Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин

Он взялся помочь немцам оторвать Афганистан от Англии.

Англичане дважды пытались присоединить Афганистан к своей колониальной империи. Обе кровавые попытки не увенчались успехом. В 1893 году эмир абд-аль Рахман подписал договор о протекторате. Афганистан сохранял независимую внутреннюю политику, а его внешней политикой руководила Англия, точнее, британский наместник в Индии. За это Англия платила эмиру, как и индийским князьям, хорошие деньги. Для правителя Кабула это был практически единственный ис­точник дохода.

Энвер-паша собирался втянуть Турцию в войну на стороне цен­тральных держав и надеялся, что Афганистан откроет второй фронт против англичан в Индии. Немецкая экспедиция доставила эмиру отпе­чатанное на пишущей машинке письмо кайзера. Послание Вильгельма II разочаровало адресата. Это были всего лишь слова. А англичане со­общили эмиру, что ему отправлен из Индии караван с двумястами мил­лионами рупий золотом и серебром...

В конце лета 1979 года резидентура советской разведки и Ка­буле получила сведения о том, что Амин готовится арестовать троих членов ЦК НДПА — Абдула Керима Мисака, Шараи Джоузджани и Дастаги­ра Панджшири. Советские представители встревожились: все трое счи­тались преданными друзьями Москвы. Но и ссориться с Амином никто не хотел. Представитель КГБ в Афганистане предложил предупредить всех троих об опасности и предложить им тайно уехать в Советский Союз.

Эта миссия была поручена посольскому переводчику, Постоянно выполнявшему задания резидентуры. Он встретился с Абдулом Керимом Мисаком. Но предупрежденные об арестах члены ЦК повели себя совсем не так, как ожидалось. Они предпочли броситься к Амину с повинной. На следующий день Амин пригласил к себе представителя КГБ И потре­бовал немедленно убрать из Афганистана посольского переводчика. Он добавил, что среди советских представителей есть и другие люди, которые «живут старыми понятиями и представлениями и не понимают изменившейся ситуации в Афганистане и не способствуют успеху ап­рельской революции».

Переводчика без возражений откомандировали в Москву. Ре­прессии не встречали возражений со стороны советских партийных ра­ботников, которые старались ладить с Амином.

«Получив дорогие подарки, за обильными обедами, когда столы ломились от ароматных жареных барашков, а водка лилась рекой, раз­ве можно было задавать острые вопросы и подвергать сомнению линию Амина?» — вспоминал полковник Морозов.

Между советниками в Афганистане не было единства. Партийные и военные советники считали, что надо работать с фракцией «Хальк», которая фактически стоит у власти. Представители КГБ сделали став­ку на фракцию «Парчам», которая охотно шла на контакт и казалась легко управляемой.

Секретарь ЦК КПСС по международным делам Борис Николаевич Пономарев, напутствуя Харазова перед поездкой в Кабул, честно при­знался:

— Апрельская революция была для нас неожиданностью. Наши работники поддерживали контакты только с халькистами, и мы не зна­ем Бабрака Кармаля и не знаем парчамистов. Ты нам, кстати, сообщи, что у него имя, а что фамилия?

А сотрудники резидентуры внешней разведки КГ установили контакты именно с парчамистами, которые отчаянно пытались завое­вать расположение Москвы. Сотрудники КГБ увидели в этой интриге шанс: уверенные в своих силах халькисты ведут себя самостоятельно, а парчамисты готовы подчиняться Москве во всем. Значит, на парча­мистов и на их лидера Бабрака Кармаля и надо делать ставку.

— Как правило, у нас было единое мнение с послом Пузановым и главным военным советником генералом Гореловым, — вспоминает Ха­разов. — Мы все согласовывали между собой. Припоминаю такой слу­чай. Однажды мы вместе были на переговорном пункте, где была пря­мая связь с Москвой, гарантированная от подслушивания. Я беседовал с руководителем одною из отделов ЦК, а генерал Горелов докладывал начальнику Генерального штаба Николаю Огаркову.

Маршал Огарков попросил Харазова взять трубку и поинтересо­вался его мнением о ситуации в стране. Потом спросил:

― У тебя единое мнение с Гореловым или вы расходитесь?

Харазов твердо ответил:

― У нас единое мнение.

Но у группы партийных советников не было контактов с руко­водителями представительства КГБ.

― Генерал Богданов уклонялся от этих контактов, — говорит Валерий Харазов, — возможно, потому, что наши оценки положения в Афганистане были очень разными.

