситуации, так ведь?
— Да.
— Почему?
— Прости, я негодяй, но после такой ночи я эмоционально истощен, и ждать от меня проявлений чувств бесполезно.
Но убедить в этом Холли было нелегко.
— К тому же я английский негодяй, а это еще хуже, англичане этим славятся.
— Я сделала что-то не так?
— Да все в порядке, — сказал Мэт. — Все в порядке. Правда.
— Тогда почему ты так торопишься убежать?
— Я не тороплюсь. — Мэт беспокойно заерзал на постели. Ему отчаянно хотелось в туалет, но он не представлял, как в этой ситуации он, голый, вылезет из постели и заковыляет в уборную: жалкое зрелище! — Хотя нет. Ты права, тороплюсь. Но это совершенно не связано с тобой. — Он снял руку Холли со своей груди и сжал ее. — Мы отлично провели время, развлеклись…
— Провели время? — воскликнула Холли. — Развлеклись?
Мэт не понял, что такого обидного он сказал.
— Так вот что это для тебя! — Даже при таком тусклом освещении было видно, как потемнело лицо Холли. — Ты просто провел со мной время!
— Ну да… — сказал Мэт. — Я думал, ты этого хочешь.
— Ты думал, я хочу поразвлечься?
— Да…
— Я отношусь к тебе серьезно, Мэт. И хочу, чтобы ты это знал. Если ты считаешь, что я прыгаю в постель с каждым встретившимся мне мужчиной, то ошибаешься. За кого ты меня принимаешь?
— Ну… за свободную, раскованную, активную женщину, — отважился дать ей определение Мэт. — За настоящую американку из Нью-Йорка.
— Я из Орегона.
— Правда? Никогда там не был…
— Итак, я свободная, раскованная, активная женщина, от которой можно просто так уйти утром, потому что тебе так удобнее?
— Холли, мне и в самом деле надо успеть на самолет. Ты же с самого начала знала, что все это временно. — Мэт развел руками в поисках слов поубедительнее. — Я знал, что, что бы я ни сделал, ты все равно обидишься.
— И все же я не понимаю, в чем здесь сложность. — Холли сложила руки на груди. — Мы могли бы опять заняться любовью, потом позавтракали бы вместе. Я бы сделала фруктовый салат. Пожарила бы яичницу. Может быть, даже испекла бы блины. И мы разошлись бы с хорошим чувством. Не понимаю, почему ты вдруг так изменился!
— Я бы поел блинов…
— Засунь их знаешь куда?!
Мэт убрал локоть и тяжело опустился на постель.
— Все дело во мне, Холли. Ты здесь ни при чем.
— Когда так говорят, имеют в виду, что дело во мне, а не в тебе. Понятно излагаю?
— Причиной тут то самое чувство вины. Устаревшее и вышедшее из моды. Я не могу заниматься с тобой любовью, потому что чувствую себя кругом виноватым.
— Виноватым? — выпрямилась Холли. — Перед кем?
— Да перед всеми. А больше всего перед одним человеком.
— Каким человеком? Мы же с тобой свободны, разве не так?
— В общем да… Просто утром все воспринимается по-другому, ты же знаешь.
— Не знаю. Это по-твоему так. Но я, ложась вчера спать, была свободна, и… — Холли показала свой средний палец, — сегодня утром я все еще свободна. Таким образом, у тебя есть возможность…
— М-м-м-м…
— Ты что, не свободен?
— Все зависит от того, что ты вкладываешь в это понятие.
— В это понятие я вкладываю жену, двоих детей и загородный дом.
— В таком случае, я свободен. Официальных обязательств у меня ни перед кем нет.
— Но у тебя кто-то есть?
— Э… — Как бы было хорошо очутиться сейчас на улице уже одетым, а не лежать голым в постели под неотрывным взглядом Холли, прожигающим его насквозь, как лазерный луч!
— Я все время чувствовала, что ты чего-то недоговариваешь. — Произнеся это, она презрительно вздернула кверху нос.
Женщины нюхом чувствуют обман, как кошки за километр чувствуют запах жареной курицы. Вся сложность в том, что, как понял Мэт, они часто предпочитают его не замечать. Кошки находят ни в чем не повинную курицу и, повинуясь инстинкту, нимало не сомневаясь, немедленно отгрызают ножку. А женщины, пока это в их интересах, старательно не замечают даже самый сильный и навязчивый дух лжи. Успокаивая себя разными доводами, они годами ждут своего часа, чтобы отгрызть ножку, причинив наибольшую боль.