Леонид Павлович Богданов, бывший резидент советской развед­ки в Иране и Индонезии, руководил представительством КГБ при спец­службах Афганистана.

В практической работе Тараки был беспомощным. Амин, напро­тив, оказался прекрасным организатором. Амин, физически крепкий, решительный, упрямый и жесткий, обладал огромной работоспособно­стью и сильной нолей.

— Амин имел огромный авторитет в стране, — говорит Ха­разов. — По существу, он в апреле 1978 года отдал приказ о воору­женном выступлении. Так что халькисты всегда говорили, что настоя­щий герой революции — Амин.

Тараки называл Амина «любимым и выдающимся товарищем» и с удовольствием передавал ему все дела. Тараки не любил и не хотел работать. Его славили как живое божество, и ему это нравилось. Та­раки царствовал, Амин правил. И он постепенно отстранял Тараки от руководства государством, армией и партией. Многим советским представителям в Кабуле казалось естественным, что власть в стране переходит в руки Амина, ведь Тараки не способен руководить госу­дарством.

— Когда я был в Кабуле, Тараки и Амин были едины — ВОДОЙ не разольешь, — говорит Валерий Харазов. — Причем Амин тянул весь воз работы на себе. Он занимался партийными делами, армией, кадра­ми. А потом начались интриги. Прежде всего, в нашем союзническом аппарате, Тараки и Амина стравили...

— А у вас было ощущение, что Амин плохо относится к Совет­скому Союзу, что он симпатизирует Соединенным Штатам? — спрашивал я Харазова. — Ведь потом это утверждение станет главным объяснени­ем, почему убили Амиина и заменили его Кармалем.

— Амин постоянно говорил о своих дружеских чувствах к Со­ветскому Союзу, — вспоминает Харазов. — Слухи о том, что Амин — агент ЦРУ, были и при нас. Основывались они на том, что он недолго учился в США и был там руководителем землячества афганцев. Но ни тогда, ни сейчас, через столько лет после его устранения, не найдено никаких подтверждений того, что он был агентом ЦРУ.

— К Советскому Союзу Амин относился с уважением и любовью, — говорит генерал Заплатин. — У него были два святых праздника в году, когда он позволял себе спиртное, и это были не афганские, а советские праздники — 7 Ноября и 9 Мая.

Когда Амина убили — а с ним погибли двое его сыновей, — вдова с дочками и младшим сыном поехала в Советский Союз, хотя ей предложили любую страну на выбор. Но она сказала:

— Мой муж был другом Советского Союза, и я поеду только в Советский Союз...

Между афганскими лидерами был не политический конфликт, а личный, это была война амбиций. Ею воспользовались наши советники, принадлежавшие к разным ведомствам. Ведомства тоже конкурировали между собой.

— Отношение к русским было тогда прекрасным, — вспоминает Валерий Харазов. — «Шурави» считались друзьями. Незнакомые люди прямо на улице приглашали нас в гости. Но все это было до ввода наших войск. После ввода войск у афганцев коренным образом измени­лось ношение к русскому человеку.

Хотя недовольство новым режимом проявилось довольно быстро. В ответ начались массовые аресты реальных и потенциальных против­ников новой власти. Хватали многих — часто без каких-либо основа­ний. Арестовывали обычно вечером, допрашивали ночью, а наутро уже расстреливали. Руководил кампанией репрессий Хафизулла Амин.

Советники несколько раз разговаривали с Амином на эту тему. Говорили, что такая поспешность в решении судьбы людей может при­вести к катастрофе. Рассказывали о трагическом опыте сталинских репрессий. Он уверенно отвечал:

― У вас тоже были большевики и меньшевики. Но пока были мень­шевики, порядка в стране не было. А вот когда вы от меньшевиков избавились, все у вас стало нормально. У нас примерно такое же по­ложение...

По словам полковника Морозова, Амин цитаты для своих выступле­ний находил в сталинском «Кратком курсе историт ВКП(б)», который всегда был у него под рукой. Глава представительства КГБ в Афгани­стане генерал Борис Иванов, сообразив, откуда Амин черпает свое вдохновение, доверительно сказал ему:

Товарищ Амин, я тоже сталинист!

Однажды к генералу Заплатину пришла русская женщина, кото­рая вышла замуж за афганца, учившегося в Советском Союзе. Он был муллой, и его арестовали. Женщина умоляла Заплатина помочь мужу. Он попросил афганцев узнать, за что арестовали человека. Афганский генерал пришел с извиняющимся лицом, объяснил, что муллу уже растреляли. За что? — спросил Заплатин.